До особого распоряжения - Борис Пармузин

- Какую станцию слушал японец?

- Все станции! Все города! Весь мир кричит!

В комнату ворвался Адхам. За его спиной, вытянув шею, стоял проводник.

- А что же они врали! - крикнул хозяин.

Он бросился к одной из ниш. Достал из-под атласных курпачи несколько журналов «Ём Туркестон».

Махмуд-бек узнал сразу эти потрепанные издания. Наверное, не раз их листал хозяин дома, веря

щедрым обещаниям высокопарных статей, веря каждому слову журнала, на котором стояло: «Издатель и

главный редактор Вали Каюм-хан».

- Что же они врали...

Хозяин швырнул журналы в угол комнаты. Махмуд-бек собрал их, аккуратно положил на подоконник.

- Дорогой Акбар-ака! - сказал он. - Дорогой наш друг. . - Спокойный, торжественный голос

отрезвляюще подействовал на хозяина. Он поднял голову и печально посмотрел на гостя. - Борьба

продолжается! Мы были готовы к поражению немцев. Нас всегда поддерживали и будут поддерживать

англичане. Борьба продолжается. Завтра вот этот джигит, - он кивнул на Адхама, - уйдет к Советам. За

ним пойдут другие...

- Да-да... - прошептал Акбар. - Борьба продолжается.

В эти слова он сам не верил... Махмуд-бек повернулся, взял за локоть Адхама и вывел в соседнюю

комнату.

- Завтра утром пойдешь. На всякий случай должен знать, что совсем недавно, дня два, туда, к

Советам, пошел человек японца. В бреду он, вероятно, выдал свои явки: Ош и Ассаке... Имя - Шамурад.

Самого зовут - Турсун. Пароль: «Дядя хочет жениться». А вот на ком... Женское имя я не знаю. Но оно

есть. Так и скажешь, что забыл...

- Ясно, господин... - И юноша еще раз повторил явки, имя, пароль. - А вы, господин?

- Увы! - вздохнул Махмуд-бек. - Обстановка так изменилась, что мне надо побыть здесь. И нога. Нога

очень болит. . - Махмуд-бек говорил правду. Опять острая боль не давала покоя.

Адхам не хотел прекращать разговор. У него были еще вопросы.

- Господин, - обратился Адхам к Махмуд-беку, - как же, война окончилась. Большевики в Берлине...

Что мы можем сделать? - Он пытался говорить спокойно. Даже повернулся к нише, где стояла дорогая

посуда. Подошел к ней, провел пальцем по расписанному яркими цветами чайнику. Сразу же легла

полоска и ярче проступила краска.

- Война окончилась, - согласился Махмуд-бек. - Но, наверное, начнется подготовка к новой войне с

Советами. Вот и ты, и другие помогут готовиться к ней...

Адхам ничего не ответил. Он продолжал чертить полоски на посуде, покрытой пылью. Он очень

внимательно следил, как проступают цветы на фарфоре.

Махмуд-бек вышел во двор. Наступила ночь. Одна из вершин, с матовым мерцающим снегом, была

очень похожа на Айкар. Над этой вершиной повисли большие такие и, казалось, близкие звезды.

Словно искры салюта,

182

ко мне долетают,

Застывая над миром

сплошной тишины

Беспокойной, ликующей стаей

Из счастливой, любимой страны.

Очень давно так легко не рождались строки.

Махмуд-бек понял, что ему сегодня трудно будет заснуть. А если он заснет, то на рассвете

обязательно приснится Айкар, тот самый, по склонам которого, казалось, скатываются, радостно

сверкая, крупные звезды.

Подул легкий, на редкость нежный, ветерок...

За долгие годы на чужбине Махмуд-бек, кажется, впервые почувствовал его. Почему-то всегда

врывались лихие ветры пустыни и в дом, и в тюремную камеру... Надсадно, будто срывая непонятную

злость именно на нем, Махмуд-беке, ревел зимний ветер с колкими снежинками, перемешанными с

песком.

Откуда только брались эти ветры, жгучие, неожиданные, сильные, на пути Махмуд-бека: в пустыне,

глинобитных квартирах чужих городов, горах, эмигрантских становищах...

А ведь есть же такие тихие ветры весны, первых осенних вечеров, ветры, пропитанные цветом садов,

запахом гостеприимного очага...

Но их было так мало на чужой земле, в беспокойной, напряженной жизни Махмуд-бека! До обидного

мало. Даже не вспомнишь.

