Два рейда - Иван Бережной

— Борода везучий, — говорили одни.

— Наоборот, Петру Петровичу страшно не везет, — утверждали другие.

Так кто же он — везучий или невезучий? Я все-таки думаю — Вершигора везучий.

Последний бой

Генерал Строкач настоятельно требовал, чтобы мы быстрее углубились в тыл врага и усилили удары по отступающим гитлеровцам, не давали им возможности закрепиться на промежуточных рубежах.

Партизанская дивизия попыталась переправиться через Неман севернее Гродно и прорваться в тыл врага. Не удалось. Совершила несколько переходов вдоль фронта на юг и повернула на запад. Однако оторваться от фронта не могла. Сделает ночью стремительный рывок километров на двадцать — двадцать пять, а на следующий день ее настигают передовые части Советской Армии.

22 июля 1944 года мы проникли в Беловежскую пущу и считали, что уже находимся в тылу врага. Утром выяснилось, что моторизованные части 1-го Белорусского фронта вышли к Западному Бугу, овладели местечком Семятыче. Мы опять оказались в тылу своих войск.

Вершигора все же не терял надежды на переход линии фронта. Прорыв наметили в районе местечка Бельск-Подляский.

На следующий день партизанская дивизия перебазировалась в район станции Григоровцы на железной дороге Белосток—Бельск—Брест и заняла исходное положение для броска к Западному Бугу. Расположилась в селах Дидулы и Григоровцы.

Выставив охранение и выслав разведку, я решил отдохнуть. Забрался на сеновал в сарае и сразу же уснул. Пережитое за войну сказывалось на здоровье. Я воевал даже во сне. И на этот раз, весь в поту, несколько раз просыпался от собственного крика. Наконец погрузился в глубокий сон. Снится мне, что война кончилась. Народ празднует победу… Кругом веселье, песни. Откуда ни возьмись, корреспондент «Правды» Коробов. Он заставляет меня и Тютерева спеть песню «Темная ночь». Это наша любимая. Она для нас являлась своего рода паролем. Ведет, бывало, полк ночной бой. Не разберешь, где свои, а где чужие. Вдруг слышу голос Тютерева: «Темная ночь…» Отвечаю: «Только пули свистят по степи». Значит, свои.

Вот Коробов и заставил нас петь эту песню. Спели. Корреспондент улыбается, открывает патефон и заводит пластинку. Оказывается, пока мы пели, он записал на пластинку. «Теперь песня в вашем исполнении пойдет по всему Советскому Союзу», — говорит он. «Пойдет ли?» — сомневаемся мы с Сашей. И как-то радостно на душе, что о нас услышат на Большой земле. А патефон поет, я подпеваю…

— Товарищ майор, проснитесь! Что это вы распелись?

Открываю глаза. Передо мной ездовой Борисенко.

— И во сне не можете расстаться с «Темной ночью», — говорит он и улыбается. — Обед готов. Ленкин в гости приехал.

Окончательно просыпаюсь, спускаюсь с сеновала, а на сердце такая досада: не дали сон досмотреть…

В просторном, чисто подметенном овине меня ждали Бакрадзе, Ленкин, Колесников, Тютерев и Боголюбов.

— Надо вспрыснуть встречу с фронтом, — весело сказал Ленкин, разглаживая буденновские усы.

— Все готово, тебя ждали, — проговорил Бакрадзе.

— Сон перебили, — сказал я. — Пели с Тютеревым, а Коробов на патефонную пластинку записал. Старые люди говорят: кто во сне поет, тот наяву плачет. Как бы нам с тобой, Саша, не пришлось поплакать.

— Не придется. Сегодня веселиться надо. Теперь мы уже окончательно на Большой земле, — отозвался Тютерев.

— Это еще вопрос… На душе как-то муторно, — продолжал я.

— Брось, Вано, ни к чему этот разговор. Откуда немцам взяться? Впереди наши войска. Видишь, мой глаз не танцует? — прервал меня недовольный разговором Бакрадзе. — Колька, наливай.

На этот раз глаз Бакрадзе нас подвел. Боголюбов еще не успел разлить спирт по кружкам, во двор вбежали дивизионные разведчики.

— Немецкие танки! — выкрикнул с ходу Лучинский.

— Где?

— К селу подходят… Больше тридцати.

— Тревога! Комбаты, подготовиться к бою, — приказал командир полка. — Разведку выслать немедленно.

Тютерев и Колесников убежали. Вихрем помчался на своем вороном Ленкин. Я продолжал расспрашивать разведчиков.

— Танки вышли из леса. Мы думали, наши. Присмотрелись — увидели кресты. Насчитали тридцать шесть, — рассказывал Лучинский. — Колонной идут прямо на нас. Сейчас километрах в четырех отсюда. В штаб дивизии не успеем. Решили оставить наблюдателей и к вам…

— Правильно сделали…

— За Григоровцами на опушке леса остановилась Сивашская артиллерийская бригада, — продолжал Лучинский. — Они отстали от пехоты: горючее кончилось, а подвезти еще не успели…

Пока я разговаривал с разведчиками, батальоны и минеры выстроились вдоль улицы.

