Отец и сын, или Мир без границ - Анатолий Симонович Либерман

Самое толковое собеседование было в школе № 3 (куда мы подали на всякий случай). Требовалось присутствие родителей. Молодой человек, ведавший приемом, спросил, какой у Жени учитель, что он о нем думает, что, по его мнению, тот сказал бы о Жене; какой у Жени любимый предмет (ответ: математика; дожили), сколько он читает и что прочел в последнее время. Женя отвечал разумно и четко. Молодой человек восхитился тем, что он назвал колоссальным словарным запасом (его бы устами мед пить!), и мы ушли обнадеженными. Кончилось тем, что Женю приняли во все три школы, но мы, конечно, пошли в «Аркадию», предел наших провинциальных мечтаний.

Поскольку мы должны были поехать на один семестр в Англию, мы купили учебники Жениной будущей школы, чтобы вернуться подготовленными. Из иностранных языков пришлось выбрать латынь. Выбор это был вынужденный: испанский в его классе не преподавался, а французский оказался бы потерей времени. Самым грустным, что я обнаружил в программе, была, как всюду, математика. Я вспомнил, как однажды мне позвонил какой-то деятель и попросил выступить перед учителями: рассказать о советской системе образования. Обычно я с тоской плелся на подобные собрания, понимая, что доклад нужен только для того, чтобы какой-то администратор поставил галочку, но в тот раз отказался, сославшись на совершенную бесполезность жанра. Мы долго проговорили по телефону. По его словам, основные враги образования – родители. Слово «алгебра» приводит их в ужас. Или говорят о японцах. О, японцы – умный народ… Родители, выросшие в академическое безвременье, не хотели, чтобы дети были умнее их. Мой собеседник был прав, хотя он не мог себе представить, что в 2017 году президент какого-то колледжа назовет алгебру расистской наукой, потому что национальные меньшинства не могут ее сдать и из-за этого им закрыт путь наверх, а путь по вверх идущей лестнице – это, оказывается, привилегия, а не награда, которую надо завоевать трудом.

Что говорить! Однажды Женя выполнил положенные задания и по нашему совету попросил дополнительной работы. Поразмыслив, мистер Р. посоветовал Жене взять серию интервью у агентов по продаже билетов. Я взревел, как раненый бык: мы уже опросили весь мир в Голландии. Тогда Женя попросил дополнительное задание по математике. Мистер Р. пообещал что-нибудь подыскать, долго тянул и наконец сказал, что у него ничего нет. Слышал ли кто-нибудь нечто подобное!

Тот мальчик, которого приняли в «Аркадию» за год до Жени, изводил своего учителя аналогичными просьбами. Может быть, он и добился успеха, но характерно, что учителю такая мысль в голову не приходила. А у нас на зимние каникулы было задано несколько листов с примерами. Но мы уехали в Нью-Йорк, и примеры остались несделанными. Никто ничего и не спросил.

В школу поступили близнецы из очень богатой семьи. Случайно я разговорился с их матерью. Она манерно призналась мне, что умножать дроби она умеет, но деления не одолела. Мой коллега (гуманитарий, профессор) и добрый приятель, англичанин чуть моложе меня, уже тогда не мог помогать своей дочери, Жениной сверстнице (она была немного старше его). Где-то существовали расхваленные школы, в которых блестящих детей учили блестящие учителя. Уверен, что это не миф. Там и задачи с двумя звездочками (то есть сверхтрудные) решали и болтали с Демосфеном на его родном языке. Но те райские кущи цвели на дальних берегах.

Учебники алгебры-геометрии в «Аркадии» произвели на меня жалкое впечатление. После многочисленных разговоров с математиками было решено записать Женю в восьмой (американский) класс, а потом, возможно, перевести в так называемый продвинутый восьмой. Однако выяснилось, что в восьмом классе нет геометрии, а в седьмом, половину которого мы пропускали из-за Англии, есть элементы геометрии. Зато в девятом опять есть. Я удивился: разве дети не забудут все, что знали? «Мы не обращаем особенного внимания на доказательство», – объяснил мне завуч по математике. «А что же еще, если не считать построений, есть в элементарной планиметрии?» – удивился я. Мой собеседник что-то хмыкнул, но ничего не ответил. Было ясно, что по крайней мере весь ближайший год геометрию опять придется прогрызать дома, но ясно было и другое: день не резиновый и пройти арифметику (то, что от нее осталось), всю алгебру и всю геометрию по вечерам невозможно. И так, когда начались бессмысленные хоккейные тренировки, пришлось тасовать французский и музыку.

«Аркадия» была за углом, но и старая школа никуда, конечно, не делась: сплетни, хоккей, лагерь. Класс продолжал жить напряженной жизнью адюльтерного романа, разворачивавшегося в живом уголке. Аманда охладела к Дереку, и тот был в отчаянии: «Может быть, дело в том, что я ношу очки?» Женя выполнял функции деятельного посредника между ними, но Аманда стала крутить любовь с кумиром школы Джеком.

Об этом Джеке я собирался написать, что помню его по предыдущим дням рождения и что он чудовище, но воздержался из-за одного эпизода. На очередном Стэнфордском тесте была задача: три лимона стоят 75 центов; сколько стоят 27 лимонов? Мы издавна решали такие задачи, и как раз тогда в русском учебнике пошли пропорции. Женя хорошо их понял и все же стал выяснять, сколько стоит один лимон. А Джек (с которым, возможно, тоже занимались дома) ткнул пальцем в Женин тест и сказал: «Ты разве не видишь, что лимонов стало в девять раз больше?» Ай да Джек! Я сразу одобрил выбор Аманды: рви лучший кусок.

Тем временем Женя наслаждался событиями в человеческом треугольнике; сам же был свободен от любовных пут. Он издавна дружил с очень славной девочкой Кейт, хорошей художницей; сохранились ее комиксы о Жене и коте Гарфильде. «Она под очень сильным Жениным влиянием», – сказал нам мистер Р., и невозможно было понять, одобряет он этот союз или нет. Сам Женя как-то сказал: «Я бы хотел девочку покрасивее, но не до жиру, быть бы живу». Случилось так, что он, Кейт и еще какая-то девчушка шепотом беседовали на уроке о котах. Каждый мяукал, изображая свою кошку. Женя приврал, будто Чарли – его кот, и тоже мяукнул (не сомневаюсь, что очень похоже). Почему-то мистер Р. услышал только Женю, сказал, что тот сознательно нарушает дисциплину, и пригрозил пожаловаться родителям.

Между прочим, в связи с прогулянным рисованием я по телефону говорил с учительницей и пытался восстановить мир, но она как автомат бубнила одну и ту же фразу: «Наша школа основана на доверии. В этом смысл системы Монтессори». Так я ничего и не добился, но инцидент имел счастливый конец, так как Женя перевел ей статью из французского журнала. Она никак не могла