Махмуд-бек поднял ладонь: захотелось убедиться в спокойной беззаботности осеннего дыхания гор,

очень похожего на дыхание Айкара.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

Мне много пришлось читать листовок, маленьких газет, журналов, которые издавались различными

антисоветскими организациями.

Как-то быстро, стремительно умирали эти газеты и журналы. Иногда люди не успевали даже

запомнить их названия.

На солидную ногу пытались националисты поставить издание журнала «Милли Туркестон». Его

начали печатать еще в фашистской Германии.

Журнал влачил жалкое существование. И все меньше оставалось людей, которые верили

примитивным, полным нескрываемой злобы к советскому народу материалам.

В фашистской Германии вышли 62 номера. Распространялся журнал в основном в концентрационных

лагерях, среди военнопленных. Издание финансировалось и находилось под контролем Розенберга.

После войны появились новые хозяева. Опять в Туркестанском комитете было принято решение о

выпуске журнала. Стали готовить первый номер. В скобках указывалась и другая цифра - 63.

Следовательно, ничего не изменилось в линии журнала. «Издатель и главный редактор - Вали Каюм-

хан». Он выступил с передовой статьей «От 62-го до 63-го». Те же мысли, те же люди... И тот же

наборщик Исмаил Таджи-бай, ранее работавший в берлинской типографии комитета. Только теперь

номер делали в типографии Кельна, принадлежавшей тестю Баймирзы Хаита.

С одной из основных статей о «национальном государстве» выступил Эргаш Шермат.

После выхода журнала возник законный вопрос: как его распространить.

Один из эмигрантов, перебравшийся в Азию, рассказывал, что в Мюнхене журнал разошелся в

количестве 20 экземпляров.

Вали Каюм-хан заверил новых хозяев - англичан: журнал непременно расхватают в Турции,

Афганистане, Пакистане, Иране, в арабских странах. Но там разошлось по 10-20 экземпляров в каждой

стране. Англичане охладели к этой затее и перестали давать деньги.

Вали Каюм-хан, любивший поднимать шумиху вокруг каждого дела, предложил издавать журнал в

трех вариантах под литерами «А» - латинский шрифт, «В» - арабский шрифт, «С» - на английском языке.

Журнал делали с трудом. Номер выходил раз в 3 месяца, потом в 6 месяцев...

Вали Каюм-хан ездил собирать деньги в Турцию, Саудовскую Аравию. Потом обращался к эмигрантам

США и Западной Германии.

- Выпускать хотя бы один номер в год...

Но мало кто откликнулся на его призыв...

Одно из «мощных» изданий погибало. Отходили от журнала самые рьяные сотрудники. «Теоретик» и

«поэт», публиковавший стихи под псевдонимом «Булакбаши», - Эргаш Шермат уехал в США, стал

сотрудничать в радиостанции «Голос Америки». С появлением этого работника в узбекской редакции

радиостанции начались постоянные склоки. Эргаш Шермат отделался от старых сотрудников, подобрал

более молодых - сыновей эмигрантов. Но и с ними не смог ужиться.

В 1974 году «теоретик» и «поэт» вынужден был уйти сам из редакции радиостанции.

Старели, умирали и другие «деятели» «Милли Туркестон». Об этом журнале, как и о других изданиях,

стали забывать.

Позже в ФРГ стали рождаться журнальчики типа «Остеуропа» или «Сентрал Эшпетик джорнал».

183

«Сей последний, - писал в 1962 году Айбек в «Литературной газете», - издается еще и в Гааге.

Называет он себя «Международным журналом по языкам, литературе, истории и археологии Средней

Азии» и щедро представляет свои страницы Б. Хаиту, рекламируя его как «западногерманского

профессора, доктора философии».

Видный узбекский писатель так и назвал свою статью - «Лжец-попугай». В ней Айбек делает точный

вывод:

«На первый взгляд, можно подумать, что и журнал весьма солидный, и автор - не менее. Но такое

суждение было бы правильным, если б звание профессора определялось по степеням лжи».

Есть узбекская пословица: «Глупую загадку не загадывай, лживые слова не поддерживай».

Наверное, самые различные хозяева, издававшие подобные журналы, в конце концов сами доходила

до этой истины...

Ведь и эти журналы прекращали свое существование.

СОННЫЙ ПОСЕЛОК

Махмуд-бек не мог заснуть. Боль не давала покоя всю ночь. На рассвете он вынужден был