Двор халифов - Хью Кеннеди

из лука, защищавший стены, рассказал, как лучник-североафриканец подбирался поближе к стенам, оголял зад и выпускал газы в направлении защитников города, выкрикивая при этом оскорбления. «Однажды я подобрал для него стрелу и выпустил ее прямо ему в задницу. Она прошла у него до горла, он упал и умер. Группа мужчин вышла за ворота и повесила его на обозрение людям»{553}. Имелись такие же невероятные герои и с багдадской стороны. Табари слышал о юноше, который уселся перед стеной с мешком камней и пращей. Он стрелял в тюрков и в их лошадей, всегда попадая в намеченную цель. Четыре тюркских лучника начали стрелять в него, но постоянно промахивались, в то время как камни пращника разили их лошадей, которые сбрасывали всадников. Наконец к тюркам присоединились четыре североафриканских кавалериста с пиками и щитами. Они атаковали мальчишку, но тог оказался слишком быстрым для них и нырнул в реку. Африканцы попытались последовать за ним, но не смогли его поймать — он вынырнул на другом берегу реки, насмехаясь над ними с безопасного расстояния{554}. Такие истории, безусловно, быстро распространялись и поднимали моральный дух защитников.

С начала осады в феврале 865 года и до середины декабря обстановка вокруг Багдада оставалась патовой. В некоторые моменты тюрки умудрялись немного потеснить защитников — например, 8 сентября, когда они разбили укрепления у ворот Анбар на северо-востоке, ворвались в город и неистовствовали на улицах, сжигая мастерские работников на водяных колесах и водружая свои флаги на крышах лавок. Все жители бежали перед ними, но к полудню регулярные силы под командованием Буги контратаковали и отбросили нападавших: кого-то убили, кто-то успел выскочить за ворота. Избавиться от тюрков помогли простые люди. К вечеру все было закончено; ибн Тахиру послали множество тюркских голов, был отдан приказ заложить ворота Анбар кирпичом, дабы предотвратить повторение прорыва{555}.

В итоге конец противостоянию положило не военное поражение, а голод и внутреннее недовольство. В ноябре багдадские силы все еще могли делать вылазки, которые наносили урон тюркской армии, а вдобавок позволяли ополченцам грабить лагерь противника. Лишь решимость командира осаждавших Абу Ахмеда сплачивала тюрков и заставляла их отбрасывать недисциплинированных горожан назад.

24 ноября у дворца ибн Тахира тоже прошла демоне грация, в которой люди кричали «Голод, голод!» и требовали пищи, жалуясь на высокие цены и связанные с этим лишения. Ибн Тахир сдержал народ обещаниями, но начал переговоры с Мутазом. Пока продолжались эти переговоры, простые люди вышли на улицы снова, требуя, чтобы он либо повел их в бой, либо заключил мир. Тут и там вспыхивали бунты; женская тюрьма (это единственное имеющееся у нас свидетельство о подобном институте) была разнесена, заключенных освободили. Только прибытие вооруженных солдат регулярной армии остановило толпу и уберегло от тон же участи мужскую тюрьму.

Наконец 27 декабря пять кораблей, нагруженные мукой и другими продуктами питания, посланные Музазом из Самарры, прибыли в Багдад— и люди узнали, что ибн Тахир сместил Мустанна и признал в качестве халифа Мутаза{556}. Ибн Тахир приказал своим командирам принести клятву верности, были розданы парадные халаты.

Может быть, ибн Тахир и был готов легко отступиться от своей клятвы — но он не учел мнение народа. Вокруг его дворца собрались толпы, заявляя о своей преданности Мустаину. Внешние двери разбили, и лишь триста вооруженных солдат с трудом оттеснили людей, которые все еще продолжали оскорблять ибн Тахира. Когда горожане перешли к оскорблениям его матери — общепринятый способ по-настоящему оскорбить мужчину, — ибн Тахир спросил одного из своих товарищей: «Интересно, как они узнали ее имя? Ведь оно было известно лишь нескольким рабыням моего отца». Его товарища удивило его добродушное отношение к происшедшему{557}. Наконец, чтобы успокоить толпу, показался Мустаин. Он появился над воротами дворца рядом с ибн Тахиром, укутанный в плащ Пророка, держа в руках церемониальное копье. Он заявил, что он все еще халиф, не находится под арестом и поведет молящихся в пятницу.

К пятнице секрет вышел наружу, и люди поняли, что ибн Тахир обманул их. Они обвинили его в том, что он готов использовать силу, чтобы гарантировать тюркам и североафриканцам господство в городе. Опять ибн Тахир и Мустаин появились на дворцовой крыше. Толпа попыталась уговорить своего халифа оставить дворец: он ответил, что он тут ни в чем не нуждается, но вскоре переедет во дворец Умм Хабиб, когда-то принадлежавший дочери Гаруна. Мустаину позволили вести себя как халифу на Празднике жертвоприношения (2 января 866 года), когда в сопровождении Буги и Насифа, с копьем власти и копьем Соломона, которые несли перед ним, он вел молящийся народ{558}.

Несмотря на публичное подтверждение статуса халифа, позиция Мустаина была весьма уязвимой. Ибн Тахир продолжал двойную игру, говоря халифу, что просто ведет переговоры о мире, а врагов уверяя, что согласен на свержение Мустаина. 7 января 866 года ибн Тахир открыл официальные переговоры с Абу Ахмедом. В сопровождении двухсот всадников он ждал принца Аббасидов в красном павильоне, который располагался прямо за городскими стенами. Абу Ахмед прибыл на лодке. В основном переговоры велись о деньгах; одна треть годового дохода должна была идти ибн Тахиру и багдадской армии, две трети — поркам Самарры. А пока за оплату багдадской армии должен был отвечать Мустаин.

На следующий день ибн Тахир поехал к Мустаину и сообщил халифу, что тот смещен. Сначала Мустаин отказался, решив, что Буга с Васифом, которые сопровождали его шесть дней тому назад, когда он вел молящихся на Празднике жертвоприношения, поддержат его. Но заблуждение рассеялось, когда те открыли халифу, что тоже участвуют в заговоре. Ибн Тахир написал Мустаину письмо, в котором говорилось, что у него нет другого выбора, кроме отречения: «если ты снимешь плащ ответственности, перед Аллахом ты хуже не станешь, а все развалилось уже настолько, что восстановить ничего невозможно. Ты ничего не утратишь, поступая так». Осознав глубину предательства, окружавшего его, молодой халиф просто ответил: «Вот моя шея, меч и ковер для казни».

Но конец оказался не таким скорым. Смещенному халифу назначили пенсию и позволили поселиться в Хиджазе, где ему отвели имение, разрешив выезжать только в Мекку и Медину. Но опасения у Мустаина оставались, и он настойчиво просил старших придворных и членов семьи Аббасидов отправиться в Самарру, чтобы получить на документе подпись Мутаза. В субботу 12 января прибыл ибн Тахир с судьями, адвокатами и юристами, чтобы забрать документ на регистрацию, а с ними слуги, чтобы