МЕМНОХ-ДЬЯВОЛ - Энн Райс

В конце концов я в изнеможении повалился на пол. Мне было все равно. Было какое-то утешение в том, что я был закован в цепи и не мог колотить по стенам кулаками, превратив их в месиво, или размозжить голову о кирпичи, или того хуже…

- Ложь, ложь, все это огромная панорама лжи! Это все, что я видел! Еще один огромный замкнутый круг лжи!

- Не все ложь, - сказала она. - Не все. Это стародавняя дилемма.

Я умолк. Я чувствовал, как мой левый глаз глубже и сильнее прорастает корнями в мозг. Он снова у меня был. У меня был мой глаз. И подумать только о его лице, его искаженном от ужаса лице, когда он взглянул на мой глаз, и та история с глазом дядюшки Микки. Я был не в состоянии понять это. Мне снова захотелось выть.

Мне показалось, что я смутно слышу нежный голос Луи - протестующий, умоляющий, спорящий. Я услышал, как замыкаются запоры. Я слышал, как в дерево забивают гвозди. Я слышал, как Луи умоляет.

- Ненадолго, совсем ненадолго… - проговорила она, - Он слишком силен для нас, и ничто другое здесь не поможет. Либо это, либо придется разделаться с ним.

- Нет, - вскричал Луи.

Я услышал протесты Дэвида - нет, этого она не сделает.

- Я не стану этого делать, - спокойно молвила она. - Но он останется здесь до тех пор, пока я не скажу, что он может уйти.

И они ушли.

- Пойте, - прошептал я. Я разговаривал с привидениями детей. - Пойте…

Но монастырь был пуст. Все маленькие привидения разбежались. Монастырь был мой. Слуга Мемноха; князь Мемноха. Я был один в своей темнице.

ГЛАВА 26

Ночь вторая, ночь третья… Снаружи в городе по широкому проспекту мчались машины. Проходили парочки, перешептываясь в вечерних тенях. Завыла собака.

Четвертая ночь, пятая?…

Рядом со мной сидел Дэвид, читая мне запись моей истории, слово за словом, - все, что я рассказал, как он это запомнил, вновь и вновь прерываясь, чтобы спросить, правильно ли там или здесь, те ли это слова, таков ли получается образ.

По обыкновению отвечала она. Из своего места в углу она говорила:

- Да, это он видел, и это он тебе рассказал. Именно это я вижу в его сознании. Таковы были его слова. Вот что он чувствовал.

Наконец - прошла, должно быть, неделя - она встала надо мной и спросила, хочу ли я крови. Я ответил:

- Я никогда больше не стану ее пить. Я высохну и стану твердым, как известняк. И меня бросят в печь.

Однажды ночью заявился Луи со спокойной непринужденностью тюремного капеллана, свободного от каких бы то ни было правил и все же не представляющего для узников никакой угрозы.

Он медленно уселся подле меня, сложив ноги и глядя в сторону - понимая, что невежливо смотреть в лицо пленника, закованного в цепи.

Он дотронулся пальцами до моего плеча. Волосы его были в полном порядке - модно подстрижены, причесаны и чисто вымыты. Одежда его тоже была чистой и новой, словно он специально принарядился ради меня.

Я внутренне улыбнулся этому. Он и раньше, бывало, так поступал, и когда я замечал, что на рубашке у него старинные пуговицы из золота и жемчуга, то понимал, что это для меня, и принимал его дар, как больной принимает холодный платок на лоб.

Его пальцы надавили на плечо чуть сильнее, и мне это тоже понравилось. Но у меня не было ни малейшего намерения говорить об этом.

- Я читал книги Винкена, - сказал он. - Я вернулся тогда за ними и подобрал, когда мы оставили их в часовне. - Сказав это, он взглянул на меня с почтительным простодушием.

- Благодарю, - сказал я. - Я выронил их, там было темно. Выронил, когда потянулся за глазом. Или когда она взяла меня за руку? Как бы то ни было, я выронил мешки с книгами. Мне не сдвинуть с места эти оковы, я не могу пошевелиться.

- Я отнес книги домой на Роял-стрит. Они там, как и множество других драгоценностей.

