Буря Жнеца - Стивен Эриксон

Третий человек, сидевший с ними, но до сих пор молчавший (похожие на птичье гнездо волосы, торчащее веслом ухо, выпученные глаза и разноцветные пятна по всему лицу, следы ожогов, превращающие физиономию в подобие пегой тыквы) метнул на оратора косой взгляд и тут же отвернулся. Горлорез и сам от него отвернулся. Чего он желает меньше всего – так это удариться в очередной приступ ужасающе – визгливого смеха, способного приморозить к стулу любого в пределах слышимости.

«Никогда раньше так не смеялся. Сам пугаюсь». Он вдохнул полный рот горящего масла, что окончательно испортило голосовые связки. Порок проявлялся лишь при смехе, а за месяцы, последовавшие за… за всем этим… ему выпало мало поводов веселиться.

– Вон идет кабатчик, – сказал Мертвяк.

Очень легко говорить все, что захочешь, обо всех, о ком захочешь – ведь никто тут не знает малазанского.

– Еще один глядящий на нее как на луну в небесах, – фыркнул сержант Бальзам. – Но с кем она сидит? Возьми меня Худ! Бессмыслица.

Мертвяк не спеша придвинулся к столу и наполнил кружку. – Это доставка фляги Брюллигу. Похоже, красавчик и его мертвая подружка вызвались добровольцами.

Выпученные глаза Бальзама выпучились еще сильнее: – Она не мертвая! Я скажу тебе, что тут мертвое! Утопший в луже червяк, что у тебя между ног!

Горлорез поглядел на капрала: – Вот как вы червяков готовите? – и зашелся жутким хрипом, как будто его душили. Собеседники подскочили на месте.

– Зачем ты вообще смеешься, Худ тебя побери? – вопросил Бальзам. – Вообще не смейся. Это приказ.

Горлорез укусил себя за кончик языка. Слезы на миг затуманили зрение, боль прокатилась по черепу, как камешек по пустой корзине. Он молча потряс головой. «Смех? Это не я».

Сержант уже сверкал глазами на Мертвяка. – Мертвая? Мне она не кажется мертвой.

– Поверь мне, – сделав глубокий глоток, сказал капрал. И рыгнул. – Да, она хорошо маскируется… но эта женщина умерла уже довольно давно.

Бальзам склонился над столом, дергая себя за космы. Полетела перхоть, отчего темная столешница стала выглядеть забрызганной краской. – Боги подлые… Может, кто-то должен… ну, не знаю… может… ей намекнуть?

Мертвяк поднял почти безволосые брови: – Извините, леди, у вас склонность к смерти. Похоже, вы недавно таки умерли.

Горлорез снова каркнул.

К ним поворачивались головы.

Мертвяк проглотил пиво, которое подогревал во рту. – Смешно. Вот ты не похож на мертвого.

Визгливый смех-кашель заполнил таверну.

Когда отзвуки затихли, в помещении воцарилась полная тишина – только кружка с шумом катилась по столу… потом упала на пол, зазвенев…

Бальзам воззрился на Мертвяка: – Ты это сделал. Всё подначиваешь и подначиваешь. Еще слово, капрал, и ты будешь мертвей ее.

– Чем тут запахло? – брякнул Мертвяк. – О да. Эссенция трупного яда.

Щеки Бальзама надулись, лицо приобрело странный багровый оттенок. Желтоватые глаза, казалось, вот-вот соскочат со стебельков – нервов.

Горлорез попытался закрыть глаза – но образ надутого сержанта успел отпечататься в разуме. Он издал жуткий хрип, прикрывая рот руками. Огляделся в безнадежных поисках спасения.

Внимание было приковано только к нему. Никто не решался заговорить. Даже прекрасная женщина, приплывшая с уродливым пнем (пень наморщился, единственный его глаз блестел среди глубоких складок кожи) замерла, держа край фляги с элем. Принесший флягу хозяин таверны взирал на Горлореза, раззявив рот.

– Ну, – заметил Мертвяк, – мы начинаем зарабатывать репутацию плохих парней. Гор издал призыв самца черепахи к случке. Надеюсь, самок на острове нет. А ты, сержант… у тебя голова готова лопнуть как долбашка.

Бальзам зашипел: – Все ты виноват, ублюдок!

– Едва ли. Видишь, какой я спокойный. Хотя компаньоны меня позорят, увы.

– Отлично. Мы изгоняем тебя. Видит Худ, приятнее будет смотреть на Мазан Гилани…

– Да, но ей не повезло, она живая. Не твой тип женщин.

– Я не знал!

– Ну что за жалкое оправдание. Неужели сам не понимаешь?

– Погоди, – наконец раздышался Горлорез. – Я тоже не смог бы догадаться, Мертвяк. – Он уставил на капрала палец. – Еще одно доказательство, что ты проклятый некромант. Не надо изображать потрясение – мы больше не купимся. Ты знал, что она не живая, потому что чуешь мертвецов. Само твое имя отсюда. Спорю о заклад, что тебе его дал Бравый Зуб – уж он ничего не пропускает. А, верно?

