Отец и сын, или Мир без границ - Анатолий Симонович Либерман

В том году опять была «конференция по науке». Женя выбрал в качестве темы самолеты (что же еще?), готовился с бешеным рвением и получил призовое место, а доклад даже сделал в качестве гастролера в младшей группе. Лишь самолетами, котами и свинками занимался он без понуканий. А между тем он стал хорошо играть. Трехстрочную прелюдию Шопена и этюд Геллера «Лавина» он готов был повторять хоть сто раз, но не было случая, чтобы он добровольно открыл крышку пианино, и с книгой тоже никогда не садился сам. Остановившись на полуслове, он не возвращался к самому интересному месту, если не считать французских детективов (которых мы в Брюсселе и в Антверпене купили тонну), и, конечно, того, что по вечерам читал ему я; тут он не мог дождаться следующей главы. Когда я его усаживал, он не возражал и не скрывал радости, наткнувшись на что-нибудь забавное. Такой отрывок он читал мне вслух, и мы радовались оба. Он, несомненно, гордился своей начитанностью и музыкальным развитием; он даже любил видеть себя играющим. Дети – все же странные существа.

Иногда в школе возникало нечто, увлекавшее всех, а значит, и Женю. На первом месте долго держался хоккей. Дома он каждую свободную секунду загонял шайбу в раздвижные домашние ворота, а иногда даже таскал сетку в школу. Два раза в неделю их школьная команда тренировалась в зале. Тренировал их все тот же мистер Р., и ему помогала какая-то дама (а может быть, он помогал ей). Увы, хоккей не квадратный корень и не теорема Пифагора-Гарфильда: в нем нужны результаты. В турнире, из которого команда выбывала после двух поражений, они вылетели сразу, лишь случайно выиграв первый матч (4: 3). Никто не огорчился: дети вытянулись в свой рост и получили удовольствие. Что же еще надо? Уезжая в полюбившийся ему весенний лагерь, Женя все время помнил, что вернется в день игры и прямо с автобуса ринется защищать свои ворота (так и случилось). А на музыку мог уйти без нот и в школу – без выполненного задания.

Неожиданно школа стала играть в шашки. Без конца шел турнир, и, когда подвели итоги, выяснилось, что Женя занял первое место. Ему вручили кубок, по идее переходящий, но второй розыгрыш проведен не был (естественно) и кубок навсегда остался у нас. В отчаянии от его глупых увлечений (к шашкам я как раз относился хорошо), я однажды сказал, выслушав очередной панегирик Снифферсу, что Женя – какое-то странное существо: полузверь, получеловек – сфинкс. И мы одновременно расхохотались, потому что получилось почти свинкс. Дальнейшие Женины попытки сочинить столь же мифическое животное, например свинотавра, не шли ни в какое сравнение со свинксом. Лишь каламбур, определивший его отношение к наукам, скучилище, был по-настоящему остроумен. И так уже надоело ему это скучилище, что однажды в машине, после очередной пустяковой стычки с Никой, между мной и Женей состоялся такой разговор:

– Какой я несчастный! Не заслужил любви даже родной матери!

– Хочешь обратно?

– Да!

– Ко мне или к маме?

– К тебе: тебе нужен лишний вес. (С лета я похудел чуть ли не на десять килограммов, но тревога оказалась ложной.)

Пути обратно не было, и мы неуклонно двигались вперед, навстречу приемным испытаниям в три «престижных» школы. Главным результатом нашего похода к мистеру Р. было то, что к сверх меры занятым выходным я добавил геометрию. Никин отец откопал в соседнем магазине хороший старый учебник (только в давние времена в Америке выпускали достойные школьные учебники), и мы начали без триумфов, но и без катастроф осваивать углы, биссектрисы, отрезки и прочие «не дающиеся» премудрости.

Запуганный предыдущим тестом на сообразительность (он же психологический тест), я взял соответствующие английские и американские книги, и мы начали решать головоломки. Приведу пример для самого младшего возраста. Нарисованы вразбивку три яблока и груша: надо вычеркнуть картинку, не соответствующую основному ряду. Или (это уже другая ступень) даны буквы: ш, р, г, а, у – сложите слово (из-за крайней хаотичности английской орфографии по-русски подобное задание выполнить проще, да и слова в головоломках иногда попадались далеко не из самых распространенных, что-нибудь вроде р, л, з, ь, у, а). Время на десять-двадцать вопросов ограничено. Если раньше я относился к этим тестам плохо, то, делая их с Женей, просто возненавидел. Кто установил, что такие головоломки отражают врожденные способности? (Ну как: сложили груша и лазурь?)

Ирония судьбы состояла в том, что в конце концов самой сильной Жениной стороной оказалась математика, а языковые показатели болтались на дне. Это у Жени-то, прочитавшего и прослушавшего тысячи страниц, говорившего почти одинаково хорошо по-английски, по-русски и по-французски, мгновенно слышавшего любую близкую по звучанию пару слов и неожиданный поворот фразы! Но факт оставался фактом: на тесте, где надо было узнавать синонимы и антонимы и выбирать правильное определение, он давал массу неверных ответов. Первый экзамен был в школе «Тигр». Женя со всем справился, и только немыслимый заскок помешал ему решить очень легкое уравнение. Зато в «Аркадии» он оказался единственным, кто смог ответить, скольким процентам соответствует дробь 3/4. Вот тебе и «престижная» школа первого разряда! Разумеется, Женя справился с вопросами только благодаря подготовке дома.

В его школе все еще сражались с таблицей умножения – по Жениным словам, с переменным успехом. А мы очень усердно занимались отрицательными числами (что, как выяснилось, произвело особенно сильное впечатление на приемную комиссию) и даже научились раскрывать скобки, перед которыми стоит знак минус. Какие высоты! По международным оценкам, американские школьники стояли, кажется, только впереди Свазиленда. Как бы то ни было, из всех сдававших экзамен в «Аркадию» по математике Женя набрал самый высокий показатель, то есть явно обогнал Свазиленд. Все же тест на сообразительность он опять провалил с катастрофическим результатом. Но его приняли, может быть потому, что остальные показатели были вполне благополучными, или еще из-за того, что именно в седьмой (американский)[2] класс поступило меньше заявлений, чем обычно.

Придумали в школе и общекультурный тест. Женя запомнил вопросы о Демосфене и об английской религии в Шотландии. Оба привели меня в ярость. Случилось так, что Женя читал все греческие мифы, а Геродота мы использовали даже в диктовках, но Демосфен (не перс и не миф!) ему не попался. В стране, где и о Зевсе мало кто из детей слышал, спрашивают о Демосфене! Почему именно о нем? Женя предположил, что Демосфен был царем, но вспомнил незадолго до того читанное о Елизавете и о Шотландии и на второй вопрос