Прошедшие войны - Канта Ибрагимов

После долгого и томительного путешествия корабль, наконец, прибыл в Новороссийск. Было солнечно, по-весеннему тепло. Подали трап, и народ гуськом повалил с корабля. Цанка шел одним из последних. Тревожные мысли, мучавшие его всю дорогу, достигли своего предела. Он весь съежился, глубоко вдыхал морской воздух, пытаясь погасить дрожь в теле. В его руках было два одинаковых серых картонных чемодана. Только один был значительно тяжелее. Пытаясь скрыть эту тяжесть, он напрягал руку и маленько сжимал ее в локте.

На пристани, под открытым небом, стояли несколько деревянных столов. Множество военных делали осмотр.

— Вы, идите сюда, — сказал металлический голос, пальцем указывая на Арачаева.

Цанка двинулся на непослушных ногах к столу.

— Ваши документы.

Пытаясь скрыть дрожь в руках, Арачаев протянул свои документы, справку. Военный долго, внимательно читал каждое слово. Снова и снова переворачивал листок. Цанка с замирающим сердцем посмотрел на проверяющего, и в это время увидел за спиной лицо своего соседа по палубе. На мгновение их взгляды встретились и разошлись.

— Что в чемоданах? — нарушил молчание проверяющий.

— Вещи.

— Раскройте.

Цанка долго возился, наконец раскрыл чемодан.

— Что это такое?

— Мое пальто… Мои вещи…

— Хорошо… А в том чемодане что? — военный мотнул головой в сторону второго чемодана.

— Белье, туалетные принадлежности и так далее… Тоже раскрыть? — оживился Цанка.

— Нет. Уберите свои вещи. Проходите.

Скрывая радость, Цанка долго закрывал чемодан, собирал свои документы, возился, пока его не вытолкнули идущие вслед пассажиры.

Медленным шагом Цанка вышел на огромную площадь, поставил чемоданы, закурил.

— Вы Арачаев? — спросил сзади взрослый мужчина, не выговаривая букву "р".

— Да.

— Вас ждет машина. Давайте я Вам помогу.

Цанка никогда не ездил в легковой машине. Их было четверо. Ездили долго. Курили все. Ничего не говорили. Наконец заехали в частный двор. Взяли тяжелый чемодан, и двое ушли в дом. Арачаев остался с водителем. Через минут двадцать позвали в дом Цанка. В коридоре его остановили.

— Это Вам, — толстая пачка денег оказалась в руках Цанка. Он молчал, крутил в руках тяжелый пресс.

— Возьмите несколько бумаг в карман, а остальные спрячьте подальше. Сейчас Вас отвезут в одно место. Там переночуете, а завтра утром будет машина до станции Кавказской, оттуда поездом до Грозного… До свидания.

Ночью Цанка, выпив бутылку водки, вырубился. А утром его разбудили, посадили в кабине разбитого грузовика и отправили. Дорога была ухабистая, пыльная. Говорили мало; в основном о погоде, о природе.

— Вы не знаете, где находится станица Гиагинская? — спросил вдруг Цанка у водителя.

— Это на Кубани… Далече, — отвечал шофер на хохляцком языке. — За Белоречьем… А что?

— Да так, — задумался Цанка. — А сколько туда ехать?

— Да часа три-четыре.

— Вы не могли бы меня туда отвезти… На пять минут.

— Не-е. Не могу. У меня маршрут: Кавказская и обратно. Замолчали. Ехали, курили.

— А что там? — полюбопытствовал шофер, искоса глядя на Цанка.

— Баба, — ответил тот.

— А-а! Баба, конечно, дело важное, но понимаешь… — и водитель развел руками, отпуская баранку

Снова замолчали, задумались. Затем Цанка полез в карман, достал деньги и, отсчитав несколько бумаг, протянул водителю. Тот долго смотрел, думаал, спросил:

— А ты долго там?

— Нет. Мне хватит десяти минут.

— Так що ты за десять минут успеешь? — засмеялся хохол. — Успею, — тоже смеясь, ответил Цанка.

— Любовь що ли?

— Да.

— Ох, ядрена жизнь, поехали. Скажу, что поломался.

Только к вечеру добрались до Гиагинской. Вместе с колхозным стадом въезжали в станицу. Ребятишки бежали за машиной, пытались залезть в кузов.

— Кто у вас председатель? — спрашивал водитель у пастуха, высунувшись на ходу из кабины.

— Запашный.

— Он? — обернулся хохол к Цанку, тот мотнул головой.

— А где живет?

— Прямо въезжайте. Слева увидите дом с петухами на крыше. Это их хата… Так сейчас небось в конторе.

Подъехали к дому. Недалеко на лужайке толпилась молодежь. На лавочке щелкали семечки две бабки. Вся улица уставилась на машину.

— Здесь живут Запашные? — спросил Цанка у бабуль.

