Светлолесье - Анастасия Родзевич

Кто мог подумать еще вчера, что беглый и презираемый травник с отшиба Линдозера примет из рук врага и судьбу свою, и имя?

Но Рухара переливался. Манил. Длинное лезвие переходило в тяжелую рукоять с родовой вязью.

Колхат тоже впился взглядом в древний клинок.

– Он выкован из свирюлла и небесного железа, – прохрипел червенец.

Дан тоже признал в бороздке на острие знакомый слюдянистый блеск.

– Обличитель.

От голоса нового хозяина меч будто задрожал всеми слоями заключенных в нем нетерпения и силы. Рухара хотел служить. Звал его. Он, как и Альдан, был обескровлен вынужденным затворничеством.

И Альдан рвался к этому зову. Час битвы пробил.

Меч лег в руку. Тяжесть показалась привычной, равновесие – совершенным.

И бывший травник с городской окраины принял меч праотца и стал, наконец, тем, кем был от рождения – воином на защите людского Закона.

– Нам пора, Альдан Заревич, – с сожалением произнес Колхат, ему явно не хотелось уходить отсюда.

– Ты спрашивал, что я еще могу, – сказал Дан, все еще не сводя глаз с Рухары.

– И что же?

Альдан перевел взгляд на червенца.

– Я вижу скверну в других.

Колхат прищурился. Его лицо напомнило деревянную маску, которая треснула под рукой неумелого резчика.

– И я вижу ее в тебе.

Альдан наотмашь ударил Колхата рукоятью, и червенец рухнул на пол, отчего разлетелись в стороны кроваво-красные гранаты.

Все обретало смысл.

На сей раз – истинный.

Горожане сожгли мунну, и сердце Линдозера также обратилось в пепел, пожар распространился на крыши соседних теремов, и пока люди спасались бегством, центр выгорел полностью. От бо́льшей беды город уберегло расположение, потому что огню не удалось перебраться через дорогу до возвышенностей, на которых ютились другие дома.

Княж со своей дружиной и червенцами отправился в лес, наказав горожанам не покидать город, но часть линдозерцев решили искать защиты под сенью крепости. Те, кто остался, старались задобрить лес, и в ход шли обряды разного толка: пока одни читали Закон и жгли свечи, другие резали головы черным курицам и окропляли пороги своих жилищ кровью. Некоторые делали и то, и другое. Единогласия не было, и между соседями и родственниками вспыхивала вражда.

Все это Альдану поведала рыдающая Яния, едва он вышел из крепости. Девушка кинулась ему на грудь, точно раненая птица.

– Спрячься понадежней, – велел ей Альдан и побежал к червенцам во внутренний двор. Некому было урезонить толпу в городе, некому было держать Закон. Пока одни жрецы стерегли крепость, другие блуждали в оскверненном лесу.

Рухара, клинок без ножен, и он, наследник без признания, как есть неслись вниз. Не взять Ворону людей княжеских, не получить колдуну сил чудовых. Альдан чувствовал, как железо в руках питает его, словно добрая трапеза и крепкий сон, и к тому мигу, как он закончил спуск по лестнице, силы его удвоились.

Альдан чувствовал, как вера выжигала скверну из крепости, и тягучий морок отступал от его стен и людей. Но небо хмурилось над родовым гнездом, сбивались в тучи тяжелые облака. Ядом пропахла обстановка в жреческой стоянке, там ветер вздымал занавеси шатров, гасил стоны раненых, а те жрецы, что охраняли двор, молчаливо несли свою службу.

Лес был тих, ни одна неупокоенная душа не витала на поляне рядом с недостроенной башней или в ставке червенцев, разбитой за ней. В этом могло бы быть что-то успокаивающее, если бы Альдан точно не знал, какие беды пророчит такая тишь. Если лес молчал, значит, в его чаще набирало силу зло. В каком месте ему суждено прорваться, можно было даже не гадать: раз Драургу нужно разрушить Печать, он вынудит червенцев искать колдунов, нашепчет другим колдунам искать Лесёну, обратит людей в чудовищ, лишь бы достать свое. Не даст сбежать колдунье, способной разбить древние чары.

Когда Альдан вышел к заставе, стражники подняли головы, в которых ходила злая угрюмая боль, отравляла думы. Видно было, что не по сердцу воинам стеречь ворота, чуяли они, что враг не снаружи, а внутри.

– Откройте ворота! – крикнул Альдан громко. Так, что услышали на другой стороне и признали.

– Данушка, – голос Косомы резанул отчаянием. – Данушка!

Вдруг навстречу попался Ордак. Червенец уже был снаряжен в дорогу, но цепкие глаза сразу высмотрели и меч, и родовую вязь на нем.

– Какой-то знакомый у тебя клинок. Это…

«Обличитель» – договорил он одними губами. Стало ясно, что беловолосый удивлен, и почему этот меч в руках бывшего пленника, и отчего Альдан так прямо держит спину, и отчего так решительно идет вперед.

– Открой ворота и следи за белыми шатрами, – велел Дан. – Ворон может обратить раненых в чудовищ.

– Опять ты поперек воли княжа идешь, предатель.

Доспех Ордака – вороненая ардонийская сталь, которая, по слухам, легка и удобна, словно вторая кожа, и прочна, будто чешуя аспида. Альдан заставил себя дышать ровнее. Весь его гнев должен был достаться лишь одному существу. Сейчас важнее другое – выбраться из плена червенцев.

– Закон превыше людской молвы, – ответил ему Дан. – Вспомните, что говорил Мечислав, а если забыли, так ищите на Вратах Милосердия. Мы – щит меж миром людей и миром чуди.

– Видит Единый, не тебе нам про долг говорить, – процедил Ордак. – Ребята, крути его!

Червенцы выбросили вперед копья и окружили Альдана. Силы много в руках, а глаза все одно – страхом стелет. Альдан выше поднял свой меч. Охнули жрецы в алом, признав клинок Мечислава.

Но оторопь их была недолгой, потому что воины ринулись вперед быстрее прежнего и повалили Альдана гурьбой.

– Подменыш. – Ордак присел рядом с ним. – Откуда у тебя клинок? Посмеешь лгать, я брошу тебя в костер. Посмеешь перечить – трижды о том пожалеешь. Всего этого уже достаточно для того, чтобы свершить правосудие немедля. – Червенец погонял по рту слюну и сплюнул ее на землю, подчеркнуто близко к Дану.

Альдан все это время до рези в глазах всматривался в ворота, в палаты, во двор. Ворон наверняка был где-то рядом, выжидал.

– Думаешь, ты достоин? – Альдан узнал свой голос прежде, чем понял, что эти звуки родились в его горле. – Стать княжем Линдозера вместо него?

– Но если не я, то кто? – Ордак отозвался холодно и высокомерно, показывая, что даже в миг сошедшего на него откровения не позволит ему перечить. – Я был изгнан, но не понимал всего величия замысла Единого… Я – преемник Мечислава, его сын не по крови, а по духу.

Но лес уже распахнул свою