Союз нерушимый... - Михаил Каштанов

В институте Пантюшина поразило его рабочее место — полное отсутствие пыли и лежащий прямо посередине стола 'График дежурств', подписанный исполняющим его обязанности Крюковым. Сам Крюков, ради такого случая надевший свою форму, с полным основанием называл Андрея командиром. А что — у Крюкова было два треугольника в петлицах (командир отделения, сержант), а Пантюшин красовался с тремя (пом. командира взвода, старший сержант). Да и набор регалий был почти таким же, как у Крюкова — 'За отличную артиллерийскую подготовку', 'За отличную артиллерийскую стрельбу' и 'Снайпер РККА'. Достойный набор, так что законно всё. Это потом 'Отличник СА' можно было купить чуть ли не в каждом киоске 'Союзпечати' и пьяные дембеля ехали домой, увешавшись ими до пупа. А в это время каждый нагрудный знак имел свой номер, и ему полагалась грамота, в которой перечислялись основания для вручения. Награда есть награда, а не побрякушка для разукрашивания собственной груди.

— Лёня, что ещё за дежурства такие?

— Ну, ты даешь, командир! А пыль вытирать, а аппаратуру прогревать, чтобы не ссохлась? Порядок как в армии, понимать должен.

И снова торжественное собрание с выступлениями. Первое время Пантюшин с тревогой ожидал, что все эти собрания и встречи просто показуха, которую устраивают разного рода идеологические ребята, чтобы продемонстрировать свою работу. А потом понял — нет, не показуха. Людям на самом деле интересно и важно, чем и как живёт Красная Армия. Они посылают в неё своих лучших и достойных молодых людей и хотят знать, чем и как они там занимаются. Всего ли им хватает, тому ли они учатся, тем ли они занимаются, чтобы потом смогли выполнить свой долг. Долг защитника Отечества. И если, вдруг, оказывается, что где-то что-то не так, то люди хотят знать — почему? Когда Андрей в качеству шутки рассказал историю о том, как во время марш-броска у заряжающего из его расчёта отвалилась подошва, его просто завалили гневными вопросами — 'почему; кто допустил; а ты куда смотрел, командир'?! Пришлось ответить, что зам по тылу пошёл под трибунал, а он получил трое суток ареста, за то, что недосмотрел. 'Ты пойми, сынок' — сказал старый дед Архип, ночной сторож заводоуправления; — 'мы-то и в брезентовых походим, но армия должна быть в коже. Вы же наша защита и опора, для Вас ничего не жалко'.

В Александровке побывать не удалось — всего-то пять суток отпуск. Но Углов полностью ввёл его в курс дела. Правда, перед этим он с законной гордостью показал Пантюшину последнюю модель своего вычислителя, как его называли в институте — 'полтинника'. ВУ-50 оказался размеров всего лишь с письменный стол, но с кристаллическим экраном посередине и набором клавиш, почти как у пишущей машинки. С правой стороны стола-столешницы располагался квадратный планшет для карты, к которому на шнуре крепилось металлическое нажимное перо, чтобы вводить отметки с карты в вычислитель. 'Последний вариант баллистического вычислителя', — пояснил Круглов: — 'Будет устанавливаться на линкорах. Разработан и гражданский вариант, но пока мало счётной базы, чтобы программы составить. Хотя Совнархоз нас торопит, есть мнение его для экономического анализа использовать'. Потом Круглов положил перед Пантюшиным толстый альбом с надписью 'Александровка' — 'Знакомься'. Основные моменты Пантюшин знал из официальных писем, которые приходили к нему из института — Зиночка регулярно их отправляла. Хотя, какая там Зиночка — Зинаида Павловна, мать двоих близнецов, счастливая хозяйка в счастливой семье. Чем уж взял выпускницу Смольного простой токарь Серёга Зайцев — бог весть, но семья получилась крепкая и счастливая. Во всяком случае, Андрей не увидел в глазах Зиночки привычной затаённой грусти, но в них явно светилась радость. Да и сама она и постройнела и похорошела, ну, да и счастливой им жизни, как говорится.

