МЕМНОХ-ДЬЯВОЛ - Энн Райс

Лицо Армана застыло от ужаса. Он стоял в своем отделанном кружевом шикарном бархатном наряде и до блеска начищенных ботинках. Обращенное ко мне лицо ангела Ботичелли искажала боль.

И рядом с ним - Дэвид, исполненный жалости и сочувствия. Пожилой англичанин, заключенный в молодое, здоровое тело, по-зимнему укутанное в твид и кашемир, выглядел ошеломленным.

Монстры, одетые как люди - земные, настоящие люди!

И светящаяся фигурка моей Доры, моей хрупкой, страстной Доры с ее огромными черными глазами.

- Милый, милый, - воскликнула Дора, - я здесь! - Она обняла меня теплыми маленькими руками за ноющие плечи, не обращая внимания на снег, падающий с моих волос и одежды. Я опустился на колени, зарыв лицо в ее юбку, поближе к крови между ногами, крови из ее живой матки, крови земли, крови Доры, которую дарило ее тело, а затем повалился на пол.

Я был не в состоянии ни говорить, ни двигаться. Я чувствовал, как она прикасается своими губами к моим.

- Ты теперь в безопасности, Лестат, - сказала она.

Или то был голос Дэвида?

- Ты с нами, - молвила она. Или то был Арман?

- Мы здесь.

- Посмотри, посмотри на его ноги. На нем только один ботинок.

- А его пиджак! Он порван… пуговицы потерялись.

- Милый, милый. - Она поцеловала меня.

Я осторожно перевернул ее на спину, стараясь не придавить своим весом, задрал на ней юбку и прижал лицо к ее обнаженным бедрам. Запах крови затопил мое сознание.

- Прости меня, прости меня, - прошептал я, и мой язык прорвал тонкий хлопок ее трусов, срывая ткань с мягких волос внизу лобка, отодвигая в сторону запятнанную кровью прокладку. Я приник к крови ее молодых набухших розовых вагинальных губ, вытекающей из устья ее матки, крови ее сильного молодого тела, крови плотных горячих клеток ее вагинальной плоти, крови, не приносящей боли или жертвы, а дарующей лишь ее несшую снисходительность ко мне, к моему невыразимому акту, когда мой язык глубоко проникал в нее, извлекая кровь, которая была еще только на подходе, нежно, очень нежно собирая кровь с мягких волос, растущих на ее половых губах, высасывая каждую ее мельчайшую капельку.

Нечистая, нечистая. Они кричали это на пути к Голгофе, когда Вероника сказала: «Господи, я прикоснулась к краю твоей одежды, и мое кровотечение прекратилось». Нечистая, нечистая.

- Нечистая, хвала Богу, нечистая, - прошептал я, облизывая языком тайное запятнанное кровью место, ощущая вкус и запах крови, ее сладкой крови, - то место, откуда кровь вытекает свободно, и нет никакой раны, и нет в ней нужды - доступ к ее крови открыт для меня ее прощением.

В окно бился снег. Я слышал его, ощущал его - слепящий белый снег жуткой для Нью-Йорка снежной бури, холодная белая зима, все замораживающая своим покровом.

- Мой дорогой, ангел мой, - прошептала она.

Я лежал рядом с ней, я задыхался. Кровь ее была у меня внутри. Я извлек ее всю из матки - ту, что должна была вытечь. Я слизал даже ту, что налипла на прокладку.

Она села в кровати, скромно прикрывая меня своими скрещенными руками и наклонясь вперед. Она словно пыталась закрыть меня от их глаз - Дэвида и Армана, - ни разу при этом не оттолкнув, не закричав на меня, не отпрянув, и сейчас, когда я плакал, Дора держала мою голову в своих руках.

- Ты в безопасности, - снова повторила она.

В безопасности. Все они говорят: в безопасности, словно это магическое заклинание. Безопасность, безопасность.

- О нет, - воскликнул я. Я рыдал. - Нет, никто из нас не в безопасности. И никогда мы не будем в безопасности, никогда, уже никогда…

ГЛАВА 22

Я не позволю им прикасаться к себе. Я не собираюсь им отдавать ничего, даже рваный ботинок. Уберите ваши расчески, ваши полотенца, не надо меня утешать. Я вцепился в спрятанный на груди предмет.

Все, о чем я просил, - это кусок какой-нибудь ткани, чтобы укрыться. Они дали мне одеяло, мягкое, шерстяное - то, что надо.

Квартира почти опустела

Все это время они без остановки переправляли сокровища Роджера на юг; занимались этим агенты из смертных. Большинство скульптур и икон были, переправлены в монастырь в Новом Орлеане, бывший сиротский приют, и помещены в пустой часовне, которую я когда-то видел и где ничего не было, кроме распятия. Это был знак!

С делами было еще не совсем покончено. Оставались неотправленными кое-какие ценные вещи, пара чемоданов, коробки с бумагами, папки с досье.

