Два рейда - Иван Бережной

— Барсуков убит! — услышал я, когда подвода тронулась с места.

— Останови, — сказал я ездовому. — Забери сержанта Барсукова.

Разведчики принесли своего командира и положили рядом со мной. Бой только начался, а уже появились убитые и раненые.

Ездовой хлестнул лошадей, и они помчались к селу, а позади разыгралась артиллерийская канонада. От разрывов снарядов дрожала земля. Послышалась пулеметная и автоматная стрельба. Вступила в бой пехота.

«Отвоевался, — подумал я. — Как обидно, что все это произошло именно сегодня, когда соединились с фронтом. Чего боялся, то и случилось. По всему видно, это наш последний бой. В тыл врага нам уже не прорваться».

Больше всего меня беспокоила мысль о ноге. Удастся ли ее сохранить?

Лошади неслись рысью. Повозку сильно подбрасывало на неровной дороге. Каждый толчок причинял боль. Тело Барсукова наваливалось на меня и казалось очень тяжелым. Но я терпел. Надо спешить на перевязку. И так много потерял крови, а на месте в суматохе даже перевязать забыли.

Открыл глаза и увидел синее-синее небо, а на нем всего лишь одно облачко. «Теперь и я, как это облачко, оторван от своих товарищей. Как они там?» — подумалось…

— Кого везешь? — спросил кто-то ездового.

— Начальника штаба, — ответил тот, останавливая лошадей.

К повозке подошел Андрей Цымбал.

— Шо ж это ты, Иван Иванович, подкачал? — проговорил Цымбал, как будто это зависело от меня. — Ну, как там?

— Плохо… танков много. Помощь нужна…

— Вот я иду с батальоном… Фашисты наступают и на других направлениях. Вся дивизия поднята по тревоге… Ну, бывай! — сказал на прощанье Андрей Калинович и побежал догонять своих.

В селе встретили Бакрадзе и Зиму. Доктор наскоро прочистил мою рану. Нога выше колена насквозь пробита осколком. Зима сделал перевязку, сильно перетянул ногу, и начал шпиговать меня уколами: от столбняка, от заражения крови и еще от чего-то. Я лежал уже на своей тачанке и прислушивался к бою, который то затихал, то вновь разгорался.

— Самолеты, наши самолеты! — радостно закричали раненые.

Низко над селом промелькнули наши «илы». Скоро за лесом послышались взрывы бомб…

В бой, длившийся до вечера, были втянуты все подразделения партизанской дивизии. Во взаимодействии с 95-й Сивашской гвардейской артиллерийской бригадой и частями 15-й Сивашской стрелковой дивизии, подоспевшими в ходе боя, партизаны отразили три танковые атаки противника и лишь после того как артиллеристы и стрелковые части израсходовали боеприпасы, отошли. Партизанская дивизия держала оборону до тех пор, пока вся материальная часть артиллерийской бригады не была вывезена в тыл.

В ожесточенном бою противник потерял тридцать шесть танков. Только нашими бронебойщиками и минерами уничтожено восемь танков, бронемашина и пять автомашин. Остальные танки были подбиты артиллерией 95-й артбригады и 15-й Сивашской стрелковой дивизии, а также штурмовиками.

Появление такого большого количества танков было для нас загадкой. И лишь спустя некоторое время нам удалось установить истину.

В то время как советские войска, не встречая особого сопротивления противника, прорвались далеко на запад, заняли Семятыче и даже в нескольких местах форсировали Западный Буг, немцы подтянули на рубеж Белосток, Бельск, Брест крупные силы. С утра 23 июля в район Вельска бросили 1-й танковый корпус в составе дивизий «Мертвая голова», «Великая Германия» и «Викинг». Удар этой группировки частично пришелся и по нашей дивизии.

К утру 24 июля 1944 года первая Украинская партизанская дивизия отошла в село Витово на западной опушке Беловежской пущи.

Доктор Зима не отходил от меня. Он все время балагурил, рассказывал всякие смешные истории, стараясь отвлечь мое внимание от раны. Только теперь я понял, почему раненые партизаны души не чаяли в докторе Мирославе. Кроме того, что он мастер своего дела, он еще и золотой человек. Сколько энергии и теплоты в душе этого неугомонного доктора!

— Иван Иванович, выдался благоприятный случай всерьез заняться вашей раной, — сказал Мирослав Зима на следующий день. — Вы согласны, правда?

— Разве требуется мое согласие? — спросил я.

— Конечно, нет.

— Зачем же спрашиваете? Делайте, что хотите, только ногу спасите, — процедил я сквозь зубы.

— Вот и прекрасно, дорогой мой пациент. Теперь я командую — вы подчиняетесь. Так берегитесь! — пошутил доктор.