Дела в Александровке шли полным ходом. Андрей понятия не имел, на какие рычаги нажимал Тесла, с которым они ещё ни разу не встречались, но работа кипела: уже была готова ветка железной дороги до места строительства и построена станция с грузовым терминалом. Нулевой цикл тоже был закончен — огромный котлован и сопутствующие производства, котельная, подстанция, мастерские. Уже работал кирпично-фарфоровый заводик. Строился посёлок для будущих сотрудников. Про саму Александровку тоже, естественно, не забыли — на фотографии, сделанной с дирижабля, хорошо была видна дорога от станции до села. Добротная дорога, широкая, двухполосная. Понятно было, что пустят по ней рейсовый автобус от станции до Александровки через будущий посёлок. Да, чертовски много было сделано за два года. А сколько ещё будет сделано к тому времени, когда закончится его служба и он готов будет принять свой новый пост? Может быть, всему причиной магическое слово 'энергия', важность которого всем понятна? А работы, которыми занимался Тесла, касались получения этой самой энергии. И не просто получения, а получения в огромных, практически неисчерпаемых, количествах. Тем более, что практические результаты деятельности Тесла давно уже применялись в советской и немецкой промышленности. Поэтому, по мнению Жеки, у советского руководства имелись все основания, чтобы тратить немалые, в общем-то, ресурсы для того, чтобы построить институт, в котором Тесла мог бы работать ещё более интенсивно и с ещё большей отдачей. Откровенно практично? А почему нет? Один человек получает возможность заняться делом, которое ему интересно, а государство, потратившись на то, чтобы дать ему такую возможность, получит отдачу, которая окупит не только эти, но будущие траты. Но эта схема честно работает только тогда, когда человек на самом деле может дать такой результат. Реальный и практический. А то заявит, дескать, 'изобрету вечный двигатель', государство вложится, а он и будет его изобретать...вечно. А государство тратиться, тоже вечно. Нет, братец, шалишь. Ты вначале докажи, что твой результат и твоя наука всем людям полезны, а не только тебе, тогда и поговорим. И если пообещал результат, то предъяви в установленный срок безо всяких ссылок на обстоятельства и форс-мажоры. А не можешь... Извини, отработать придётся потраченное на тебя. А если ещё и украсть умудрился, то кто тебе виноват в высшей мере социальной защиты? А формулки, которые открытое другими 'объясняют', любой идиот нарисовать сможет.

Вообще говоря, место под строительство института было выбрано с умом. И с любовь, что не маловажно. В трёх километрах от Леших холмов протекала река, которая, почему-то, называлась Камышевкой, хотя камышей на её берегах Пантюшин не видел никогда. Скорее даже речка, потому, что в самом широком месте, там, где она изгибалась дугой и разливалась после песчаной луки, она была метров тридцать шириной. Речка была не глубокой, два-два с половиной метра, хотя омутов в русле хватало. В них уже и на все пять можно было ухнуть. Берега реки, один пологий, другой обрывистый, поросли лиственным лесом, в котором, тем не менее, встречались небольшие сосновые боры. Почва в этих местах была песчаной, поэтому сосны росли хорошо. Там, где им не мешали дубы, вырастали настоящие корабельные сосны под тридцать метров высотой. Вот между двумя такими борами на широком взгорке и решено было построить здание института. А посёлок для сотрудников располагался примерно в километре, ближе к реке. Сразу за посёлком и было то, самое широкое у реки место — лука. Старожилы Александровки рассказывали, что в этом месте даже была деревня, которая так и называлась — Лукиновка. Но потом деревня захирела, жители разъехались, и от Лукиновки осталось только название. Между институтом и посёлком находился широкий и довольно глубокий овраг, поросший кустарником. Назывался он Гремячий Лог. Почему 'лог' — было понятно, а вот почему он был 'гремячим' не знал никто. 'Гремячий и гремячий, так всегда было' — говорили старожилы Александровки. Лог тянулся строго на юго-восток и недотягивался до Леших холмов примерно с километр. Там, где он кончался, начиналась низина, на фотографии с дирижабля похожая на отпечаток каблука в глине. Вот, почти в самом центре этой низины и находились Лешие холмы. Рядом с ними устроился маленький домик из двух комнат с кухней для дежурного персонала. Но дежурили возле Леших холмов пока только регистрирующие приборы, за которыми раз в три дня приезжали техники, чтобы снять показания и забрать ленты самописцев. И первые же результаты привели Тесла в неописуемый восторг — была определена периодичность выбросов энергии, её направление и, самое главное, пожалуй, примерный уровень мощности. После первой расшифровки Тесла, приобняв Пантюшина за плечи, взволнованным голосом говорил: