Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

И таких в Кадифе были сотни, если не тысячи. Город полнился рабами, и не удивительно, что некоторые из них, даже получив свободу, совсем не стремились его покинуть, а напротив, отчаянно пытались доказать всем вокруг и себе в первую очередь, что они стали его частью.

Мысли Мицана прервал звук открывающейся двери. В таверну, громко хохоча и толкаясь, ввалилась компания подвыпивших солдат. Судя по их лицам — обветренным, испещренным морщинами и шрамами, это были ветераны недавней войны, коими сейчас полнился город и все питейные места, в которых воины, к великой радости их владельцев, оставляли захваченные ими сокровища северной страны.

Пройдя внутрь, солдаты тут же сдвинули несколько столов и рассевшись по лавкам, громко замолотили кулаками, вызывая прислугу. Она появилась почти сразу, нацепив на свое покрытое веснушками лицо некое подобие учтивой улыбки.

— Что изволите, доблестные воины?

— Вина! Так много вина, чтобы залиться под завязку и через край полилось! — прорычал почти полностью седой и плечистый мужчина, который в отличие от остальных был одет не только в красную солдатскую рубаху, но и кожаный нагрудник с нарисованным на нем черным быком. На сколько помнил Мицан, такие обычно носили командиры знамени.

— А из еды?

— Мяса давай. Нам три, хотя нет, лучше четыре дюжины ребер в пряных травах и ещё пару подносов лепешек. Только смотри, чтобы они были из пшеницы, а не ячменя. Я его на всю жизнь вперед за войну наелся. Ну и протертой брынзы со сметаной и кинзой подай. Сразу корытце. И принеси-ка нам побольше чашек, да сразу посчитай — мы как напьемся, точно бить их будем.

На этих словах воины одобрительно загудели, явно давая понять, что они всецело поддерживают план своего командира.

Неожиданно один из них — высокий и тонкий словно жердь, с обритой наголо вытянутой головой и мутными глазами, медленно развернулся и замер. Хотя Мицан и сидел довольно далеко, он увидел, как наливаются злобой его глаза, а губы растягиваются в недоброй ухмылке.

— Слышь, фалаг, да тут оказывается косматые сидят, — сказал он, указывая пальцем прямо на притихшую компанию вулгров.

— Что, где? — встрепенулся седой.

— Да вон, целое племя сидит. Эй, служанка, ты хоть знаешь, кого сюда пустила?

— Посетителей. Таких же, как и вы, — вольноотпущенница явно была привычна к ссорам, крикам и, должно быть, дракам среди гостей таверны. Она стояла спокойно скрестив руки на груди и смотрела прямо в мутные глаза солдата.

— Как мы? Да ты ни как мухоморов объелась, дикая. Мы — доблестные воители государства. И мы только вернулись после долгой и кровавой войны с дикарями, что сотню лет наши границы разоряли. А эти твои «посетители» — его палец вновь дернулся в сторону — суть предатели и мародёры, которые только и делали, что помогали своим клавринским родственничакам!

— Это ложь! — выкрикнул один из вулгров.

— Ложь? Да? Ты уверен, косматый? Да ваша союзная конница единственное чем занималась во время войны, так это грабила наши обозы и в тихую освобождала пленников! Видят боги, вы были бы рады нашему поражению и все для этого делали. Да только мы назло вам, скотам косматым, ваших единокровных родичей на колени то поставили и кровью умыли!

— Ага, набрали себе невольников из детей и девок и разграбили ещё одну чужую страну, как когда то нашу! — огрызнулся усатый толстяк, порывавшийся встать, когда служанка говорила с Мицаном.

— Закрой свою вонючую пасть, косматый дикарь, не то я тебя твоим же языком придушу! — крикнул сидевший рядом с лысым воин, чей левый глаз закрывала черная повязка, а вместо левого же уха был лишь уродливый шрам. — Не, командир, Меро прав. С косматыми под одной крышей пить — себя не уважать.

— Так мне нести вам вино или уже не нужно? — сухо проговорила рыжеволосая. — Если хотите пить — пейте. А если кулаки чешутся — так за этим на улицу.

— Слышь, дикарка, мы не для того кровь проливали два года, чтобы косматые тут себя как дома чувствовали! Понимаешь тайларен, а? — прошипел лысый солдат.

— Не хуже твоего. Я родилась тут, в Кадифе! — гордо подняв голову, проговорила женщина, но воин лишь язвительно фыркнул в ответ.

— Рожденная в конюшне мышь лошадью не станет. Знаете, что парни, я не стану пить под одной крышей с косматыми. Хотя бы из уважения к памяти Беро, которого такие вот уроды сожгли живьем в плетенной клетке. Но разорви гарпии мою печенку, если я уйду из таверны в собственном городе!