Его шуточные угрозы не были лишены смысла. Дело в том, что у нас не было никаких обезболивающих и замораживающих средств. Меня раздели, положили на широкую скамью, и Зима начал расчищать рану, полосуя ножом по живому телу. Пришлось скрежетать зубами и терпеть. Работая, Мирослав засыпал меня вопросами и за короткое время узнал почти всю мою жизнь.

После операции навестить меня пришли Вершигора и Войцехович.

— Как же это ты, Иван, сын собственных родителей? Придется отправлять тебя в партизанский госпиталь, — сказал Петр Петрович и тут же постарался успокоить меня — Ты не волнуйся. Рейд окончен. Мы уже не партизаны, а регулярная часть Красной Армии.

— Жаль, мне с вами не придется дойти до Берлина, — сказал я.

— Да и нам вряд ли удастся. Получен приказ Строкача— вести дивизию на Украину…

— Еще успеешь, — успокоил меня Войцехович. — Мы в этом рейде поработали хорошо. Уничтожили свыше двух тысяч гитлеровцев, несколько сот захватили в плен. Одних танков подбили более тридцати.

— Когда же на Украину? — спросил я.

— Завтра двинем. Для тебя марши будут мучительными. Мой совет — ехать прямо в Киев, — предложил Вершигора.

Я не возражал. Войцехович приказал Колесникову, временно заменившему меня на должности начальника штаба полка, заготовить необходимые документы. Бакрадзе снабдил продуктами на дорогу. Заместитель командира кавдивизиона Саша Годзенко подарил мне на память трофейные часы.

В этот же день я распрощался с полком и боевыми товарищами.

Путь на Киев

Путь предстоял не близкий: из Беловежской пущи почти через всю Белоруссию, потом по Украине до Киева. Предполагалось весь этот путь проделать на тачанке. К длительным переходам мы привыкли.

Сопровождали меня ездовой Иосиф Илларионович Борисенко и медсестра Ольга Александровна Рябченко. Дорога большей частью проходила лесами, могли встретиться мелкие группы немцев, отбившихся от своих частей и во множестве блуждавших в поисках прорыва на запад, поэтому мы ехали с автоматами. Это оказалось кстати. Километров через десять мы увидели, как группа гитлеровцев, человек десять — двенадцать, перебегала через дорогу. Борисенко обстрелял их. Подняли стрельбу и мы с медсестрой. Больше для острастки. Они боя не приняли и скрылись в чаще. Видимо, посчитали, что мы едем не одни, а, скорее всего, им было не до нас.

За первый день проехали километров тридцать, добрались до Пружан и поняли: не доехать нам на тачанке до Киева. Езда доставляла много страданий. Рана не давала покоя. Сдали тачанку вместе с лошадьми военному коменданту. Он пересадил нас на попутную машину. На вторые сутки мы были уже в Слуцке.

Более чем за два года войны мне впервые приходилось ехать на машине. Да еще по освобожденной советской земле, опаленной пожаром войны. Много троп и дорог исхожено мной и моими товарищами-партизанами. Где крадучись, тайком, а где напролом, с шумом и грохотом. На каждом шагу подстерегала опасность. Постоянная готовность и настороженность были нашими спутниками и вошли в привычку. И теперь было как-то необычно и в то же время радостно вот так, свободно, среди дня, под палящим июльским солнцем мчаться на перекладных, сознавая, что впереди тебе ничто не угрожает, ждет безопасный спокойный отдых.

Однако все здесь живо напоминает о недавно отгремевших боях. Превращенные в руины города и села, изувеченные машины, разбитые орудия и танки, которые еще не успели увезти трофейные команды, штабеля гитлеровских мин, обезвреженных советскими саперами, ребра сгоревших вагонов под откосом — результат «рельсовой войны» партизан, — все это возвращает к действительности, напоминает, что война еще не окончена, она только отступила на запад…

Многострадальная белорусская земля! Двойным огненным шквалом прошла по ней война. Да и тогда, когда фронт отодвинулся далеко на восток, здесь ни на минуту не прекращалась борьба. Гитлеровцы на своей шкуре испытали силу гнева советских людей.

Освобожденная земля! Израненная, истерзанная, но не покорившаяся врагу, белорусская земля обновлялась. Повсюду чувствовалось оживление. В поле трудились крестьяне. В городах, разрушенных фашистами, расчищались развалины. Люди устраивали жизнь. Жизнь торжествовала победу над смертью. Это радовало и переполняло сердце гордостью за наш народ. Но сколько усилий потребуется, чтобы залечить раны, стереть с лица земли шрамы, оставленные войной!