Цмцерон - Пьер Грималь

В определении, которое формулирует у Цицерона Сципион Эмилиан, говорится о праве; имеется в виду, однако, не закон, a jus, и различие тут весьма существенно. Jus означало во времена Цицерона личный статус каждого члена общины, устанавливавший совокупность прав и обязанностей гражданина, своего рода правовое пространство, ограниченное такими же правовыми пространствами других членов общины. В своем исходном значении jus не определяется законами; они лишь позже, задним числом переводят на язык права содержание, внутренне присущее этому понятию, сотканное из обычаев, усвоенных из жизни, больше переживаемых чувством, чем осознанных разумом и потому в корне отличных от стоического «закона», ибо он выведен рациональным путем из теоретических предпосылок. Перед Цицероном естественно встал вопрос о соотношении между jus и законом в греческом понимании слова; выяснению связи между ними он посвятил специальную работу, трактат «О законах», который создавал одновременно с диалогом «О государстве» или чуть позже. Jus есть движущая сила, инстинкт, укорененный в самой природе гражданской общины римлян. «Государство есть достояние народа, а народ — не любое соединение людей, собранных вместе каким бы то ни было образом, а соединение многих людей, связанных между собою согласием в вопросах права и общностью интересов». Не исключено, что в потребности такого объединения Цицерон видел отражение вселенского Разума, то есть силы, поддерживающей связь и порядок в мире, которая разлита в мироздании, но еще не воспринята человеческим сознанием. Из этого инстинкта и выводит Цицерон различные виды государственного управления. Лучшим оказывается устройство, которое создаст самые благоприятные условия для реализации инстинкта сообщества. Так мысль Цицерона от высоких и общих умозрений греков обращается к римской исторической реальности и исследует целый ряд вполне конкретных элементов политической жизни.

Божественное дуновение, вложившее в душу людей инстинкт сообщества, дало им и способность реализовать его в своей деятельности, опираясь на особую добродетель. А именно — потребность в справедливости и праве в их нераздельности. Она вносит порядок в общественную жизнь и дает возможность управлять ею. Право есть условие и воплощение разумной организации общества и свойственно любой из трех форм правления. Право может обеспечить «царь справедливый и мудрый», «избранные и выдающиеся граждане» или даже «сам народ». Последний вариант, прибавляет Сципион Эмилиан, наименее похвален. Прямая демократия, однако, допустима, если сумеет столь же успешно, как два других вида государственного устройства, противостать несправедливости или всевластию личных эгоистических интересов.

Цицерон, как видим, основывает общественный строй на прямом интуитивном чувстве равенства перед законом как непосредственном выражении права. Оно есть залог единства гражданской воли, которой и сильна община. Равенство перед законом, повторим, состоит в уважении к личным интересам каждого; такое его понимание не имеет ничего общего с подыманием равенства в эпоху Великой французской революции — тогда его рассматривали как суть и основу всей политической структуры. Цицероново равенство перед законом охраняет не только духовную свободу каждого, но и жизнь — отсюда «право провокации», то есть гарантированная осужденному на смертную казнь возможность апеллировать к собранию народа. Поэтому один из главных пороков монархии в том, что она лишает граждан возможности участвовать в решении политических вопросов и тем неизменно вызывает их недовольство и протест. Даже при таком справедливом и мудром царе, как Кир, зависимость всего и вся от воли государя порождала в душах подданных чувство ущербности. В Массилии, где существовало аристократическое правление избранных граждан, неизменно слывших идеально справедливыми, все-таки, говорит Цицерон, гражданам казалось, что они как бы в рабстве, ибо лишены подлинной самостоятельности, ограничены в правах, обречены на полную общественную пассивность. А полная демократия, примером которой были некогда Афины, действует на основе народных постановлений, не признает власти старейшин, а потому не знает духовной иерархии и лишает гражданскую жизнь всякого достоинства.

Совершенство государственного строя определяется, таким образом, не практическими результатами, которых община может добиться, а отношением к нему граждан. Политика зиждится на убеждении или, если угодно, на искусстве убедить каждого в том, что он играет в жизни государства не последнюю роль. Здесь ощущается опыт оратора, знающего, какую силу имеет слово в театре, где зрители — все граждане города.

Итак, Цицерон поставил себе задачу обрисовать государственное устройство, способное воплотить в жизнь все перечисленные требования, весь тот строй мыслей и чувств. Возникло учение о «смешанном» государственном устройстве, о котором впервые заговорил еще Дикеарх. «Чистые» государственные устройства, то есть монархия, аристократия или демократия, помимо изъянов, отмеченных выше, опасны и сами по себе. Каждое имеет не только привлекательное лицо, но и отталкивающую изнанку: монархия чревата тиранией, аристократия — олигархией, демократия — всесилием разнузданной толпы. Так возникали «дурные» режимы, это Цицерон знал от Полибия, и вовлекали общину в серию переворотов, нередко приводившую к полной катастрофе. Распри между гражданами ослабляли Город, и он, неспособный защититься, попадал в руки врагов. Риму времен Цицерона такое будущее, разумеется, уже не угрожало: поблизости не осталось народов, способных разрушить Вечный Город или хотя бы причинить ему ущерб. Времена Митридата миновали, а могущество парфян только-только начало складываться и впервые проявилось в разгроме Красса в войне, которую начали сами же римляне. Но государства, как сказал в одной из Катилинарий Цицерон, могут погибать под воздействием внутренних сил и уничтожать себя сами. Целые провинции, как при Сертории, например, отпадали от Рима, и ясно обозначался конец империи, конец величия римского народа.

В трактате обращает на себя внимание последовательность глав — Цицерон демонстрирует свое искусство сопоставлять аргументы «за» и «против». Сначала каждому из трех «чистых» режимов воздается хвала, подчеркиваются достоинства, ему присущие. В пользу монархии говорит единство управления, столь очевидно необходимое в любом человеческом начинании, в жизни семьи, в каждом доме, потребное для ведения корабля не меньше, чем для ведения войны. Государство без монархического элемента в устройстве не может поэтому дочитаться прочным. При аристократическом правлении за власть борются люди значительные и знающие, снискавшие уважение и богатством, но прежде всего мудростью, опытностью, осторожностью, верностью традициям и принадлежностью к старинным, издавна прославленным семьям. Без их советов государство стремится к гибели. Демократия отдает высшую власть народу и являет собой — по крайней мере в теории — наиболее устойчивый строй; каждый член гражданского коллектива обладает гражданскими правами: он утверждает законы, отправляет правосудие, заключает союзы и мирные договоры, объявляет войны, регулирует деятельность граждан и устанавливает пределы их обогащения. Все это приносит удовлетворение и с полным основанием порождает чувства личной свободы и независимости. Если интерес каждого совпадает с интересом всех, надолго устанавливается согласие и длится до тех пор, пока все действия граждан направлены на сохранение государства и защиту общей свободы.