Зов Оз-моры - Андрей Хворостов

— Зажиляли всего, — он укоризненно посмотрел на Ведь-аву.

— Ну-ка садись на мураву! — приказала она. — Сейчас помогу твоему горю.

Михаил присел на покров из птичьего горца, поставил Деве воды лицо и руки, и она начала выдёргивать из его кожи пчелиные жала, ловко ухватывая их ногтями… «Баба-то какая красивая! — размышлял он. — И как ловко пальцами орудует… а желание не пробуждает. Руки у неё словно холодянки. Взапрок чудо болотное!»

Денис тем временем приготовил сбитень. Михаил влил в него хлебного вина, и все стали отогреваться горячим душистым напитком.

— Теперь к озеру Боровно! — сказала Ведь-ава, когда опустел котелок.

— Мы едва не увязли, — ответил ей подьячий. — А ежели ещё с двумя девками поедем, так и совсем потонем в трясине.

— Мы с Толгой здесь останемся, — успокоила его Дева воды. — А вы поезжайте, и да будет ваш путь сухим.

— Сухим? Как это? — недоумённо посмотрел на неё подьячий.

— Поезжайте, сами увидите.

— Вот девка оглашенная! — он сплюнул на траву. — Утопить в полое нас хочешь?

— Поверь ей, — сказал Денис. — Коль она говорит «проедем», значит, проедем.

— Ежели они взапрок ведьмы болотные, то помогут, — шепнул Михаил на ухо подьячему. — Денис-то — муж одной из них. Разве допустит она, чтоб её супруг утонул?

— Вдруг болотницы хотят нас в затоп заманить, а там и сожрать? Денис-то, может, заодно с ними? — ответил подьячий, тоже шёпотом.

— Они бы давно нас сожрали, ежели б захотели, — возразил дворовый Боборыкина. — Мы же, считай, в ловушке.

Услышав его, Ведь-ава произнесла своим журчащим голосом:

— Правду баешь. Я б вас всех мигом проглотила, коли б зародилось у меня такое желание. И проглочу, ежели не поедете. Езжайте сейчас же! Не мешкая! Мы с Толгой вас тут подождём.

Говорила она, однако, так благодушно, что мужчины не испугались, заулыбались с облегчением и пошли к кибитке.

— Поехали скореича! — сказал подьячий.

Как только повозка скрылась за деревьями, Ведь-ава и Варвара обернулись зимородками, догнали её и сели на крышу. Дева воды смотрела вперёд и, как только замечала лужу, сразу же осушала её силой мысли.

— Вот диво-то! — попеременно ахали то возница, то подьячий, то Михаил. — Правда ведь, проезжаем.

Кибитка долго ползла мимо лесов, подлесков и болот, пока за молодым ельником не показались соломенные крыши изб. Возле первой же их Денис спрыгнул на траву и крикнул работающему в поле мужику:

— Где здесь деревня Вороново?

— Эхто вблизях, — ответил крестьянин. — Вон за той веретеей[3], — он махнул рукой в сторону редколесья. — Как вы туда проедете? Бог весть.

— Проедем с божьей помощью, — усмехнулся Денис. — А Купчины и Колотково далече?

— Эхти деревни тож вблизях. Где и Вороново.

— Там люди-то хоть живут?

— Как же не живут?

Денис решил больше не мешать мужику и вернулся в кибитку. Скоро она доехала до Воронова. Подьячий там нашёл сельского старосту, расспросил, сколько людей там сейчас живёт и за счёт чего они кормятся, всё старательно записал и дал знать Григорию, что пора ехать к следующей деревне.

Мужчины решили заночевать в Колоткове у одинокой старушки. Как только они покинули кибитку, внутрь её влетели две птички, чтоб не спать под открытым небом.

— Нас тут змея не найдёт, не съест? — опасливо спросила Варвара.

— Пусть попробует! — рассмеялась Ведь-ава. — Это я съем змею, как только она подползёт.

Утром зимородки перепорхнули назад, на крышу кибитки — и скоро она тронулась в направлении Чудинского болота.

-

[1]Иоанн Неронов — нижегородский священник. Вначале ярый сторонник, а затем непримиримый противник реформ Никона (как и его младший соратник протопоп Аввакум).

[2] Челобитная, поданная в 1636 году патриарху Иоасафу девятью нижегородскими священниками, в том числе Нероновым. Считается провозвестницей реформ Никона и церковного раскола.

[3]Веретея — сухое, поросшее редкими деревьями место на болоте.

Глава 47. Лихие дезертиры

47. Лихие дезертиры

Повозка встала, и лихие люди неспешно подошли к ней.

— Выкрятывайте! — крикнул по-русски один из дезертиров, с саблей и в шапели.

Подьячий и Михаил выскочили из кибитки на дорогу. Спустился и Григорий, только Денис остался в повозке.

— Серебро имеется? — гаркнул русский дезертир. — Хлебушек тож гоните.

Те дрожали в остолбенении и с места не сдвинулись.

— Самим, что ль, туда лезть? Эй, Петька!

Другой русский разбойник, в холщовой рубахе и с топором, вразвалку подошёл к кибитке и увидел в её глубине Дениса.

— А ты чего, особого залучья ждёшь? — крикнул на него разбойник.

Денис непроизвольно схватил саблю и выскочил из кибитки.

— Ишь, какой прыткий! — засмеялся Петька. — Ну-ка, бросай наземь!

Денис не знал, как ему поступить дальше. Григорий не спешил ему на помощь, Михаил и подьячий — тем более. Биться в одиночку было бы самоубийством, и он застыл на месте с саблей наголо.

— Сказал: саблю наземь! — повторил дезертир. — Не балуй, ежели жизнь не огазла.

Денис окончательно понял, что ему не поможет никто из спутников, и бросил саблю на дорогу. Петька подобрал её.

— Так-то лучше! — засмеялся он.

Другой разбойник крикнул:

— Свяжите его!

«Что они со мной хотят сделать? Опозорить, изнасиловать? Избить до полусмерти? Изувечить? Или под страхом смерти включить в свою банду?» — лихорадочно бежали мысли Дениса.

Он вытянул руки вперёд, и Петька вытащил из котомки верёвку… Но тут с крыши кибитки взлетел зимородок и нырнул в болото неподалёку. Прошло мгновение — и из-под ковра сфагнового мха пошли крупные пузыри. Затем в нём образовалась брешь, и из воды вынырнула молодая женщина. Лихие люди обернулись на всплеск и открыли рты.

— Глянь-ка, девка! — загоготали они. — Красовитая! Надо же, в болоте купается.

Она же поднялась и пошла к берегу по трясине, как по сухой земле.

Разнёсся разноязычный гомон. Денис расслышал в нём русские слова:

— Гожая девка! У меня уже год баб не было. Лови её, Петька! Вмистях натешимся.

— Эхто не девка никакая, а кикимора болотная! — закричал в ответ Пётр. — Порсь отседова!

Однако ни он, ни его собратья не смогли не то что убежать, но и даже сдвинуться с места. Мышцы их одеревенели, даже глаза не моргали. Девушка оглядела лихих людей ледяными синими глазами, подняла руку, и из её пальцев вырвались струи кипятка. Ослепшие разбойники схватились за обожжённые лица и стали беспорядочно ходить по дороге, крича от боли. Трое по-русски, двое по-шведски, а остальные — на языках северных финнов. Варвара, сидящая птичкой на крыше кибитке, вслушалась в их визг, но смогла разобрать всего одно слово.

«Куолема… Это ж кулома! Они смерти испугались!» — злорадно подумала она.

Вскоре они затихли, повалились на придорожную траву и