Я отсутствовал три дня. В новостях было полно домыслов о смерти Роджера. Хотя как все это попало в прессу, мне говорить не хотели. В мире темного криминального наркобизнеса во всю шла драка за власть. Репортеры перестали звонить на телевидение с расспросами о Доре. Никто не знал об этой квартире. Никто не знал, что она здесь.

И лишь очень немногие знали о сиротском приюте, куда она собиралась вернуться, как только перевезут все реликвии Роджера.

На кабельном телевидении ее шоу запретили. Дочь гангстера больше не проповедовала Она не виделась и не разговаривала со своими последователями. Из колонок новостей и шуток телеведущих она узнала, что скандал облек ее фигуру ореолом загадочности. Но в основном ее называли не имевшей никаких перспектив телеевангелисткой, выступавшей в кратковременных передачах и не ведавшей о делах отца.

В обществе Дэвида и Армана она утратила все контакты с прежним миром, живя здесь, в нью-йоркской квартира отца, за стенами которой властвовала тяжелейшая за последние пятьдесят лет зима и с небес валил снегопад; живя среди бесценных реликвий, прислушиваясь, к ним, к их ласковым утешениям, к их чудесным сказкам, не представляя, что собирается делать, все еще веря в Бога.

Вот такими были самые последние новости.

Я забрал у них одеяло и пошел в одном ботинке через квартиру.

Я вошел в маленькую комнату. Завернулся в одеяло. Окно здесь было зашторено. Значит, солнца не будет.

- Не подходите ко мне, - сказал я. - Мне нужно отоспаться сном смертного. Мне нужно проспать ночь и следующий день, и потом я все вам расскажу. Не трогайте меня, не приближайтесь ко мне.

- Можно мне спать в твоих объятиях? - спросила Дора - бледное, трепещущее, наполненное кровью создание, стоящее в дверном проеме, за которым виднелись ее ангелы-вампиры.

Комната была темной. В ней стоял лишь один сундук с сокровищами. Правда, в холле были еще и статуи.

- Нет. Как только взойдет солнце, мое тело сделает все возможное, чтобы защититься от вторжения смертного. Тебе нельзя погружаться со мной в этот сон.

- Тогда позволь мне полежать с тобой хоть сейчас.

Двое других уставились через ее плечо на мою пустую глазницу, взволнованно подталкивая Друг друга, В ней, должно быть, стояла кровь. Но наша кровь быстро сворачивается. Глаз был вырван с корнем Какой же, интересно, у него корень? Я все еще чувствовал запах нежной восхитительной крови, которую вкусил от Доры. Кровь осталась у меня на губах, ее кровь.

- Дайте мне поспать, - сказал я.

Заперев дверь, я лег на пол, подтянул колени к животу, окунулся в тепло и уют толстых складок одеяла. Я вдыхал запах прилипших к моей одежде сосновых иголок и земли, дыма, засохших частиц дерьма, крови - человеческой крови, - крови с полей сражений и крови из Айя-Софии, когда на меня свалился мертвый младенец, и запах конского навоза, и запах адского известняка

Все это было под одеялом вместе со мной, а рука моя покоилась на развернутом плате, прикрывавшем мою нагую грудь.

- Не подходите ко мне! - прошептал я вновь для ушей бессмертных, находящихся за пределами комнаты, - тех, что были так смущены и напуганы.

А потом я заснул.

Сладкий покой. Приятная темнота Хорошо бы смерть была похожа на это состояние. Хорошо бы вот так спать, спать и спать вечно.

ГЛАВА 23

Я пребывал в бесчувствии целых двадцать четыре часа, проснувшись лишь на следующий вечер, когда солнце на зимнем небе уже угасало. На деревянном сундуке были разложены предметы моей одежды, хорошей, а не той, в чем я пришел, и стояла пара ботинок.

Я попытался представить себе, кто все это подбирал для меня из того гардероба, что был в гостинице. Логика подсказывала, что это Дэвид. Я улыбнулся, размышляя о том, как часто в нашей жизни мы с Дэвидом совершенно запутывались в приключениях с одеждой.

Но, видите ли, вампир, который не придает значение такой мелочи, как одежда, - уже нонсенс. Даже самые великие мифические персонажи - если они созданы из плоти и крови - обязаны беспокоиться по поводу застежек на туфлях.

Меня вдруг осенило, что я вернулся из царства, где одежда изменяет вид по воле носящего ее. И что я покрыт грязью и на мне лишь один ботинок.

Я поднялся, не забывая об осторожности. Бережно достал плат, не разворачивая и даже не рискуя взглянуть на него, хотя, мне казалось, сквозь ткань проступает темное изображение. Я аккуратно снял с себя всю одежду и сложил ее стопкой на одеяле - так, чтобы не пропало ни одной сосновой иглы. Затем пошел в расположенную рядом ванную комнату - стандартное помещение с горячим паром, выложенное кафелем, - и купался как человек, крестящийся в Иордане. Дэвид приготовил мне все необходимые мелочи - щетки, расчески, ножницы. Вампиры, право, не нуждаются в особенной роскоши.