Два рейда - Иван Бережной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колесников накинулся на Мороза с упреками. Тот разводил руками и оправдывался. «Кто же мог подумать, что такой высокопоставленный фашист опустится до положения мелкого воришки и рискнет…»
— Быть бы старшему лейтенанту Героем Советского Союза, не упусти майор Мороз пленного генерала, — подковырнул старшина Боголюбов.
— Не в геройстве дело. Не за награды воюем. Генерал — ценный «язык». Понимать надо! Представляете, сколько бы он мог нам рассказать? Ух, этот мороженый! — все еще не успокоившись, отпарировал Колесников. -
…Пока Боголюбов и Колесников рассказывали об этих событиях, подошли батальоны, привели с собой пленных. Второму батальону тоже удалось разгромить роту немецкой пехоты. Во время допроса пленный ефрейтор из артполка рассказал, что генерал командиром дивизии назначен совсем недавно. Вчера на совещании командиров частей и специальных подразделений генерал заявил: «Положение наше серьезное, но я дал клятву фюреру — задание выполнить, людей спасти, а технику сохранить… Я не пойду по стопам моего предшественника, который в трудную минуту оставил вас и бежал…»
— Интересно, кто его предшественник? — поинтересовался Прутковский.
— Это не так важно, — отозвался Тютерев. — Жаль, что генерала прошляпили.
— Здорово генерал выполнил клятву! По всем статьям: технику в сохранности оставил нам, людей бросил, и тоже большинство попало к нам, а что касается задания, этот вопрос сам собой отпадает, — засмеялся Прутковский.
— Не горюй, Юра, — решил я подбодрить своего помощника. — Не сошелся свет клином на одном генерале. Теперь они будут чаще попадаться. Вы и так свершили большое дело. Предотвратить взрыв такого моста и передать его Красной Армии — это поважнее одного генерала.
— А плацдарм, который мы передали фронтовым частям! — дополнил Боголюбов.
В полк завернули дивизионные разведчики во главе с Робертом Клейном.
— Видал, какую птицу отхватил Юрка, — сказал Тютерев, указывая на машину. — Мне на «оппель-капитане» всего один раз приходилось ездить. Хочешь, Роберт Александрович, с ветерком?
— С удовольствием, — согласился Клейн. Оба они были страстными автомобилистами.
Они уселись в машину. Тютерев завел мотор, включил скорость и дал газ. «Оппель» сорвался с места, обдал нас дорожной пылью и скрылся за хутором. Однако не прошло и пяти минут с момента их отъезда, как машина на бешеной скорости возвратилась на хутор. Из нее выскочили пассажиры. Тютерев, не говоря ни слова, побежал в свой батальон, а Клейн, припадая на левую ногу, поспешил к нам.
— Фашисты… человек тридцать, — выкрикнул Роберт.
— Где?
— Идут сюда. Мы чуть не врезались в группу гитлеровцев. Спасла немецкая форма. Офицер-немец даже козырнул мне. Видимо, машина ввела его в заблуждение. И тут у меня само собой вырвалось: «Почему так медленно плететесь? Мы вас ждем на хуторе». Офицер только щелкнул каблуками: «Яволь!» «Поворачивай», — тихо говорю Тютереву. Едем, а я в зеркало посматриваю — не пустят ли пулю в спину.
Я тут же приказал спрятаться во дворах, стрельбы без надобности не поднимать.
Когда немцы подошли к хутору, на улице не было ни души. Шли они смело, не опасаясь засады. Навстречу им направился Клейн. Не доходя шагов двадцати, он поднял руку и сказал:
— Спокойно, господа! Вы окружены партизанами. Не вздумайте дурить. Сопротивление бесполезно.
Справа и слева со дворов вышли партизаны с автоматами и пулеметами. Гитлеровцы беспомощно озирались по сторонам, но с места не двигались.
— Положить оружие! — приказал Клейн. Выждал, пока солдаты побросали винтовки и автоматы, скомандовал: — Двадцать шагов вперед, шагом марш!
Немцы стройно отшагали указанное расстояние и замерли. Партизаны подобрали оружие, после чего Клейн разрешил стоять «вольно».
Мы плотным кольцом окружили пленников. Роберт расспрашивал, какой части, куда держат путь. Немцы рассказали, что принадлежат 50-й дивизии. А куда идут — сами не имеют представления. Увидели машину своего командира — обрадовались, а вышло совсем непредвиденное…
Пленных свели с дороги и посадили в тени. Они поняли, что им ничто не угрожает, повеселели. Стали более разговорчивыми. Попросили разрешения сходить за водой, вынули свои продовольственные запасы и принялись закусывать, запивая колодезной водой.
