Идем на восток! Как росла Россия - Лев Вершинин

Вершинин Лев

Идем на восток! Как росла Россия

© Вершинин Л. Р., 2014

© ООО «Издательство Алгоритм», 2014

Вместо предисловия. Суета вокруг сарая

Общеизвестно, что Куликовская битва была событием знаковым, но точки над «ё» не расставила. Спустя два года хан Тохтамыш взял и сжег Москву, после чего формальная зависимость Москвы от Орды восстановилась. Это не секрет. Вместе с тем, в последние два десятилетия, – и, как правило, из уст историков, склонных переоценивать прошлое, – звучат мнения, скажем так, достаточно политизировано окрашенные. Например, что, дескать, «Мамай был “бунтарем” и не принадлежал к роду Чингизидов, а Дмитрий Донской воевал с ним по заданию хана, будучи верным вассалом Орды, а Русь еще пару веков после того платила Орде унизительную дань, и этот факт упорно замалчивается». Буду откровенен: это раздражает. Даже не потому, что о нашествии Тохтамыша и сожжении Москвы писалось в школьных учебниках для 7 класса, а 98 лет, разделяющие битву и день, когда Иван III погнал послов Ахмата пинками, все-таки не «пара веков». Дело в том, что ключевым тезисом таких построений являются не эти второстепенные пунктики, а общая картина геополитической ситуации того времени, рисуемая с очевидным (хотя и не знаю, насколько осознанным) стремлением «занизить» роль Москвы в процессе сплочения Руси и разрушения ордынского влияния. Дескать, и Москву сожгли, о чем стараются умалчивать, и никакого смысла в победе не было, поскольку дань и после победы платили, и не за Русь умирали ратники на Куликовом поле, а по «заданию хана». Такая трактовка, на мой взгляд, идеально укладывается в требования «новой мифологии» и служит недобрым целям.

А потому вспомним общеизвестное.

Великий темник (главнокомандующий) Мамай происходил из ногаев, внеродовых кланов, державших Дикое Поле еще со времен великого темника Ногая, фактически отделившегося от Орды, и находившихся с Сараем в сложных договорных отношениях даже при Джанибеке. Как бы и подданные, но сложные, с характером и особыми правами. Волевой и талантливый джигит приглянулся последнему реально великому хану Большой Орды, получил в жены его внучку, став зятем («гурганом») и близким другом Бердибека, наследника Джанибека (в будущем отцеубийцы и последнего кок-ордынского хана по прямой линии Джучи). Опирался на родственников-ногайцев, ставших в годы «великой замятни» очень заметной силой, тем паче что слово «тюре» (Чингизид) для этих классических людей длинной воли было если и не совсем пустым звуком, то около того. Контролировал Крым с его торговлей, был невероятно богат и, как правило, удерживал столицу от имени подставных ханов, если же и оставлял ее очередному калифу на час, то ненадолго. На территории Кок-Орды, от Хаджи-Тархана до Булгар, влияние Мамая было реальным, но не абсолютным, как на юге: местные князьки были вполне независимы в своих уделах, подчас даже в ущерб «центру». Так, знаменитый набег Араб-шаха на нижегородские земли в 1377-м был Мамаю совершенно не нужен, поскольку Москва и так исправно посылала дань с нижегородских земель, зато после этого набега Москва заявила о невозможности платить положенную сумму. А когда Мамай послал Бегича вразумлять слишком возомнивших о себе москвичей, те, как известно, дали карателям по ушам на Воже и вообще прекратили выплаты.

К слову. Были ли вообще русские княжества, условно объединявшиеся под Великим Столом Владимирским, вассалами Орды? Понятие «вассалитет» в «западном» смысле, со строгой лестницей, – как, скажем, в Иль-де-Франс, – ясное дело, применять нельзя. Но, безусловно, Русь несла набор определенных обязанностей. Хан считался верховным арбитром, верховный князь выбирался из числа претендентов и утверждался ханом, с русских княжеств взималась ежегодная дань, а русские князья обязаны были поставлять вспомогательные войска для ордынских походов. Однако ко временам Дмитрия, Мамая и Тохтамыша ситуация была прописана уже не столь четко. С начала «великой замятни» в Орде и развала ее на Синюю и Белую (за Волгой), поставка войск была явочным порядком прекращена, а размер дани постоянно снижался по ходу умнейшего лавирования между претендентами. А затем хан Амурат вообще дал «добро» на то, что Москва сама будет определять размер выплат, исходя из возможностей (конечно, некая средняя ставка предполагалась, но уже не оговаривалась). Тогда же и ярлык на княжение сделался сугубо юридическим документом, подтверждающим «особые права» Москвы, и только Москвы. То есть в описываемые времена великий князь московский вассалом Орды уже не был ни в коей мере, он был ее «данником», и едва ли будет ошибкой сравнить эту дань с теми «дарами уважения», которые императоры Китая из века в век отправляли северным кочевникам, исходя из того, что воевать выйдет дороже, чем откупиться.

