Цмцерон - Пьер Грималь

Тогда же, в декабре, Цицерон вспоминает, что все еще официально считается легатом Помпея, и опасается, не придется ли ему в январе отправиться в Испанию, либо, по крайней мере, выехать за ворота города, доступ в который человеку, облеченному военной властью (во всяком случае, теоретически), закрыт. Опасения эти, правда, не повлекли за собой никаких практических шагов.

Теперь, когда можно не бояться больше ни Цезаря, ни Помпея, сообщает Цицерон своим корреспондентам, тревожиться не о чем, и он обрел наконец душевное спокойствие. Но один повод для волнений все-таки остался: Милон выдвинул себя кандидатом в консулы на 52 год, о чем по обычаю объявили заранее. Милон устроил для народа игры, стоившие фантастических денег. Понимая, что совершает безумие, Цицерон тем не менее счел долгом оказать Милону помощь и даже просил Квинта о том же. Да и как было не помочь человеку, столько сделавшему, чтобы не дать Клодию навсегда убрать с политической арены Цицерона, а заодно и Квинта? Помпей отнесся к кандидатуре Милона настороженно. Он поддержал двух других кандидатов — Публия Плавтия Гипсея, своего квестора в последние годы Митридатовой войны, и Метелла Сципиона, на чьей дочери Корнелии женился в конце года; Корнелия была вдовой Публия Красса, павшего у Карр. Помпей в свое время нуждался в Милоне, противопоставляя его Клодию, теперь надобность эта отпала, а содействовать далеко идущим планам молодого честолюбца старый полководец намерен не был. И теперь Милон в глазах Помпея — всего лишь смутьян, чьи интриги нарушают ход общественной жизни, а главное — мешают интригам триумвиров.

Наконец в июле избрали консулов 53 года. Ими стали Гай Домиций Кальвин и Марк Валерий Мессала. Против последнего, правда, было возбуждено обвинение в незаконных предвыборных махинациях, но в суде его защищали Цицерон и Гортензий и добились оправдательного приговора. Так что Мессала мог на законных основаниях фигурировать в числе кандидатов. Цицерон, кроме того, поручился за него перед Цезарем. Что касается Домиция, то он сумел без ощутимого ущерба выпутаться из скандала, который погубил Меммия. Насколько можно судить, Цицерон никакой помощи Домицию не оказывал.

С января 53 года переписка с Аттиком прерывается, поскольку оба друга находятся в Риме, а с декабря 54 года наступает перерыв и в переписке с Квинтом — отныне мы осведомлены о текущей политической жизни Рима далеко не так полно, как в предыдущие годы. Известно лишь, что в Риме неоднократно происходили волнения. 6 ноября 53 года во время триумфа Гая Помптина, которого он ждал восемь лет со времени побед над аллоброгами в 61 году и который в конце концов удалось устроить лишь благодаря ловкости претора Гальбы, в городе происходили уличные стычки, сопровождавшиеся кровопролитием. На дни триумфа Цицерон приехал в Рим, памятуя о сотрудничестве с Помптином в пору подавления заговора Катилины. Подручные Клодия, узнав о его присутствии в столице, всячески выражали свою ненависть не только к помощнику консула 63 года, но и к нему самому.

Те же вооруженные отряды Клодия сорвали народное собрание, дошли до того, что стали забрасывать консулов камнями и с обнаженными мечами ворвались в Септу — ограду, в которой происходили выборы. Отразить их натиск, обратить в бегство и заставить откатиться к реке смог только Милон с вооруженной свитой. Выборы, однако, оказались сорванными.

Еще одно столкновение произошло на Священной дороге: люди Милона напали на Плавтия Гипсея и друзей, его окружавших. Цицерон, случайно находившийся среди них, едва не поплатился жизнью.

Цицерон с ужасом наблюдал, как Клодий с новой энергией разворачивает агитацию с двойной целью — добиться избрания в преторы, но в первую очередь устранить с политической арены Милона. Цицерон считает необходимым сделать все от него зависящее, чтобы поддержать Милона. Он пишет об этом прямо в письме Куриону Младшему, которое относится, по-видимому, к середине 53 года. Он уверен, что есть еще возможность вернуть Рим к нормальной политической жизни, но при одном условии — Милон должен стать консулом. Цицерон рассчитывает на поддержку Куриона, которого по-прежнему считает преданным делу аристократии или, во всяком случае, старинным республиканским порядкам. Курион был одним из тех молодых людей, с которыми старый консулярий связывал все свои надежды. Он полагал, что вместе с людьми старших поколений уйдут в небытие застарелые распри и бесчисленные честолюбивые устремления, а молодежь, всему этому чуждая, займет политическую авансцену. Цицерон не доверяет Помпею, его то и дело меняющейся политике, со стороны Цезаря не видит пока никакой серьезной опасности и считает, что Милон один в состоянии обеспечить политическое обновление. «Поднимается попутный ветер, — пишет он Куриону, — и Курион будет тем кормчим, что сумеет его использовать и привести корабль в гавань».

О каком попутном ветре идет речь? По всему судя, о распаде триумвирата. Красс погиб; Помпей, связанный по рукам и ногам проконсульским империем, не может вступить в Рим; Цезарь — во власти превратностей войны; самый подходящий момент сенату вновь взять па себя руководство государственными делами, считает Цицерон. Достаточно устранить Клодия, и общественная жизнь вернется в обычное русло. Вскоре выяснилось, что надеждам Цицерона не суждено сбыться.

В весенние месяцы этого года Цицерон объезжает свои виллы. В апреле живет некоторое время в Кумах, где его навещает Помпей; о чем они говорили, мы не знаем, известно лишь, что Помпей казался веселым и довольным. Через несколько дней Цицерон уже в Формиях. Тирон, старый верный секретарь нашего героя, заболел, и настолько серьезно, что не смог дальше сопровождать оратора, и остался на Формийской вилле. Цицерон пишет ему письма, полные глубокой искренней привязанности: до тех нор пока мы будем в разлуке, говорит он Тирону, я не смогу притронуться ни к одной книге. Он не в состоянии вернуться к начатым работам, то есть к трактату «О государстве» и уже, по-видимому, к диалогу «О законах». В письмах нет никакого преувеличения. Тирон был постоянным сотрудником, чем-то несравненно большим, чем секретарь в современном смысле слова, и Цицерон обращался к его помощи ежеминутно. В те времена литературное произведение создавалось скорее в ходе беседы, а не писания. Каждую фразу, прежде чем секретарь заносил ее на табличку, обсуждали, взвешивали. Такой способ работы предполагал определенную интеллектуальную близость между автором и помощником, который в то же время играл роль первого читателя. Тирон был другом Цицерона в самом полном и точном значении слова. Болезнь Тирана волновала оратора, и он, не стесняясь, с нежной откровенностью пишет другу о своей тревоге. В ту пору Тирон юридически еще раб, но вскоре он получил волю и сделал чрезвычайно много для посмертной славы своего теперь уже патрона.