— Отвоевались… Теперь нах хаузен, домой, — сказал один из пленных. Его, видно, устраивало то положение, в котором он оказался.
Да оно и понятно. Война ими проиграна. Смерть теперь казалась бессмыслицей. Плен же сохранит жизнь.
— О доме говорить рано, — сказал Тютерев, а Клейн перевел.
— Нам теперь не к спеху, — отозвался пленный.
— Мы вас проведем по всем местам, покажем, что вы натворили. Заставим восстановить сожженные города и села. После этого, битте, до матки.
— Еще неизвестно, что останется от наших городов и сел, — невесело отозвался молчавший до сих пор немецкий офицер. — Авиаций ваших союзников беспощадно разрушает наши города.
— А вы что же хотели, чтобы война не коснулась ваших городов? Не знаю, что там творят американцы и англичане, но вижу, что вы натворили на нашей земле… Мы же не намерены напрасно уничтожать немецкие села и города. Народ и так натерпелся. Хотя, откровенно говоря, следовало бы для примера продемонстрировать перед германским народом, как поступали их солдаты на нашей земле, — сказал Боголюбов, зло посматривая на пленников.
— Не все же немецкие солдаты и офицеры повинны в злодеяниях против вашего народа, — возразил офицер. — Надо в этом разобраться…
— В этом трудно разобраться, но будьте уверены — разберемся, — пообещал Тютерев. — Во всем разберемся и воздадим каждому по его заслугам…
Немцы закусили и улеглись спать. А утром следующего дня мы передали их советским войскам. Передали также трофейную боевую технику. Ночью и днем 13 июля по мосту через Неман на плацдарм, подготовленный нашими партизанами, прошли два стрелковых корпуса наступающих частей Советской Армии.
Партизанская дивизия готовилась к выступлению в сторону Августовских лесов, обходя Гродно с севера. И тут произошел случай, который чуть не привел к трагическим последствиям.
Вершигора решил проехать в один из штабов фронтового соединения. Уселся с адъютантом Ясоном Жоржолиани в машину и приказал старшему лейтенанту Колесникову трогать. Выехали на проселочную дорогу и взяли направление к населенному пункту, где должен был находиться штаб одной из дивизий Белорусского фронта.
Ехали быстро. Уже из-за бугра показались купола церкви. Дорога перед самым селом пошла под уклон, между двух холмов. Холмы остались позади, и перед взором пассажиров раскинулось большое село, забитое войсками. Когда же они подъехали ближе, то не поверили своим глазам: на машинах сидели немецкие солдаты, и кто закусывал, выскребывая содержимое из консервных банок и котелков, кто пиликал на губных гармошках…
— Стой! — выкрикнул Вершигора, хватаясь за автомат.
— Поздно! Снимите фуражку, — быстро проговорил Юра и дал полный газ, стараясь прорваться вперед, так как развернуться было невозможно.
Машина мчалась вдоль села, мимо стоявшей там немецкой колонны, а пассажиры затаили дыхание и были ни живы ни мертвы. К счастью, и немцы не сообразили, чья эта машина, и опомнились лишь после того, как Колесников вывел свой «оппель» за село и скрылся за бугром. Позади послышалась стрельба. Но теперь уже опасность миновала.
— Фу-у, — с облегчением вздохнул Вершигора. — Чуть не попали, как ворона в суп. А знаешь, Юрка, я подумал: отвоевались. Крышка!
— Если бы я остановил машину — тогда была бы крышка, — ответил повеселевший Колесников.
— Молодец, не растерялся, — сказал Вершигора…
Сделали большой крюк, обогнули село и возвратились в дивизию. Когда они рассказали о происшествии, то Бороде досталось от Войцеховича и Москаленко за излишнее лихачество.
По своему характеру Петр Петрович — человек спокойный, вдумчивый, сдержанный. Но иногда им овладевал боевой азарт. Тогда он лез в самое пекло. Так было во время уничтожения немецкой охраны моста на Буге и на шоссе Брест—Каменец, когда он шел в цепи атакующих партизан. Иногда он помимо своей воли попадал в, казалось бы, безвыходные положения. На Волыни он чуть не угодил в лапы бандеровцев. На Волчанских хуторах его миновала шашка атамана Сосенко-Антонюка. При посадке на аэродром генерала Коржа чудом избежал смерти. И вот последний случай. До сих пор все оканчивалось для Вершигоры благополучно.
— Борода везучий, — говорили одни.
— Наоборот, Петру Петровичу страшно не везет, — утверждали другие.
Так кто же он — везучий или невезучий? Я все-таки думаю — Вершигора везучий.
Последний бой