Отец и сын, или Мир без границ - Анатолий Симонович Либерман

базарная площадь: хоть локти туда клади, хоть сам садись. В нашей семье, вспоминал он, все по одному разу летали первым классом, правда, случайно. Когда он вырастет, то разбогатеет и будет путешествовать только первым классом. Он поедет в Бостон и пригласит нас с Никой к себе в гости, причем пришлет билеты первого класса.

А пока он ходил на вокзал, находил поезд, который должен был простоять на путях, забирался в вагон первого класса (не самолет, но тоже здорово), садился на широкое место с широкими подлокотниками, потом переходил на соседнее и понемногу обсиживал вагон, как муха сладкий пирог. Душа его, выросшего благодаря Никиной изворотливости прекрасно одетым и в полном достатке (не говоря уже о путешествиях, даче, развлечениях и частных учителях), алкала буржуазной роскоши: дорогих отелей и дорогих билетов. Судьба была частично благосклонна к нему. Богатым он так и не стал, но ему по работе пришлось очень много летать, и за накопленные мили обычно полагался первый класс. Благодаря его хитроумным комбинациям не раз сидели на широких сиденьях с широкими подлокотниками и мы с Никой. Но я на всех рейсах читаю, и мне все равно, где я сижу.

В связи с первым классом Женя сочинил в Лейдене два анекдота. «Человек женился на богатой женщине и полетел с ней за ее счет в свадебное путешествие; вернулся и развелся. Оказывается, он только для того и женился, чтобы слетать первым классом». А вот вторая байка: «Что делает женщина средних лет в молодежной гостинице? Пакует вещи, чтобы полететь первым классом». Юмор этого анекдота остался мне совсем непонятным. Он, оказывается, в том, что гостиница для молодежи, а женщина-то средних лет. А при чем тут первый класс? Я надеялся, что Женины шедевры не были заимствованы из какой-нибудь книжки: больно они (а особенно второй) показались мне дурацкими.

В Амстердаме есть улица, на которой выставлены модели самолетов чуть ли не всех аэрокомпаний мира (там же и агентства), и все они одинаково восхищали Женю. Он, как заклинания, бормотал их названия – «КЛМ», «КАЛ», «Эль Аль». Даже «Аэрофлот», в то время намертво закрытый в Амстердаме, как и в Нью-Йорке, не разочаровал его. Во многие он заходил. Я тушевался и наблюдал за действом со стороны. Оно тоже заслуживает увековечения.

Вот Женя приближается к конторке. Агент ласково улыбается ему: этакий красавчик! Впрочем, агент, наверно, улыбался всем. «Я бы хотел узнать стоимость билета первого класса из Амстердама в Джакарту». «Спасибо, но мне надо попасть в Джакарту не позже полудня». «Да, да, я знаю, что есть такой рейс, но мне кажется, что его можно скомбинировать с исландской авиалинией, провести день в Кевлавике и вернуться через сутки на вашу авиалинию, если полететь в пункт А. За это как будто не полагается приплаты».

Обалделый агент начинает понимать, что перед ним не прелестный одиннадцатилетний ребенок, а прожженный бизнесмен, может быть, оборотень. Он проверяет расписание (компьютеров еще не было) и убеждается, что все абсолютно верно: и часы совпадают, и дешевле. «Нет, сейчас он ничего заказывать не будет: рейс надо еще обсудить с родителями. Но большое спасибо». Женя выходит, нагруженный ворохом брошюр, и мы идем в следующее агентство: там надо обсудить рейс в Оттаву. Потрясающее знание маршрутов и расписаний сохранилось у него на всю жизнь. Сохранилось и искусство комбинировать маршруты и стыковки, но, конечно, компьютер в руках опытного агента не перещеголяешь.

Тогда, в одиннадцатилетнем возрасте, его мечтой было стать администратором гостиницы. Эта мечта долго смущала его, но однажды мы встретили человека, в этом качестве проработавшего всю жизнь. «Ты не представляешь себе, какая это мерзость», – сказал новый знакомый и развернул картину столь непривлекательную, что разговоры о специальной школе в Швейцарии прекратились раз и навсегда.

3. Вокруг да около

Камень и обух. Позолоченная середина. Рай на земле. Барские замашки

Мы побывали в разных городах: в Амстердаме (много раз), Гааге (тоже неоднократно), Дельфте, Утрехте, Брюсселе, Антверпене (там были дважды), Гарлеме и в сказочном Брюгге. Но опять же «кривые улочки», каналы, соборы и музеи не интересовали Женю. Он оказался полной противоположностью мне: с раннего детства картины приводили меня в восторг. Лишь изредка удавалось пробиться сквозь Женино неприятие всего, что было связано с музейной экспозицией. Когда-то в Нью-Йорке ему понравилась картина Ван Гога и он даже решил, что любит этого художника. Потому он два раза пошел в дивный амстердамский музей Ван Гога: смотрел, слушал, а позже узнавал картины на репродукциях. В главном музее я пытался пристрастить его к Рембрандту и даже не совсем без успеха. Ему понравился последний автопортрет, мой любимый «Титус», а позже в Гааге – и портреты, и «Давид перед Саулом» (всю историю Давида я как раз той зимой читал ему из пересказов Библии).

Не будь Женя столь устойчив в неприязни к любым выставочным залам, он бы и в Лейдене узнал много полезного. В этнографическом музее мы прогулялись по прекрасным отделам, посвященным Америке и Индонезии, где и выдолбленные пироги (ах, если бы пироги´!), и сети, и многое, что могло заинтересовать ребенка, обо всем этом знавшего из книг. Музей измерительных приборов тоже был полон занимательнейшими экспонатами. Через несколько домов от нас расположился знаменитейший музей древностей, где и Лейденский папирус, и несравненный отдел Египта со статуями и саркофагами, а еще галереи греческого и римского искусства. Все-таки по моей просьбе Женя внимательно посмотрел на одну краснофигурную вазу и по атрибутам опознал Геракла, берущего в плен Кербера. Но то были редкие просветы в тучах, а так – жалобы на головные боли, раздиравшая рот зевота и томление.

И я опять слышу возмущенные голоса мудрых педагогов: не насилуйте ребенка, изучайте его склонности, не навязывайте то, что интересно вам, а не ему. Пусть не читает, не учит грамматику, не решает уравнений, не играет на рояле, не таскается по ненавистным музеям, а гладит кота, загоняет шайбу в сетку и вытягивается в свой рост. Интересна, повторяем, целина, а не пашня! «Ну, зачем же такие крайности? Есть же золотая середина!» Правда? Что-то я ее не обнаружил.

Каждый вечер, после недолгих занятий, мы шли гулять (гулять со мною и беседовать о разных разностях Женя мог часами) и скоро наткнулись на небольшой парк на берегу канала. Там, среди прочего, стояли клетки с попугаями и разными еще более экзотическими птицами. А от людей мы узнали о другом парке за полчаса от дома бодрым шагом. Парк оказался сущим раем: каналы, футбольные поля, пруды с утками, огромный загон с «дикими» зверями, где паслись кролики, куры (Женя никогда до