Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова

этот пример можно проецировать на то, что происходит в любом театре, поскольку театр – это маленький мир, маленькая страна, в которой всё зависит от того, как ведут себя хозяева, те, кто – как глава семьи – стоят у руля. Это они должны создать особую, благоприятную атмосферу, создать ощущение счастья. Так что же нужно сделать, чтобы наши артисты были счастливы и на работу шли с радостью? По-моему, делать для этого специально не надо ничего. Нужно просто самому работать и давать им возможность чувствовать, что работают они не по обязанности и не за одну зарплату. Они работают потому, что это интересно и, кроме того, дает им огромный шанс для внутреннего развития: они делают шаг, второй, третий – и они растут, встают на ноги как личности, становятся настоящими актерами. И если актеры чувствуют, что они в этой игре, что в театре они как в семье, тогда, поверь, они будут приходить на работу с огромным удовольствием. Вот как все непросто в нашем балетном мире.

Просто жить. Разговор 2013 года, программа “Сати. Нескучная классика”

САТИ СПИВАКОВА Мой сегодняшний гость – выдающийся танцовщик, имя которого известно всем без исключения, но трагедия, случившаяся с ним[89], отодвинула на второй план его артистические достижения. О них мне бы хотелось вспомнить сегодня вместе с вами. Здравствуй, Сережа.

СЕРГЕЙ ФИЛИН Здравствуй, Сати!

С. С. Счастлива видеть тебя здесь. Спасибо, что после случившегося первая программа, в которую ты пришел, – “Нескучная классика”[90]. И первый вопрос: как ты себя чувствуешь?

С. Ф. Сегодня чувствую себя особенно хорошо. И потому, что я здесь, в Москве, приступил уже к работе, и потому, что я рядом с тобой. Хотя мы давно не виделись, знаю, что ты, как и многие другие, переживала за меня и всегда была со мной на связи.

С. С. Для начала прочитаю то, что просят тебе передать или пишут о тебе люди, которых ты, я уверена, любишь и уважаешь. Вот что мы два дня назад получили от Пьера Лакотта, выдающегося французского хореографа: “У него огромное сердце и редкий энтузиазм, глубокие знания и любовь к людям, настоящая страсть к танцу, именно поэтому я не сомневаюсь, что, руководя коллективом Большого театра, он сможет сделать много полезного и для этой замечательной труппы, и для нашего искусства. Я всегда восхищался им и как обаятельным и технически безупречным артистом, которому были свойственны музыкальность и элегантность, и как человеком, умеющим любить и обладающим исключительным чувством юмора”.

А вот что говорит о тебе мадам Брижит Лефевр, директор балета Парижской оперы: “Я особо хочу поприветствовать Сергея Филина. Его великолепная техника и невероятный талант танцовщика делают его исключительным артистом. Я испытываю к нему огромное уважение как к руководителю балета Большого театра и хочу пожелать ему всего самого лучшего на годы вперед”.

С. Ф. Спасибо.

С. С. Клемент Крисп, один из самых известных, выдающихся балетных критиков Великобритании, пишет так: “У меня очень ясные и очень счастливые, восхитительные воспоминания о Сергее Филине как о танцовщике балета Большого театра, а если говорить более конкретно, я помню его в роли Лорда Уилсона / Таора в великолепной реконструкции Большого тетра – «Дочь фараона». Исполнение Сергея Филина было исключительно чисто и элегантно как с точки зрения техники, так и с точки зрения драматической роли. Помню, я писал тогда в Financial Times, что его технический апломб, элегантность и радостная сила ассоциируются с лучшими образцами бурнонвильской техники в мужском танце”.

Такое впечатление, что все эти слова ты слушаешь, будто они относятся не к тебе. Сколько я помню, ты всегда несерьезно относился к себе как к премьеру, звезде балета.

С. Ф. Как раз хотел сказать: это было так давно и кажется, что неправда. На самом деле наша работа и наша профессия настолько тяжела, что та школа, которую мы имели, – это была не только школа обучения хореографии, это была настоящая школа жизни. Планка у Большого тетра всегда была необычайно высока, ведь приходилось сравнивать себя с теми, кто танцевал здесь до нас, – с такими великими артистами, как Васильев, Лавровский, Лиепа и многими, многими другими. То есть мы понимали, что нас ждет и какую работу мы должны проделать, причем проделать ее серьезно и углубленно. Относиться к этому слишком легко и тем более юмористически было невозможно.

С. С. Ты станцевал множество спектаклей, и твои партии были абсолютно разные и по жанру, и по хореографии. В частности, ты много работал с современными хореографами. Что-то особенно запомнилось за те годы?

С. Ф. Самое яркое и самое интересное – это работа с Алексеем Ратманским. В 1997 году Нина Ананиашвили, Алексей Фадеечев, Татьяна Терехова и я пригласили Алексея, чтобы он поставил для нас оригинальный балет – “Прелести маньеризма” на музыку Франсуа Куперена. Мы были одними из первых, кто пробовал и искал новые формы, новый балетный язык и кто создавал работы с Алексеем. Было очень здорово: Ратманский подходил к работе с необычайной ответственностью и, хотя сильно переживал и нервничал, всегда смотрел вперед, всегда был готов к поиску.

С. С. Тебя послушать, так жизнь у вас в балете просто безоблачна. Однако всем известно, что среди танцовщиков существует большая конкуренция, ведь главная-то роль одна, а желающих исполнить ее достаточно много. Тебе приходилось сталкиваться с завистью по отношению к себе и если да, то как ты с этим справлялся?

С. Ф. В те годы у нас в театре были солисты – Андрей Уваров, Юрий Клевцов ну и Сергей Филин. В дальнейшем появился Николай Цискаридзе. Когда мы танцевали, мы точно занимали не чужое, а свое место, и решали это не мы, а руководители. Если Юрий Николаевич Григорович говорил, что премьеру – “Лебединое озеро” – будет танцевать Андрей Уваров, я не испытывал никакой зависти и никогда не подсыпал кому-то кнопки или булавки. Мне бы никогда и в голову не пришло подрезать резинки у чьих-то балетных туфель для того, чтобы на сцене произошло ЧП. Это исключено. Поверьте, в моей жизни ничего подобного не было.

Возможно, кто-то из артистов и испытывал зависть, но я никогда этого не чувствовал, никогда не слышал упреков в свой адрес, тем более в лицо. Никогда, как бы фантастически это ни звучало. Правда, когда я стал пробовать себя в роли художественного руководителя, вот тогда я не просто ощущал и, увы, продолжаю ощущать и чувствовать не то что зависть, но страшную