Сказав это, он с размаху швырнул в сторону вулгров стоявший рядом табурет. К счастью для них, глаз или плескавшееся в животе вино, подвели старого солдата, и пролетевший ровно над головами предмет мебели ударился об стенку. Вулгры вскочили со своих мест. Следом за ними повставали с лавок и солдаты, и две компании, обмениваясь руганью и проклятиями, начали сближаться, полностью игнорируя отчаянно вопившую на них прислугу.

Но увидеть чем кончится эта перебранка, Мицану было не суждено. В этот момент двери таверны вновь распахнулись и внутрь вошел Лифут Бакатария, а вместе с ним ещё семеро бандитов. Хотя все они были одеты в черное и носили черные накидки покрывающие головы, в двоих из вошедших юноша сразу опознал Арно и Сардо. При виде сошедшихся вулгров и солдат, командир клятвенников улыбнулся своей хищной улыбкой, оглядел зал питейного заведения и столкнувшись глазами с Мицанаом, кивком приказал следовать за ними.

Обогнув начавшуюся драку, они прошли на кухню, а оттуда сразу начали спускаться в подвал. Мицан шел последним и в щелку закрывающейся двери успел увидеть, как один из вулгров, тот самый усатый толстяк, схватив табуретку разбил ее о голову лысому солдату.

— Надеюсь наши парни дадут жару этим проклятым варварам, — весело проговорил идущий прямо впереди Мицана Сардо. — Проклятье, да пусть Мерката иссушит мои чресла, если бы не наше дело, я и сам бы бросился им на помощь!

— Там и без тебя есть кому вулгров отхерачить, — проговорил Лифут без малейшего намека на веселье. Мицан хорошо знал, что когда он шел на дело, то становился до невозможности сосредоточенным и серьезным. Порою казалось, что старший бандит и вовсе теряет дар шутить и улыбаться, пока работа не была полностью выполненной.

Спустившись в погреб, они пошли между бочонков с вином, амфор, разделанной туши коровы, ноги которой уже висели на крюках у потолка, обложенные пучками трав и натертые солью. Хотя единственным источником света тут была небольшая коптящая масляная лампа, Лифут шёл так уверенно, что Мицану казалось, будто его командир обладает кошачьим зрением.

Неожиданно он резко остановился возле одной из больших винных бочек. Подвигав её и заскрипев чем-то на полу, он исчез. А следом за ним, один за другим, исчезли и все остальные спутники.

— Лестница тут совсем крутая и неудобная, смотри шею себе не сверни парень, — шепнул юноше Сардо, после чего тоже пропал в тёмном проёме.

Мицан заглянул внутрь — чернота внизу сменилась отблесками огня факела, который подсветил уходившую не меньше чем на три сажени вертикальную лестницу. Как и предупреждал Сардо, она оказалась крутой и неудобной. Пока юноша спускался, его ноги постоянно соскальзывали, но ему удалось-таки сохранить равновесие и не опозориться перед остальными клятвенниками.

Спрыгнув с последних ступенек, юноша огляделся. Они стояли в начале узкого коридора со стенами из плохо отесанных булыжников, который через каждые несколько саженей подпирали балки. Единственным источником света тут был факел Лифута, чье колышущееся пламя заставляло не то плясать, не то извиваться и корчится тени девяти человек.

— Так братва, — Лифут резко развернулся к своим спутникам. — Сейчас вы видите, сука, одну из наших самых главных гребанных тайн. Кто-то из вас тут уже ходил, кто-то, типа тебя, пацан, пойдет впервые. Но правила я повторяю для всех, чтобы потом никто не начал гребаную песнь, что он что-то там не знал или на хер успел запамятовать. И так, первое, что я хочу вам сказать: этот туннель, наше гребанное великое сокровище, которое кормит и поит немало ртов в городе. Тот язык, что сболтнёт о нем лишнего и не в те гребанные уши, будет на хер отрезан и похоронен отдельно от своего гребанного хозяина. Второе, идти по нему нужно тихо и, сука, за мной след в след, как в детстве за мамкой ходили. Третье, на меня всегда смотрите в оба своих гребанных глаза. Я остановился — вы замираете. Помахал рукой в сторону — вжались на хер в стенки. Махнул вперед — побежали быстрей коня, которому в жопу уголек засунули. И помните, что тут гребанный лабиринт и только я знаю куда тут идти и поворачивать, чтобы к херам не убиться. Когда мы выйдем на воздух, правила сохраняются. А для тебя, малой, они удваиваются. Всем все понятно?