- Понимаю. Ты видел миниатюры? Ты достаточно хорошо их рассмотрел? Я не смог, не успел. Просто… все произошло слишком быстро, и я так и не открыл книги. Но если бы ты увидел его призрак там, в баре, и услышал, как он их описывает…

- Они потрясающи. Просто великолепны. Они тебе понравятся. Ты будешь долго наслаждаться ими наедине при свете. Я только начал их рассматривать и читать. С помощью лупы. Но тебе не потребуется лупа. Твои глаза зорче моих.

- Мы будем читать их… возможно… ты и я… вместе.

- Да… все двенадцать книг, - молвил Луи. Он тихо заговорил о многих чудесных вещах, которые видел в книгах, - о крошечных людях, и зверях, и цветах, и о льве, лежащем рядом с ягненком.

Я закрыл глаза. Я был благодарен. Я был удовлетворен. Он понимал, что я не хочу больше разговаривать.

- Я буду там, внизу, в наших комнатах, - сказал он, - буду ждать. Тебя не станут держать здесь долго.

Что значит это «долго»?

Погода, кажется, потеплела

Дэвид мог бы тоже прийти.

Иногда я закрывал глаза и затыкал уши, отказываясь воспринимать звуки, будто намеренно адресованные мне. Я слышал пение цикад, когда небо все еще пламенело от солнца, и другие вампиры спали. Я слышал, как поют птицы, слетающие на ветки дубов на Наполеон-авеню. Я слышал детей!

Дети все- таки вернулись. Они пели. Иногда один или двое из них разговаривали быстрым шепотом, словно секретничали, накрывшись с головой простыней.

И еще - шаги на ступенях.

А там, за стеной, - кричащая, светящаяся электрическими огнями ночь.

Однажды вечером я открыл глаза - цепи исчезли.

Я был один, дверь открыта

Моя одежда была изорвана в клочья, но мне было наплевать. Я с трудом поднялся и, наверное, впервые за две недели поднес руку к лицу, чтобы проверить, на месте ли глаз, хотя, разумеется, я им видел. Просто я давно перестал вспоминать о нем.

Я вышел из здания приюта, пересек двор. На мгновение мне показалось, что я увидел железные качели - те, что ставили на детских площадках в прежние времена Я различил рамы, напоминающие букву А, поперечину и сами качели и качающихся на них детей - маленьких девочек с развевающимися волосами; я слышал, как они смеются. В изумлении я поднял глаза на витражи часовни.

Дети исчезли. Двор был пуст. Отныне этот дворец принадлежит мне. Дора оборвала все связи, Она пришла к своей великой победе.

Я долго шел по Сент-Чарльз-авеню. Шел под знакомыми мне дубами, по старым тротуарам, мимо новых и старых домов. Миновав Джексон-авеню, я оказался среди забавной смеси из забегаловок и неоновых вывесок, заколоченных и полуразрушенных зданий, стоявших вперемешку с модными магазинчиками, - кричащие, полупустые кварталы, тянущиеся вплоть до населенных кварталов города.

Я подошел к магазину, некогда торговавшему дорогими машинами. Здесь продавали автомобили в течение пятидесяти лет, а теперь это было огромное пустое помещение со стеклянными стенами. Я очень хорошо видел собственное отражение в стекле. Мое сверхъестественное зрение опять вернулось ко мне - безупречное, на оба голубых глаза

Я увидел себя. И я хочу, чтобы и вы увидели меня в этот момент. Я хочу, чтобы вы посмотрели на меня моими глазами, и я клянусь, что все, мною рассказанное, каждое мое слово, истинно и идет от сердца

Я - вампир Лестат. Вот что я увидел в стекле. Вот что я услышал в себе. Вот что я знаю! И это все, что я знаю.

Верьте мне, верьте моим словам, верьте тому, что я сказал, и тому, что про меня написано.

Я по- прежнему здесь, герой собственных грез, и позвольте мне навсегда оставаться с вами.

Я - вампир Лестат.

А теперь разрешите мне из вымысла превратиться в легенду.

9.43, 28 февраля 1994 г.

Прощай, любовь моя.