Таверна постепенно заполнялась привычным гулом; посетители делали охранительные жесты, пара стульев заскрипела по грязному полу, когда завсегдатаи пугливо двинулись к двери.

Мертвяк хлебнул пива и промолчал.

Мертвая женщина и ее спутник направились туда же (последний хромал и пошатывался, стараясь удержать флягу на плече).

Бальзам хмыкнул: – Вот и уходят. Типично, а? Как раз когда нас слишком мало.

– Не беспокойся, сержант, – утешил Мертвяк. – Все тип-топ. Хотя если кабатчик решит идти за ними…

Горлорез прохрипел: – Если решит, пожалеет. – Он встал, накинул матросский дождевик. – Везунчики. Остаетесь сидеть, жир на задах наращивать. Знали бы вы, как снаружи холодно, черт!

– Я запомню все твои нарушения субординации, – пообещал Бальзам. И похлопал по голове. – Всё тут.

– Какое облегчение. – Горлорез вышел из таверны.

Тряс Брюллиг, тиран форта Вторая Дева, почти что король Острова, неловко сидел на кресле с высокой спинкой (оно принадлежало прежнему начальнику тюрьмы) и глядел исподлобья на двоих иноземцев, устроившихся возле входа в палату. Они играли в одну из своих дурацких игр. Кости – фаланги пальцев, длинный деревянный стакан и пучки вороньих перьев.

– Два подскока – а как кучно легли, – сказал один. Вроде бы – Брюллиг не был уверен, что понял правильно: нелегкое дело изучать чужой язык исподтишка… хотя он всегда был способен к языкам. Трясский, летерийский, эдурский, фентский, торговое наречие и язык мекросов. А теперь и кусочки этого… как его… малазанского.

Выбрать время. Они отняли у него такую возможность так же легко, как отняли нож и боевой топор. Пролезли в гавань – поначалу их было так мало, что опасений не возникало… Напрасно. Но ведь тогда его поглощали другие заботы. Море, полное надвигающихся на Остров ледяных гор – он чувствовал себя как тонущий человек, вынырнувший к свету в последний миг.

Почти что Король Острова, раздавленного и смятого бесчувственным льдом. Лицом к лицу с истиной. Как будто дракон пронзил когтями паруса. После всего, что он свершил…

Выбрать время. Он гадал, не принесли ли малазане лед с собой. Послали его по воле диких течений этого времени года, а сами двигались на шаг впереди, предлагая отогнать опасность. Брюллиг припоминал, что не особенно им поверил, но отчаяние тогда говорило своим собственным голосом. «Сделайте это – и будете гостями Короля столько, сколько вам понадобится». Они усмехнулись, услышав его предложение.

«Я дурак. И еще хуже!»

И вот два жалких взвода правят им и любым треклятым жителем острова, и ничего не поделаешь. Можно лишь скрывать правду от всех остальных. А это с каждым днем все труднее.

– Впадина тут, вот и легли кучно, – сказал второй солдат.

«Вроде бы».

– Ты дыхнул, и они перекатились. Шулер!

– Я не дышал.

– О да, ты же Худом целованный труп.

– Нет. Я просто тогда не дышал, так что не говори. Гляди, они же не во впадине.

– Ну-ка, взгляну поближе. Ха! Во впадине!

– Ты вздохнул и передвинул, черт тебя…

– Я не вздыхал.

– Гм, может, скажешь, что и не проиграл?

– Из того, что я проиграл, не следует, что я вздыхал. Значит, я выиграл.

– Погоди, еще раз дыхну!

– Тогда я еще раз вздохну!

– Победители дышат, а проигравшие вздыхают. Не так ли?

Брюллиг осторожно перевел взгляд с двоих у двери на третьего. «Клянусь ковеном, она красива. Какая темная, волшебная кожа, а сонные глаза нежно зовут… проклятие, в ее глазах все тайны мира! А ротик! А губки!» Если бы он смог избавиться от этих двоих, а еще лучше позаимствовать их жуткие ножи – ну, он бы сумел постичь все тайны, какие она обещает.

«Я Король Острова. Почти что. Еще неделя. Если ни одна из сучек, дочерей покойной королевы, не покажется – титул мой. Король острова. Я готов. Знаю, как использовать титул, это точно. Какая женщина не откажется от жалкой карьеры солдата ради мягкой, теплой постели Первой Наложницы Короля? Да, это обычай Летера – но я, как Король, могу создавать собственные правила. Если ковен будет недоволен – что же, утес к их услугам».

Один из малазан за столом произнес: – Берегись, Мазан. Он снова эдак смотрит.

Женщина, которую звали Мазан Гилани, по-кошачьи потянулась в кресле, подняв полные, изящные руки над головой, так что груди превратились в шары, готовые прорвать ткань изношенной рубашки. – Пока он думает не тем умом, Лоб, мы в полной безопасности. – Тут она откинулась, вытянув совершенные ноги.