Коррекция (СИ) - Геннадий Ищенко

— А англичане? — спросил его один из офицеров у помоста, судя по погонам, лейтенант–коммандер. — Что будет с ними?

— То же, что и с вами, — ответил Заг. — Всех выживших доставят в Союз и будут лечить. Военные английские моряки пока останутся здесь и будут помогать ухаживать за больными соотечественниками. Их два миллиона, поэтому вывозить будут месяц.

— Дайте мегафон, — попросил Рощин. — Теперь скажу я. Вы слышите гул турбин. Это идут на посадку наши корабли. Сейчас вы все организованно покидаете лагерь и грузитесь по тысячу человек в каждый из них. Выполнение всех приказов экипажа обязательно! Такого же поведения от вас ждут и по прилете. Когда прибудете на место, вас приведут в нормальный вид и накормят, а потом проведут тестирование. Мы должны знать, что вы за люди, и чего от вас можно ждать. Заранее могу обещать всем, что к вам отнесутся с уважением, как к новым гражданам государства. И так будет всегда или до тех пор, пока кто‑то из вас не покажет, что вы такого отношения не достойны. Если в бараках есть те, кто не могут передвигаться самостоятельно, вы им должны помочь. На борту будут врачи, которые окажут нуждающимся срочную помощь. Всем остальным лучше потерпеть до конца полета. Всем все ясно? Тогда идите на посадку и помните о том, что мы вам здесь сказали.

Глава 32

Зак уже пятый день работал в госпиталях, которые быстро развернули на территории каждого лагеря. На то чтобы вывезти в Союз сто пятьдесят тысяч англичан и вернуться обратно, уходило полтора дня. Число бывших заключенных уменьшалось, но слишком медленно. Многие из них дошли до предела и продолжали умирать даже сейчас, когда их перенесли в тепло быстро возведенных пневмокаркасных госпиталей, уложили на надувные матрасы и оказывали всю возможную в таких условиях медицинскую помощь. В каждом госпитале, помимо врачей, работали три сотни английских военных моряков. Они же каждый день хоронили тысячи тел.

— Мы немного опоздали, — сказал Заку один из врачей. — Здоровье всем выжившим вернем, вот только из тех, кто здесь лежит, сможем вытянуть в лучшем случае две трети. Все зашло слишком далеко, а медицина не всесильна. Летели бы вы домой, здесь и без вас помощников хватает.

Он не мог улететь. В первый день, когда в госпитали несли тех, кто не мог встать и идти самостоятельно, он увидел на носилках одну женщину и обомлел: она была точной копией его Маргарет. Правда, жизнь в этой истощенной копии жены едва теплилась. Он подошел и забрал у одного из матросов носилки. Теперь в перерывах между работой он приходил к ней и сидел, вглядываясь в исхудавшее лицо и синяки под глазами, прислушивался к дыханию и боялся, что однажды на матрасе окажется кто‑нибудь другой. Он поймал врача и подвел к ней, задав вопрос, выживет или нет.

— Эта? — сказал врач. — Что, знакомая? Жаль, ее имени никто не знает. Затрудняюсь дать прогноз. Состояние тяжелое, но не безнадежное, а у нас большинство женщин выздоравливает, больше умирают мужчины.

А сегодня она впервые пришла в себя. Случилось это после того, как медсестра что‑то ввела ей в вену и поспешила к другому больному. Зак сидел на пустом пока соседнем матрасе и смотрел на нее с состраданием и нежностью. Наверное, он задумался, потому что никак не отреагировал на ее широко открытые глаза.

— Вы кто? — еле слышно спросила она. — И где это я?

— Я Зак Александер, — ответил он, чувствуя, что душу захлестывает радость. — Вы в советском полевом госпитале. Вас вылечат и вместе с другими отправят в Советский Союз, так что все самое плохое для вас уже позади. Не скажете, как вас зовут, мэм?

— Джина Брукер, — ответила она. — Вы не могли бы дать воды? Страшно хочется пить.

— Сейчас я узнаю, что вам можно, — заторопился он, — а заодно приведу врача!

Врача он не привел, притащил.

— Прекрасно! — сказал тот, увидев ожившую пациентку. — Сейчас вас напоят. Так, пульс гораздо лучше! Раз имеем такое улучшение, значит, мы вас первым же рейсом отправим домой и там будем долечивать.

— У меня нет дома, — горько сказала Джина, — и не осталось никого. Зачем вы меня лечите?

— Так дело не пойдет! — решительно сказал врач. — В чем дело, генерал? Вы от нее уже пять дней не отходите. Если эта женщина для вас что‑нибудь значит, постарайтесь изменить ее настрой. В том, в каком она находится сейчас, она и при нашем лечении загнется.

