Цмцерон - Пьер Грималь

Около того же времени, кажется, ближе к концу июля, Цицерон защищает еще одного клиента, обвиненного все но тому же закону о сообществах. Звали клиента Гай Мессий, и обвиняли его в интригах (подлинных или вымышленных), благодаря которым он был избран в эдилы на 55 год. Мессий входил в окружение Помпея, но служил в преторианской когорте Цезаря. У него были причины рассчитывать на особое внимание со стороны Цицерона: он немало сделал для возвращения оратора из изгнания. Так что процесс Мессия во многом походил на процесс Планция с той, однако, разницей, что речь Цицерона в защиту Мессия не сохранилась.

Столь же мало осведомлены мы и о процессе Марка Ливия Друза Клавдиана, в котором Цицерон также вел защиту. В каком-то судебном деле, которое рассматривалось ранее, Друз, будучи обвиняемым, якобы вступил в сговор с обвинителем (или, наоборот, будучи обвинителем, вошел в соглашение с обвиняемым; оба варианта обозначались в Риме одним и тем же термином praevaricatio, но больше мы ничего об этой истории не знаем, разве только, что Цицерон взялся защищать Друза по просьбе Помпея и что Друз был оправдан.

Пожалуй, самым важным процессом лета 54 года можно считать тот, где Цицерону пришлось действовать вопреки своим личным чувствам в угоду Помпею и Цезарю - процесс Габиния. Габиний — консул 58 года, затем - наместник Сирии, в каковой магистратуре его сменил Красс. Бесславно и бесшумно появился он под стенами Рима 19 сентября, но в город вступил, опять же стараясь привлекать как можно меньше внимания, лишь 27 сентября. Габиний прекрасно понимал, что придется отвечать по нескольким обвинениям, одним из которых должно было стать обвинение по закону об оскорблении величия римского народа, за то, что он восстановил на престоле Птолемея, не имея должных полномочий от сената; кроме того, Габинию грозило обвинение в подкупе, именно подкупом объясняли многие странные меры, которые он предпринял в Сирии против откупщиков. Цицерону больше всего хотелось бы участвовать в процессе в качестве обвинителя, но это было невозможно по крайней мере по двум причинам: выступление государственного деятеля такого ранга против мужа-консулярия римские граждане восприняли бы как жестокость и злоупотребление собственным авторитетам; вторая причина несравненно проще — Помпей не мог допустить, чтобы Цицерон обвинял его давнего агента. Он вновь попытался помирить противников, но Цицерон уклонился. На первом процессе Габиния он выступил как свидетель обвинения, но в столь умеренных выражениях, что Габиний благодарил его. Впрочем, и все дело велось чрезвычайно мягко, Габиний в конечном счете был оправдан, хоть и всего тридцатью восемью голосами против тридцати двух. Лучшего соотношения не смогли добиться ни с помощью Помпея, ни с помощью сговора с обвинителем.

Первый процесс Габиния состоялся 23 октября. Как раз в те дни Тибр вышел из берегов, вода затопила прибрежные кварталы, разрушила множество домов и подмочила зерно в государственных амбарах неподалеку от порта. Римляне увидели в этом проявление гнева богов за то, что оправдали человека, который вопреки ими явленным знамениям пересек с оружием границы Египта. Люди вышли на улицы, они громко осуждали судей, оправдавших виновного. Цицерон находился в Тускуле и усиленно работал над трактатом «О государстве». В письме Квинту он рассказывает, как сначала составил план сочинения в девяти книгах, каждая из которых содержит разговор между Сципионом Эмилианом и его друзьями; как потом по совету друга своего Гнея Саллюстия изменил намерение и решил написать диалог, в котором участвуют он сам и Квинт. Мы еще увидим, что в конце концов Цицерон вернулся к первоначальному замыслу; он написал диалог, в котором участвуют знаменитые деятели прошлого века, но изложил их беседы в сильно сжатом виде, уместив их всего в три дня.

