Imprimatur - Рита Мональди

Тот все еще разглядывал стол мясника, ничуть не обеспокоенный исходившим от него убийственным запахом. – Словит, придушит, прирежет… непонятно только, на кой ему это, – заявил он.

– Вот спасибо, разъяснил, – съязвил Атто. – Ловит крыс рыболовной сетью, сажает их в клетку, затем совершает над ними ритуальное таинство и удушает с помощью гаротты. После расчленяет и как-то употребляет их, – с горькой улыбкой закончил он. – Видать, выполняет некие предписания янсенистов из Пор-Рояля. А экземпляр, томящийся в клетке, единственный, кто избежал подобной участи.

– Сударь, а нет ли у вас ощущения, что кое-что мы с вами уже где-то видели? – с подступившей к горлу тошнотой от всей этой скверны спросил я и указал на склянку рядом с миниатюрной гароттой.

Вместо ответа Атто вынул из кармана предмет, о существовании которого я начисто забыл: склянку с кровью, подобранную нами в галерее D, и стал сравнивать ее с той, что была перед нами.

– Да их просто не отличить! – изумился я.

Они и впрямь походили друг на друга и цветом, и формой.

– А этот горшок с крышкой. Если не ошибаюсь… – продолжал я, – мы его видели…

– В чулане у Тиракорды? – подсказал Атто.

– Точно!

– Э нет, брат. Ты о той вазе, вокруг которой суетился Дульчибени, пока его друг спал? Но этот больше, да и рисунок на нем другой. Правда, узор и дырочки почти такие же, согласен. Возможно, они изготовлены одним мастером.

Горшок, обнаруженный нами на острове, тоже был с дырочками, которые предназначались для доступа воздуха внутрь, и также был расписан головастиками, плавающими между водорослей в пруду. Открыв крышку, я заглянул туда и даже сунул палец: грязная вода, в которой плавала какая-то белая шелуха. На дне песок.

– Господин Атто, Кристофано сказал мне, что во время эпидемии чумы опасно дотрагиваться до крыс.

– Знаю. Я тоже подумал об этом прошлой ночью, когда мы наткнулись на издыхающих крыс, харкающих кровью. Очевидно, наш Дульчибени не подвержен таким страхам.

– А островок-то не из добрых, не из хороших, так себе, – протянул Угонио каким-то особенно серьезным тоном.

– Да уж, хорошего мало. Задерживаться не стоит. Мог бы по крайней мере просветить нас, где мы, раз уж мы по твоей милости оказались здесь.

– И то верно, если б ты выбрал другой рукав, тот, что пошире, мы бы здесь теперь не торчали, – подлил я масла в огонь.

– Сам островок с ноготок, да алтарек на нем с теремок, а вам и невдомек, – выдал вдруг Угонио.

– Ах вот как, сударь, – закатил глаза к небу Мелани, – новое дело, все слова у нас теперь уменьшительные, – и вдруг как заорет: – Кто-нибудь мне скажет, где находится этот островок с ноготок, будь он неладен!

По всему гроту прокатилось эхо. Когда оно стихло, Угонио повлек меня за собой и показал заднюю часть каменной глыбы, служившей основанием для одного из столов, при этом довольно хмыкнул, видимо, в ответ на вызов Мелани.

К нам присоединился и Атто. На камне был ясно различим горельеф, представляющий собой сценки с участием людей и животных. Мелани нетерпеливо ощупал его, словно для того чтобы найти подтверждение тому, что он видел.

– Невероятно! Храм Митры[174], – прошептал он. – Смотри, смотри. Здесь есть все, что описывается в учебниках: жертвоприношение быка, скорпион…

Там, где мы находились, некогда возвышался подземный храм, в котором древние римляне поклонялись божеству, пришедшему в Рим с Востока и соперничавшему с Аполлоном, поскольку оба они символизируют Солнце. Скульптурная сценка на одной из двух каменных глыб не оставляла ни малейшего сомнения: бог был представлен в момент заклания быка, чьи яйца терзал скорпион. Так обычно изображали Митру. Поклонники его культа предпочитали возводить ему храмы под землей, видимо, это был один из них.

– Мы нашли лишь два больших камня, которые Дульчибени приспособил под свою, так сказать, лабораторию, остальная часть храма наверняка поглощена водами озера. – Как это могло случиться?

– Из-за всех этих подземных вод в земле происходят подвижки. Да ты сам тому свидетель – сколько тут помимо галерей всяких гротов, пещер, полых пространств, римских дворцов, послуживших основой для более поздних построек. Вода рек и клоак на ощупь прокладывает себе путь: один грот обрушивается, другой заполняется водой и т. д. Все меняется. Такова природа Urbs subterranea[175].