Подошла медсестра и дала Джин что‑то выпить, после чего они побежали к другим больным, и с ней остался только Зак.

— Почему вы здесь, Зак? — спросила Джин. — Вы меня знаете? Я вас никак не могу вспомнить.

— Это неважно, — отвел он глаза. — Мы с вами незнакомы, дело в другом. Вы просто копия одной хорошо знакомой мне женщины. Я понимаю, что это глупо, что вы это не она, но ничего не могу с собой поделать. Не прогоняйте меня, Джин, позвольте просто побыть рядом!

— Женщина, на которую я так похожа, ваша жена?

— Да. Она умерла незадолго до извержения от саркомы. Все произошло слишком быстро, медики просто ничего не успели сделать. Нечасто, но такое бывает. Чтобы заглушить тоску, я с головой ушел в работу. Это и спасло мне жизнь.

— А дети?

— И дети, и внуки — все погибли. Сейчас это почти у всех. Сохранили близких очень немногие из американцев. Это кое‑кто из беженцев южных штатов и те, кто были за границей. Сейчас они все в Союзе. Я сюда тоже прилетел оттуда. Вы говорили о потере. Кого вы потеряли, мужа?

— Да, его. Мы долго держались, но потом ему стало плохо с животом. Неудивительно, если знать, чем нас здесь кормили. А когда его не стало, почти тотчас же свалилась и я. Все стало безразлично, и сил сопротивляться просто не было. Зак…

— Что, Джин?

— Не бросайте меня, Зак! Я видела, как вы на меня смотрели. Я вам ничего не могу обещать, но даже просто иметь друга, когда в душе не осталось ничего, кроме пустоты…

— Завтра утром я улечу с вами, — решительно сказал он. — Мне близкий человек нужен не меньше, чем вам, а к вам меня тянет так, что сопротивляться я не могу и не хочу. В любом случае на мою помощь и поддержку вы можете рассчитывать всегда!

— Врачи тебе поставят памятник! — сказала Лида мужу, после того как они поужинали, отпустили Лену и устроились на диване в гостиной. — То стояли пустые больницы, а теперь они все забиты.

— Так уж и пустые, — возразил он. — Многих беженцев лечили.

— Я обморожения не считаю, — отмахнулась она, — а у большинства больше ничего и не было. Кстати, сегодня слышала, что вернулась экспедиция на Тибет. Что, так ничего и не нашли?

— Где это ты могла слышать? — удивился он. — Это секретная информация, которая через Секретариат не пошла.

— Профессора Лешкова знаешь? А его жена у нас завсектором и моя подруга. Не вздумай ее чихвостить: Светка ничего никому прямым текстом не болтала, так, проскочило несколько намеков, но мне этого хватило.

— С живыми бактериями у них, на наше счастье, ничего не вышло. Тысячи проб в самых разных местах с одним и тем же результатом: живых носителей нигде нет. Может быть, что‑то оставалось в лаборатории в Шанжао, но там все обработали плазмой, так что и эту опасность убрали.

— А в Индии?

— Если они не сохранились в Китае при низких температурах, то в Индии не сохранятся и подавно. И соваться мы туда пока не будем даже в скафандрах. Есть предел психической устойчивости и у наших десантников. Ты просто не представляешь, что там сейчас творится. Морозов нет, но холодно. В таких условиях тела будут разлагаться годами. Да там мухи будут падать на лету, если они еще остались. Чуть позже пошлем туда автоматы и посмотрим одним глазом.

— Значит, опасности больше нет?

— Береженого бог бережет, — ответил Алексей. — Все пострадавшие страны закроем на двадцать лет. За это время точно ничего не останется, а плоть сгниет. Да и не нужны нам пока те территории, с Европой и Америкой возни надолго хватит. А всех остальных строго предупредим, чтобы тоже не совались.

— Остальных — это кого?

— В первую очередь Иран, Монголию и Японию. Ну и островные государства, особенно Сингапур. Тем нужно только восстановить мосты. Конечно, если будет кого предупреждать.

— Получается, сам не гам и другому не дам? — съязвила Лида.

— После катастрофы в своих собственных странах земли будет до фига, так что нет никакой необходимости лезть к соседям. А когда она появится, решим этот вопрос коллективно. Не бойся, все себе не захапаем.

— А как у нас себя ведут новые граждане? На вашем канале об иммигрантах вообще не упоминают, по крайней мере я не слышала.

— Очень сложный вопрос, — слегка поморщился Алексей, — но мы и не думали, что там все будет тихо и гладко. Будет непросто ассимилировать десятки миллионов носителей другой идеологии и культуры. Поначалу беда всех придавила, теперь люди понемногу отходят. Тестами мы отсеяли человеческий мусор, да и то не весь.