Вскоре Цицерону пришлось по настоянию Помпея вернуться в Рим. Габиний должен был снова предстать перед судом на сей раз по обвинению в вымогательстве. В городе, и без того настроенном враждебно к бывшему наместнику Сирии, поднялась настоящая буря. Помпей все еще не имел права появляться в пределах померия; он собрал сходку на Марсовом поле и долго горячо говорил в защиту Габиния. Цезарь прислал письмо — подлинную апологию обвиняемого, письмо читали на улицах. В конце концов Помпей заставил Цицерона взять на себя защиту. Примечательно, что в письмах оратор ни словом пе упоминает об этом. Согласился он, по-видимому, против воли, и рассказывать, как все было, ему не хотелось. Однако намек на происшедшее можно обнаружить в речи в защиту Гая Рабирия, произнесенной вскоре после осуждения Габиния — его приговорили к изгнанию. Защитительная речь Цицерона не принесла на сей раз ожидаемого результата. Следовательно, триумвиры вовсе не были так уж полновластны, и напрасно Цицерон после оправдания Габиния в первом процессе без конца жалуется на их всемогущество. Народное собрание и суды во власти страстей и интриг метались из стороны в сторону под давлением разных общественных сил, так что никто не мог считать себя подлинным хозяином положения. И Цицерон, то под влиянием момента, то спасая собственную жизнь, вынужден был участвовать в событиях. При этом он убеждался только в одном — никто не способен вести политику разумную и продуманную, цель которой — благо государства. Он описал пережитое, и то, что им описано, во многом напоминало анархию, царившую в греческих полисах в пору их окончательного упадка. И постепенно становится понятным, почему, закладывая в трактате «О государстве» основы идеального государственного устройства, Цицерон все большее место отводит элементам монархии.

Добившись осуждения Габиния, обвинители обратились против Гая Рабирия Постума, который финансировал махинации Габиния, равно как и многих других. Цицерон защищал в суде и Рабирия. Он был в долгу у этого человека — в пору изгнания Рабирий оказывал оратору всяческую поддержку. И Цицерон не забыл об этом. Не менее твердо помнил он и то, что Цезарь всячески помогал несчастному Рабирию, разоренному, как утверждал защитник, нелепыми финансовыми махинациями Габиния в Египте. Утверждения Цицерона не слишком правдивы — Рабирий привел из Египта несколько кораблей, трюмы которых были до отказа забиты товарами, вовсе не столь дешевыми и никчемными, как уверял оратор. Исход процесса нам неизвестен, он, в сущности, и не так важен, ибо дело Рабирия — всего лишь своеобразное приложение к суду над Габинием.

Во всех письмах Квинту, написанных в последние месяцы 54 года, Цицерон подчеркивает заслуги Цезаря, говорит о величии его славы. Он называет Цезаря «лучшим и могущественнейшим из людей», надеется, что тот защитит и укрепит его «достоинство», проще говоря — его политическое положение. Он живо описывает будущее, когда Цезарь вступит в Рим, увенчанный не меньшей славой, чем некогда Помпей, но слава Цезаря свежее. Как мы уже отмечали, Цицерон и в самом деле чувствовал к Цезарю более живую симпатию, чем к Помпею. Осенью 54 года это чувство еще укрепилось. В начале сентября умерла Юлия, дочь Цезаря и жена Помпея. Уже больше года она болела, родила ребенка, который тут же умер, и никак не могла оправиться после родов. И Помпей, и Цезарь искренно горевали о Юлии. Из письма Квинта Цицерон узнал, что Цезарь перенес несчастье «с мужеством и твердостью духа», и немало им восхищался. Сам он горячо любил свою дочь Туллию и измерял отцовское горе Цезаря тем, какое сам испытал бы на его месте. А через несколько лет Туллия в самом деле умерла примерно при тех же обстоятельствах. Но Цицерон лишь после долгой тяжелой борьбы с собой сумел обрести душевное спокойствие, которого Цезарь достиг, кажется, сразу, огромным усилием воли. В эту пору Цицерон питает к Цезарю симпатию, восхищение и искреннюю привязанность, что побуждает его вернуться к работе над поэмой о британском походе; работа была начата давно, Цицерон узнавал тогда от брата все новые подробности, но так и не окончил поэму. Теперь он с новой энергией возвращается к пей и доводит до конца. Последнее упоминание о поэме содержится в письме Квинту от начала декабря: Цицерон ищет верного человека, через которого хочет передать поэму Цезарю. До наших дней от нее не дошло ни одного фрагмента.