— Да, сыночек. Да, — ответили хором.

— А дочь их, Полина, здесь?

— Небось дома. А ты крикни их.

Цанка отворил калитку. К нему кинулась маленькая собачка. На крыльце калачиком свернулся кот. За домом на веревке висели разноцветные пеленки, резвясь на ветру.

— Полина Матвеевна, — крикнул негромко Цанка.

Народ на улице обступил машину. Глазели в кабину. Шумели. — Полина Матвеевна, — вновь крикнул Цанка.

Из-за дома показалась взрослая дородная женщина.

— Полина Матвеевна дома? — поинтересовался Цанка, не ожидая ее вопросов.

— Да… Вы проходите, она здесь, за домом… Доченька, кто-то к тебе… на машине. А Вы кто будете?

— Я знакомый.

Цанка обошел дом в сопровождении мамаши и увидел крупную, мощную женщину. Румянец горел на ее щеках, в руках игрался маленький ребенок.

— Здравствуйте.

— Добрый день, — удивленно смотрела Полина Матвеевна.

— Я от Андрея Моисеевича Бушмана, — сказал сразу Арачаев.

— Да?! От Андрея?

Громадная женщина смутилась, зажала кулаком рот.

— А где он? — наконец спросила она.

Арачаев повел глазами на мать.

— Мам, возьми дитятко и иди в хату, — сказала торопливо Полина Матвеевна, передавая ребенка в руки матери.

— Сын? — спросил Цанка.

— Нет. Дочь, — ответила женщина. — А где Андрюша?

— Там, где Вы его должны были ждать, — сказал тихо Цанка. — Это где? — удивилась она.

— В Якутске.

— До сих пор там? — она с ужасом раскрыла рот.

— Да. Почему Вы не ждали?

— Я болела… Я не могла… Я ведь была беременна, — она осторожно опустилась на скамейку, видно, ноги не держали ее огромное тело. — Как он?

— Тяжело… Он прислал меня, чтобы Вы отдали мне половину.

— Чего половину? — удивляясь, вышла из оцепенения Полина Матвеевна.

— Половину того, что он Вам дал там.

Она несколько секунд думала о чем-то, глаза ее отсутствующе уставились в одну точку.

— Я тороплюсь, Полина Матвеевна. Меня ждет служебная, государственная машина.

— А, да. Я сейчас, — она очень тяжело встала, и все еще думая о чем-то другом, пошла в дом.

Через минут пятнадцать вернулась. Протянула сверток. Цанка кинул сверток за пазуху — сырость и холод пронеслись по его телу. Он почувствовал, как тяжесть надавила на его плечи. Он хотел сразу вернуть его, но Полина Матвеевна спросила:

— Я могу написать письмецо ему?

— Нет. Он сам напишет.

— Он здоров?

— Да.

В ту ночь они устроились на ночлег в хате одного казака на окраине Белоречья. А через двое суток вечером Арачаев въехал в свой аул на двух тачанках. В первой ехал он сам, держа в одной руке длинную папиросу, а в другой — бутылку коньяка. На второй тачанке были его вещи, ткани, два бутыля керосина, многочисленные подарки родным.

В ту же ночь Цанка залез в курятник, выкопал там огромную яму и положил в нее одну бутыль с керосином и все золото Бушмана. Больше он его никогда не видел.

Часть третья

Когда Арачаев Цанка, похоронив Гойсума, вернулся в Дуц-Хоте, он обнаружил в центре села машину "Нива". Возле замызганного грязного транспорта возилось два человека. Увидев издалека одинокого старика, пришельцы двинулись навстречу. Оказывается это были журналисты: один российский; другой иностранный. Они стали задавать Цанке разнообразные вопросы. Усталый старик не хотел, и не мог говорить, отвечал на многочисленные вопросы коротко, без излишней словесности.

— А как Вы сюда попали? — наконец задал вопрос Арачаев, — Ведь село окружено войсками.

— А у нас есть специальное разрешение, — отвечал русский журналист, — мы можем бывать в любой точке мира. Это наш долг. Мы пытаемся объективно отразить все происходящие события, и даже по возможности стараемся ликвидировать очаги напряженности.

— Да-а, — озабоченно продолжил Цанка, — Вы журналисты, как единственное капризное дитя в семье; и радости от вас море, и беды от вас. А кто в конце концов вырастит неизвестно. Вы вначале называли нас бандитами и подлецами, и что нас чеченцев всех бить надо, а теперь "стараетесь ликвидировать очаги напряженности". Без работы вы себя не оставите.

Далее говорили о войне, о боевиках, о политике. В целом разговор не клеился. В конце концов журналисты достали из машины свою аппаратуру и стали все снимать на камеры. Потом разложили какие-то черные чемоданы и стали куда-то звонить.

— Это телефон? — удивленно спросил Арачаев.