Я тут же подумал о трещине в стене «Оруженосца», образовавшейся несколько дней тому назад после гула, донесшегося из земной утробы.

Угонио вновь овладело беспокойство. Мы решили спустить челн на воду и попытаться вернуться. Предстояло еще встретиться с Джакконио и разузнать, удалось ли ему проникнуть в дом Тиракорды. К счастью, челн не был поврежден. Как-то пройдет наше возвращение по узкому каналу, приведшему нас к храму Митры, – одному Богу известно.

Угонио все мрачнел, и когда мы уже отчалили, вдруг выпрыгнул из лодки и, подняв кучу брызг, вернулся на остров.

– Угонио! – окликнул я его.

– Спокойно, это не займет много времени, – проговорил Атто, уже догадавшись, в чем дело.

Вскоре Угонио и впрямь вскочил в лодку, на лице его было написано умиротворение.

Только я открыл рот, чтобы задать ему вопрос, как вдруг все сам понял.

– Алтарек-то с теремок, да теремок не тюремок, – скаламбурил Угонио и хмыкнул с довольным видом.

Он вызволил из неволи последнего узника острова – маленькую мышку.

Возвращение по узкому душному каналу прошло хоть и менее драматично, но не менее утомительно. Продвижение вперед затруднялось навалившейся на нас усталостью, а также тем что приходилось плыть против течения, пусть и слабого. В лодке царило полное молчание. Атто с Угонио, стоя на корме, с помощью шестов отталкивались ото дна, я, сидя на носу, служил противовесом и держал фонарь.

В какую-то минуту мне стало невмоготу и захотелось нарушить гнетущую тишину, в которой слышался лишь плеск воды.

– Господин Атто, кстати по поводу того, на что способны подземные реки. Со мной случилось нечто странное. Астрологическая книжонка, которую мы похитили у Стилоне Приазо, предсказывала на сентябрь разные природные катаклизмы типа землетрясения. Так вот, несколькими днями ранее в «Оруженосце» раздался страшный грохот, будто разверзлись недра земли, после чего на лестнице обнаружилась трещина. Что это? Удачное пророчество? Либо автор прогноза знал, что явления подобного рода чаще всего случаются в сентябре?

– Могу тебе сказать, что не верю в подобные глупости, – заявил аббат с презрительным смешком, – не то я б уже давно разузнал у астролога все о себе самом. Я положительно не верю, что тот факт, что я родился 31 марта…

– Ариес[176], – буркнул тут Угонио. Мы с Атто ошалело переглянулись.

– Ах да, я и забыл, что ты… ну в общем, дока в этих делах, – сдерживая смех, проговорил Атто.

Но Угонио и не думал смущаться.

– Согласно великому астрологу Аркандаму, – невозмутимым голосом заговорил он, – рожденный под знаком Ариеса отличается пылким темпераментом, крепок духом, на протяжении всей своей жизни одолеваем гневом. Рыжеволос либо светловолос, с меткой на левой ноге или на кисти, с телом, покрытым густой растительностью, бородат, белозуб, светлоок, челюсть правильного строения, нос красивой формы, большие веки.

– Отличается немалой любознательностью и желанием побольше разузнать о других, выведать их секреты. Смел умом, прилежен, воспитан, подвижен и силен физически. Общителен, окружен друзьями, добронравен. Более подвержен болезням головы, нежели иным. Красноречив, одинок по жизни, расточителен. Способен на мошенничества, часто попадает в засады и опасные переделки. Его действия в военных обстоятельствах и на переговорах увенчаются успехом.

Смолоду весьма сварлив, раздражителен и стыдлив. Впадает в ярость, но не показывает этого. Лжив, держит любезные и приторно-вежливые речи, за которыми таится нечто совсем иное, говорит одно, а делает другое, суля горы златые и не держа своих посулов. Часть отпущенного ему срока будет повелевать. Корыстолюбив, покупает и продает в целях наживы. Легко впадает в гнев, завистлив, другие станут ему завидовать больше, чем он им, отчего обзаведется врагами и злокозненным окружением. Что до несчастий, то претерпит клеветнические нападки, так что его ждут и лишения, и потеря собственности. Достояние его переменчиво, будут внезапные потери и столь же неожиданные возвраты утраченного.

Большой любитель путешествий, покинет родину и близких людей. В сорок шесть лет станет богат и достигнет почестей. Доведет до завершения то, что наметит, услуги его будут приятного свойства. Не женится на той, что будет ему предназначена, но на другой, от которой пойдет его потомство. Будет общаться со священниками. Если родится днем – станет состоятельным и уважаемым государями. Проживет восемьдесят семь лет и три месяца.