Отец и сын, или Мир без границ - Анатолий Симонович Либерман

коробку, а Шутней не успеет выскочить и пропадет. Незадолго до нашего расставания с Кембриджем Шутнею даже разрешили посидеть у нас под креслом, а Ника стала поговаривать о том, что неплохо бы взять его с собой: «Кошки придают дому уют». Официальный статус Шутнея был неясен. Он принадлежал каким-то соседям, но те почти никогда не пускали его в дом и не закармливали.

Задолго до рассвета Айрин наполняла миски, всегда стоявшие у дверей, чтобы «накормить кисок». Хотя переезд в Уэльс только намечался, она уже тогда планировала «выкрасть» Шутнея и забрать его с собой. «Выкрасть? – удивился я. – Будто кто-нибудь заметит его исчезновение!» Однажды утром Айрин постучала к нам в дом и просила меня передать Жене, чтобы он не волновался: зуб выпал сам. За завтраком выяснилось, что у Шутнея верхний клык врезался в нижнюю губу или что-то в этом роде («а это, как ты сам понимаешь, смертельно») и его должны были везти к ветеринару, но ночью вредный зуб выпал без хирургического вмешательства.

Облезлая кошка Бузи (грязно-белая с желтыми полосами), никогда не отлучавшаяся из-под фургона и часами вылизывавшая себя, имела совершенно легендарную биографию. С самого начала было известно, что Бузи – самец и что ему двадцать один год. Я усомнился, доживают ли кошки до столь преклонного возраста, но Ника, руководствуясь исключительно интуицией, сказала, что Бузи действительно очень стар. Дальнейшие события вырисовываются смутно. Известно лишь, что его свезли на кастрацию, что он оказался самкой и что ей семь лет. В дом ее не пускали, «потому что она делает свои дела повсюду», а вообще-то все кошки, находившиеся под опекой Айрин, имели заслуженную репутацию чистюль: «Мои кошки – образец чистоты: ни пятнышка; каждый вечер я протираю их специальным спиртом. Бузи же не образец чистоплотности, но вообще-то она в порядке и гладить ее приятно».

Неопознанными тенями промелькнули мимо меня (но отнюдь не мимо Жени) разные другие кошки: некто Бремблс («улица не была бы тем, что она есть, без Бремблса») и пришлый кот, похожий на Бремблса и за это названный Бремблс II («он просто скверный мальчишка» – все закавыченные фразы принадлежат Айрин в Жениной дословной передаче) и киска Сатина (с ударением на первый слог).

Эта киска заслуживает особого внимания, так как Айрин готовила ее в чемпионки мира, но, чтобы заслужить это звание, ей надо было немного похудеть. Я так и не смог выяснить, какие соревнования существуют для котов, и знаю только о награде: победителя фотографируют на коробке с кормом для кошек (и вручают чек хозяйке?). Так, сиамская кошка, которая в те времена смотрела на англичан с соответствующей рекламы, была одной из питомиц Айрин и тоже чемпионкой мира. Однако любимицей Айрин оказалась Митч, тезка киновыдры, о которой мы смотрели фильм в какой-то Женин день рождения. Вот эту-то Митч постигла печальная участь.

Незадолго до нашего отъезда мы услышали визг; Женя выскочил на улицу и увидел несчастную кошку всю в крови. Он тут же постучал Айрин, и та помчалась к ветеринару. Оказалось, что Митч попала в капкан и ее, совершенно изуродованную, кто-то – скорее всего, владелец этого противозаконного приспособления – принес на нашу улочку, так как знал, откуда она. Спасти кошку было невозможно, и ее усыпили. Обо всем этом мы узнали назавтра от Айрин. Бедная Митч! Когда-то Айрин спасла ее, забрав от людей, которые подвешивали ее за хвост, а теперь вот такая злая судьба.

Айрин рассыпалась в комплиментах Жене: «Дай бог ему здоровья! Он такой хороший мальчик!» Не избалованный похвалами в его адрес, я зарделся и сказал: «Мы делаем все возможное». Айрин поняла меня по-своему: конечно, пояснила она, не всякая семья может воспитать в ребенке такую любовь к животным. Она и раньше говорила ему: «Любовь к животным – редкий дар». Так оно и есть; опасны лишь неестественные размеры этого дара. «Я не буду отмечать в этом году Рождество, – сказала Айрин, – вся радость загублена смертью Митч. Так же было два года назад, когда умерла моя мать».

«По паспорту» Митч звалась Абигейл Табита. Как и Сатина, она была застрахована на 20 000 фунтов, но я выразил сомнение, что компания платит за кошек, которых пускают гулять одних. При всех обстоятельствах Айрин дозналась, кто держит капкан, и собиралась подать на этого человека в суд; она даже решила прийти к нему в дом и отрубить ему руки, как были обрублены лапы у Митч. В конце декабря мы уехали, и продолжение этой истории мне неизвестно, но наша квартирная хозяйка заметила: «Я ничуть не удивляюсь, что дело дошло до капканов: на улице от кошек прохода нет – настоящее проклятье». Похоже, что она была лишена того редкого дара, которым природа щедро наградила Айрин и Женю.

В Англии, как и в Америке, было необычайно активное общество защиты животных. Его члены приковывали себя цепями к садовым решеткам и фонарным столбам, громили лаборатории и выпускали мышей, крыс и кошек (часто зараженных опасными вирусами) на свободу, где они почти сразу гибли; они также собирались на многолюдные митинги и заседания. Женя горячо поддерживал их, и по этому поводу у нас состоялся короткий, но серьезный разговор. «Дело в первоначальных допущениях, – сказал я ему. – Если считать, что всякая жизнь одинаково священна, то лабораторные опыты недопустимы. Вопрос в том, стоит ли загубить тысячи морских свинок, кошек и собак, чтобы научиться делать операцию, которая недавно спасла дедушку, и делать тебе прививки, защитившие тебя от массы не просто опасных, но смертельных болезней». Женя неохотно признал, что, пожалуй, стоило, но тут же добавил, что свинок не так жалко. Я не мог понять логики этого рассуждения. Айрин не ест мяса, но ест рыбу. Чем рыбья жизнь менее драгоценна, чем любая другая? Или рыбе не больно, когда ее вытаскивают из воды? Животные, говорят нам, – бессловесные твари, но уже немей рыб никого нет. Не знаю, какую пользу принес Жене этот разговор. Во всяком случае, ни экотеррористом, ни вегетарианцем он не стал, а гибель Митч ничуть не омрачила его жизни.

Айрин решила доставить Жене удовольствие и заказала ему Деда Мороза (это удовольствие стоило один фунт), и в положенный вечер разодетый в красное Дед Мороз в сопровождении Айрин и ее мужа явился к нам в гости, вручил конфеты и затеял разговор о том о сем. Узнав, в какую школу ходил Женя, он спросил о девочке А. Б. Женя подтвердил, что такая девочка в его классе была. Дед Мороз потребовал наш миннеапольский адрес и выразил надежду, что дети будут