Однако вернемся к Мамаю. Он, конечно, человек сильный, с трудностями справляться умеет, но в 1380-м положение выходит из-под контроля. В Хорезме возникает «фактор Тимура», Тимур выдвигает и спонсирует молодого, крайне амбициозного Тохтамыша, Тохтамыш по клочкам склеивает разбившуюся вдребезги Белую Орду и ставит перед собой задачу объединения всего улуса Джучи. То есть, конечно, не всего, поскольку в Хорезме сидит Хромец, но Дешт-и-Кипчак – обязательно. Он, собственно, уже ведет наступление на земли Кок-Орды, его отряды прорываются на левый берег Волги и даже занимают Сарай. Так что необходимо собирать все силы. Что невозможно без серебра. А Москва, самый надежный источник реального дохода, вожделенного серебра после Вожи не дает. Вернее, готова давать, но на своих условиях: без выплаты за те годы, когда не платила (типа, компенсация за наезд Бегича) и в «урезанном» масштабе, «как при Амурате». Что никак не устраивает Мамая, которого все больше поджимает время: весенний набег Тохтамыша на Сарай был пристрелочным, но следующей весной хан Ак-Орды, несомненно, придет всерьез. Кое-что, естественно, можно взять в долг у сарайских купцов, кое-что у – генуэзцев в Крыму, но все это капли в море.

В общем, без решения «московского» вопроса Мамаю никак. И дело даже не только в серебре. У великого темника катастрофический недостаток надежной живой силы. Ногаи, конечно, дело хорошее, но только на них не выехать, генуэские наемники и адыги не слишком впечатляют, на дружины волжских князьков вообще полагаться не приходится, это друзья до первого тохтамыша. А вот ежели сломать Москву и заставить, чтобы все было «как при Узбеке и Джанибеке», то бишь возобновить «дань кровью», гарантированную массовой выдачей заложников, – это решение. Это минимум вдвое увеличит войско, причем без вложения средств и за счет очень качественного личного состава, которому просто некуда отступать, поскольку всем понятно, что Тохтамыш, если победит, на рубежах Руси не остановится. В Москве это прекрасно понимают, как понимают и то, что поход Мамая – это даже не Батыево нашествие, а нечто худшее. Бату требовал всего лишь повиновения, дани и вспомогательных войск, а Мамаю нужно ВСЕ, вплоть до перенесения центра улуса из ненадежного волжского Сарая западнее, о чем и в летописях сказано («Не запасайте на зиму корма, будет у вас довольно кормов»). Так что Москва готовится к бою, и готовится, что называется, не по-детски. Ситуация, что интересно, ясна и дворцам, и хижинам, поскольку на княжеский зов «черный люд» стекается десятками тысяч, при том что ополчение было делом сугубо добровольным (никакой воинской обязанности и никаких методов принуждения в те времена и в помине не было). Более того, ситуация настолько жесткая, что на помощь Дмитрию выдвигаются и войска Литвы во главе с самим великим князем Ягайлой.

Опять к слову. Именно так. Вы не ослышались. Я в курсе, что традиционно принята версия о союзе Ягайлы с Мамаем, причем считается, что литовский князь, будучи совсем близко от Куликова поля, просто не решился вмешаться, боясь грозных московских ратей. Но давайте на секундочку отключимся от обаяния традиции и подумаем мозгами. Во-первых, что испугался – чушь; после битвы победители были в таком состоянии, что свежее литовское войско могло не просто брать их голыми руками, но и изгоном захватывать Москву. Чего сделано не было. Ибо незачем было. Москва Литве, конечно, не друг, но их вражда – частная, порубежная, городок туда, городок сюда; вся стратегия закончилась после провала московских походов Ольгерда. Зато Мамай – враг реальный, серьезный. Именно его ногаи контролируют Дикое Поле, тревожат только-только присоединенную после Синих Вод (где Ольгерд их же и разбил) Малую Русь. А победа Мамая, с высочайшей степенью означающая и победу его над Тохтамышем, означает, что великий темник, решив первоочередные проблемы, вновь вернется к вопросу о Киевщине, Переяславщине и так далее. Так что какой резон Ягайле помогать Мамаю? Никакого. Зато в войске у Дмитрия срочно появляются два Ольгердовича, Андрей и Дмитрий, родные братья Верховного Князя. Перебеги? Ни в коем случае, клан Гедимина был настолько сплочен, что даже Витовт чуть позже простит Ягайле гибель отца, а ведь он – не Ольгердович. К тому же после Куликова поля оба брата не остались на Москве, почивать на лаврах, а достаточно скоро вернулись в Литву, где один вскоре умер, а второй позже погиб на Ворскле, сражаясь уже не под московским стягом, а под родным, литовским. То есть оба младших Ольгердовича действовали, как минимум, с ведома старшего брата. А то и вообще по приказу. Можно уверенно предполагать, что окажись удача не стороне Мамая, Ягайла приказал бы атаковать татар. Но, поскольку одолела Москва, вмешиваться было уже ни к чему. Вот и простейшая разгадка загадочного «стояния» Литвы в десятке верст от Поля.