Семь месяцев бесконечности - Виктор Боярский

Мы очертили на поверхности снега предполагаемый контур захороненного ящика, и профессор — признанный специалист по снеговым работам — нанес первый сокрушительный удар киркой по прочному белому щиту, преграждающему путь к принадлежащим нам по закону сокровищам. Удар профессионала оказался удачным и сразу вывернул огромную сахарно-белую глыбу снега.

Профессор методично откалывал кусок за куском, периодически останавливаясь и давая время нам, действующим руками и лопатами, освободить для него новый глубинный горизонт. Уже через час напряженного труда обозначились основные принципы его разделения в рамках нашего международного сообщества: Дахо, действуя на переднем фронте, вскрывал пласт за пластом, ловко орудуя киркой, Этьенн, Уилл и Кейзо выбрасывали на поверхность наиболее крупные куски снега, а мы с Джефом выступали в роли чистильщиков, окончательно очищая забой для следующего цикла.

Через два с половиной часа мы раскопали пещеру площадью около шести квадратных метров и глубиной два метра.

Мы извлекли из ямы десять ящиков собачьего корма, три ящика с продовольствием для нас самих и две канистры с бензином. Наивные и самонадеянные люди! Мы думали, что весь этот скромный груз, весом около полутонны, мы вшестером без особых трудов отвезем на легких нартах Джефа, предусмотрительно привезенных им к месту раскопок… Да все мы, шесть не самых слабых мужиков из шести не самых отсталых стран мира, оказались просто-напросто ни на что не пригодными мальчишками по сравнению с упряжкой из десяти дружных собак! Когда мы впряглись в эти нарты — четверо впереди, двое позади — и попытались сдвинуть их с места, нам это удалось, но не более того. Несмотря на подбадривающие крики: «Уан, ту, три!», в которые иногда подмешивалось отчаянное «Раз, два, взяли!», нам едва удалось преодолеть расстояние, равное длине нарт. Пришлось разделить груз на 3 (три!) равные части и совершить три рейса по маршруту склад — лагерь и обратно. Собаки, потрясенные столь низким уровнем профессиональной подготовки их непосредственных начальников, обиженно отвернули морды, чтобы не видеть такого позора. Мы же, напротив, еще раз чрезвычайно наглядно убедились в том, что без собак мы не так уж много значим в этой экспедиции, и во время вечернего кормления наградили их двойной порцией корма. Собаки, само собой, восприняли эту награду как должное.

Увлеченные раскопками, мы не заметили, как с северной стороны горизонта стала надвигаться плотная гряда облаков грязно-серого цвета, совершенно лишнего в общей праздничной и яркой цветовой гамме сегодняшнего дня. К окончанию раскопок облачность закрыла уже полнеба и продолжала неумолимо наступать, небрежно замазывая серой краской золотистую голубизну закатного неба. Вечером пошел снег, опустилась мгла, но было удивительно и зловеще тихо. Мы с Этьенном рассортировали продукты и организовали небольшой праздничный ужин — как-никак мы имели на это право. Трудно было предугадать, как бы сложились обстоятельства, если бы не настойчивость Этьенна, не смирившегося накануне с провалом нашей попытки отыскать Сайпл с ходу. Только благодаря чистой случайности мы остановились на ночлег в таком месте, откуда могли увидеть Сайпл. Остановись мы ближе или дальше, левее или правее этого места, то при всем старании не смогли бы увидеть станцию из-за очень пересеченного рельефа. Более того, вчера едва только мы, изменив курс, двинулись по направлению к станции, то сразу же потеряли ее из вида, и все три часа я шел лишь по компасу. А если бы еще и плохая видимость! Если бы, если бы, если бы… Но все получилось так, как получилось, и вот сейчас после великолепного дня отдыха, пополнив запасы провианта, мы сидели в палатках, гадая, какой день пошлет нам погода завтра? Собаки тоже, кажется, впервые за много дней по-настоящему отдохнули. Солнце освободило их шерсть ото льда и, конечно же, подогрело их настроение. Единственное, что немного омрачало настроение этого прекрасного дня, — продолжающееся отсутствие радиосвязи: ни мы никого не слышим, ни нас никто!

Вновь пришлось использовать безотказный и всепогодный спутниковый канал, чтобы передать весточку всем тем, кто помнит о нас и следит за нами. Этьенн не уставал восхищаться этим портативным, скорее похожим на игрушку радиомаяком, с помощью которого можно отсюда, из глубины Антарктиды, что называется, не вылезая из спального мешка, передать коротенькую записочку, скажем, в Париж! Звучит! Этьенн вообще считает, что любое самое рискованное и «рекордное» путешествие должно оснащаться самой передовой связной и навигационной аппаратурой, нормальная и надежная работа которой во многом часто определяет и саму судьбу экспедиции. По мнению Этьенна, и самые первые экспедиции были оснащены им по последнему слову современной техники и будь у Амундсена или Скотта возможность взять с собой портативную радиостанцию, они, без сомнения, взяли бы ее с собой, и, как знать, может быть, это смогло бы предотвратить трагическую гибель капитана Скотта и его товарищей в сорока километрах от склада с продовольствием.

«Героизм есть не сознательное создание себе трудностей и их последующее преодоление (хотя и в этом он очень часто вынужденно проявляется), а сознательное преодоление объективно существующих. Естественно, всего предугадать невозможно, и в жизни всегда остается место подвигу, но максимально предусмотреть и предохранить себя, своих спутников от возможных трудностей обязан каждый серьезный путешественник», — таково было мнение Этьенна о героизме в современных путешествиях. Совсем безрассудным и недостойным занятием Этьенн считал сознательный отказ от разумной и необходимой страховки в угоду только личным амбициям. Он привел мне пример экспедиции к Южному полюсу, которую организовал и провел в 1985 году англичанин Роберт Сван. Сван отказался от радиосвязи во время всего перехода, и без малого долгих два месяца все его близкие и родные, да и просто все, кому не безразлична была судьба двух отчаянных ребят, сидели как на иголках, не зная, что происходит на маршруте. Заслуги Свана и его личное мужество никоим образом не умалились бы, если бы он пошел в этот поход с радиостанцией или хотя бы с радиомаяком, чтобы — пусть даже при отсутствии радиосвязи — все следящие за его переходом люди знали, что у него все в порядке.

«Героизм и романтика путешествий всегда связаны с поиском новых, более трудных путей и способов их преодоления», — закончил свой монолог Этьенн и добавил снега в начинающий закипать чайник. Я с ним согласился.

Как бы в подтверждение того, что трудности на этом новом пути для нас еще далеко не закончились, ночью сорвался ветер и утром следующего дня Антарктида вновь повернулась к нам боком. Трудно сказать, что у нее является лицевой, а что обратной стороной, зато почти наверняка можно утверждать, когда она повернулась боком — это когда от всего вокруг тебя веет какой-то безысходностью и тоской. Вот и сегодняшним утром такой безысходностью веяло от всего, что творилось вне палатки: метель, белая мгла, видимость менее 50 метров, промозглая сырость, температура минус 33 градуса и страстное нежелание вылезать из мешка рано утром. Но вылезти, как вы понимаете, пришлось.