Цмцерон - Пьер Грималь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В том же письме Цицерон жалуется, что ему все же приходится заниматься ремеслом адвоката, У него не остается достаточно времени и сил для «духовного отдыха», он вынужден выступать в суде «по просьбе людей, оказавших мне услуги, в защиту тех, кто никаких услуг мне не оказывал». Тягостное положение, в котором он находится, не только лишает его свободы действий на политической арене, но и подталкивает отдаться целиком научным занятиям и теоретическим раздумьям. В последние дни года он сообщает Аттику, что диалог «Об ораторе» окончен, его можно отдать переписчикам, а потом и на суд читателей.
Приступая к трактату «Об ораторе», Цицерон знал, что до сего времени ни один римлянин не владел словом с таким совершенством, как он. Он знал также, что наследует и традиции греческой культуры. Он не забыл, что говорил ему на Родосе Молон, и с тех самых пор неутомимо продолжал упражняться в греческой декламации. Он много думал о законах искусства красноречия и еще больше — о его целях и смысле. То, что он много раньше сказал об этом в трактате «О нахождении материала», теперь представляется ему юношески легкомысленным и поверхностным. В свете пережитого опыта он стремится подойти к проблеме по-другому. Ведь красноречие — не только важное слагаемое общественной жизни, но также ее форма, а подчас и движущая сила. Поэтому обращаться с ним следует сугубо осторожно. Платон указывал на опасности, которые таит красноречие, но какой он сделал вывод? Он отрицал это искусство искусств, отказывался от него. Однако греческие полисы не могли жить без дискуссий и споров, без речей, убеждающих граждан в разумности тех или иных решений, и выводы Платона на практике не осуществлялись. Не сам ли Платон написал в Пятом письме: «Афины слишком стары, чтобы в их установлениях и привычках можно было что-либо изменить». Цицерон же утверждает, что Рим еще не стар, его установления и привычки можно попытаться улучшить. Не осуждать надо красноречие, а научить граждан — по крайней мере лучших из них — правильно им пользоваться. Цицерон начинает рассуждения с того места, где их окончил Платон.
Диалог ведется издалека, со времен юности автора; не случайно оба главных действующих лица, Антоний и Красс, как мы отмечали, связаны с арпинскими истоками рода Цицеронов. Контекстом диалога оказывается не только римская история начала I века до н. э., но и вся совокупность событий, пережитых и обдуманных автором. В 91 году, к которому относится действие диалога, положение в Риме разительно напоминало то, что сложилось к 55 году: тогда, как и теперь, достоинство сената подвергалось яростным нападкам демагогов. Самые пожилые из собеседников — и прежде всего Квинт Муций Сцевола Авгур — настроены мрачно, они предчувствуют драматические события, которые обрушатся на общину Рима, приведут к гражданским войнам, а в конце концов и к диктатуре Суллы. Цицерон ожидал такого же развития событий после Луккского свидания, дальнейший их ход показал, насколько он был прав. Он надеется, однако, что есть еще возможность избежать худшего. Ради того и делится он своими размышлениями об искусстве красноречия, долгим опытом оратора, надеясь, что и то, и другое послужит еще на пользу общине.
В первой книге Антоний проводит различие между людьми, «умеющими говорить», и «красноречивыми». Первые способны ясно излагать чужие мысли и пользуются успехом у людей «обычных», вторые представляют избранный предмет по-новому и в подлинном блеске, материал и форму речи черпают лишь из собственной души. Красота формы будит мысль и стремит ее дальше, речь больше не средство убеждения, а действительность, плоть мысли. В речи подлинного оратора появятся в нужный момент и параграфы законов, и исторические примеры, и широкие нравственные, философские обобщения, что делают мысль обширной, а главное — верной. Цицерон, как мы убедились, обладал необходимой для такого красноречия энциклопедической образованностью, ибо с ранних лет занимался греческой философией; мы видели также, что в своих речах он нередко возвышался над фактами и обстоятельствами и раскрывал общефилософское и общечеловеческое значение событий. Главные персонажи диалога «Об ораторе» — как бы две стороны духовной личности автора, его философская культура и его практический опыт.
Подчас в диалоге можно встретить глубоко личные признания. Таков рассказ Красса о том, какое волнение охватывает его всякий раз перед началом речи, как молчанке, в котором люди ждут его первых слов, неизменно внушает ему страх. Известно, какое смущение постоянно испытывал Цицерон при начале речи; в 52 году он дорого заплатил за эту свою особенность. Она была всем известна, и противники нашего оратора нередко потешались, когда в начале речи он заикался и терял нить изложения. К счастью, рядом неизменно находился отпущенник Тирон, секретарь и помощник Цицерона, разработавший собственную систему скорописи (знаменитые «Тироновы записи»); он схватывал на лету и заносил на таблички слова патрона, и потом можно было отредактировать речь, привести в порядок и издать в том виде, который наиболее соответствовал славе автора.
Обсуждение проблемы в заключительной части пер-вой книги строится по принципу «за и против», в соответствии с традициями Академической школы, которым Цицерон отдал дань во времена бесед с Антиохом Аскалонским и, еще в большей мере, с Филоном из Лариссы. Красс утверждает, что главное в красноречии — врожденный талант оратора, обучение и тренировка могут укрепить и развить талант, но никак не могут его заменить. Каждый, кто захочет стать судебным оратором-практиком, говорит Красс, должен прежде всего изучить законы государства, гражданского права и истории. Наставления Красса вводят нас в самую суть римской цивилизации, раскрывают все ее отличие от греческой. Право образует фундамент, основу общественной и частной жизни римлянина, каркас, на котором строится система социальных отношений, и jus — совокупность норм, устанавливающих место каждого лица и каждой вещи в жизни гражданской общины. Красс приводит многочисленные примеры из судебной практики, доказывающие, какую решающую роль играет знание права. В его речи можно хорошо проследить, как формируется метод контроверсии — метод обучения, ставший веком позже основным в риторских школах. В контроверсиях право — не просто часть практической подготовки юриста, оно есть средство нравственного воспитания, ибо обостряет и развивает чувство справедливости. Выступая в суде, оратор, прошедший такую школу, закладывает основы новых, более гуманных и справедливых отношений между людьми, нежели те, из которых исходили древние правовые установления и законы XII таблиц. Красноречие остается и в этом случае движущей силой общественной и политической жизни, но нравственное и правовое его содержание становится гораздо значительнее. Так находило себе разрешение одно из противоречий философии Платона: в той мере, в какой основатель школы вообще допускал существование ораторов, он требовал, чтобы они формировались как философы и развивали в себе способность достичь главного — обнаружения истины; однако Платон признавал, что истина неизбежно носит отвлеченный характер. Красс же (а также Цицерон) утверждает, что римский оратор стремится обнаружить истину не в общей ее форме, а в каждом конкретном судебном деле и оценивает ее по нормам права, а в конечном счете — разума.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});