— Я пойду с батальонами? — обратился я к Бакрадзе.

— Хорошо. Будь осторожен. Докладывай.

Барсуков с разведчиками был уже за селом. Комбаты доложили о готовности.

Вышли из села и проселочной дорогой направились к лесу, пересекли его. На противоположной опушке спешно готовились к бою артиллеристы. Вперед от леса уходил пологий склон, покрытый высокими посевами. Километрах в двух — населенный пункт. Оттуда по дороге в нашу сторону неторопливо двигалась колонна танков. Насчитали пятнадцать. Вслед за ними, на некотором отдалении, еще пять… На дороге, метрах в трехстах от опушки леса, уже ползали наши минеры.

— Колесников, занимайте оборону правее дороги Тюте-рев — слева, — приказал я. — Бронебойщиков сосредоточить ближе к дороге.

Комбаты подали команды, партизаны бегом развернулись в цепь, залегли впереди артиллерийских огневых позиций и быстро начали окапываться.

— Хорошо, что вы пришли. Гора с плеч, — обрадовался артиллерийский майор. — Понимаете, пехота прошла вперед, а мы застряли. Горючее кончилось. Да и снаряды на исходе…

Мы быстро договорились о взаимодействии, и майор побежал к орудиям.

Танки двигались не спеша, как бы принюхиваясь. Наши батальоны успели расположиться в оборону. Артиллеристы открыли огонь. После нескольких залпов загорелся один танк, за ним второй. Уцелевшие развернулись по фронту и начали обстреливать огневые позиции нашей артиллерии. Снаряды рвались у самой опушки леса.

— Смотри, сколько их! — крикнул Колесников, указывая в сторону противника. Свыше пятидесяти танков развернутым фронтом шли в атаку на нашу жидкую оборону.

Артиллеристы вели прицельный огонь. Вспыхнуло еще пять танков. Остальные увеличили скорость и стремительно приближались к нам. Из посевов виднелись лишь их башни и орудия.

— Нам здесь не удержаться. Уходи в штаб, — сказал Юра.

— Ты в своем уме? — удивился я. — Понимаешь, что предлагаешь?

— Послушай, не кипятись, — спокойно проговорил старший лейтенант. — Ты же сам прекрасно понимаешь: не сдержим. Может, это для нас будет последний бой…

— Так беги…

— Не обо мне речь. Я весь здесь. А у тебя жена, дочурка. Как друга прошу, ради них, уходи. Боишься мне доверить?.. Да и подкрепление необходимо запросить…

— Считай, этого разговора между нами не было, — оборвал я своего помощника. — Держись здесь. Побегу к Тютереву, посмотрю, как у него дела… За подкреплением успеем послать.

— Смотри, поздно будет, — предостерег Колесников.

Послышался сильный взрыв. Танк, двигавшийся по дороге, застыл на месте, окутанный дымом и пылью. Защелкали противотанковые ружья…

Я поспешил во второй батальон. Не успел пробежать и пятидесяти шагов, как над головой раздался трескучий взрыв. Второй взрыв всколыхнул подо мной землю. В это же мгновение сильный удар в левую ногу свалил меня на землю. Разрывом оглушило. Поднимаюсь, чтобы отбежать в сторону, но тут же падаю от страшной боли. Сапог быстро наполняется теплой влагой. Ранен. Первая мысль: цела ли кость? Пытаюсь подняться — и не могу. Тело отяжелело, словно свинцом налилось. Подбежал Колесников.

— Куда ранен? — спрашивает.

— Нога, — простонал я. — Посмотри, цела ли кость, а если нет, то…

— Кажется, цела, — говорит Юра, ощупывая мою ногу.

Я перевел взгляд на лицо друга, чтобы убедиться: правду ли говорит, и тут замечаю струйку крови на его лице.

— Ты тоже ранен?

— Пустяк. Оглушило, чуть царапнуло и изорвало китель.

— Оставайся за меня. Передай Тютереву, пусть бережется…

Подбежали разведчики, подхватили меня, отнесли к дороге и уложили на первую попавшуюся повозку.

— Барсуков убит! — услышал я, когда подвода тронулась с места.

— Останови, — сказал я ездовому. — Забери сержанта Барсукова.

Разведчики принесли своего командира и положили рядом со мной. Бой только начался, а уже появились убитые и раненые.

Ездовой хлестнул лошадей, и они помчались к селу, а позади разыгралась артиллерийская канонада. От разрывов снарядов дрожала земля. Послышалась пулеметная и автоматная стрельба. Вступила в бой пехота.