Зов Оз-моры - Андрей Хворостов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, ныне уеду назад в Тонбов, а летом вернусь. Так?
— Сегошни ты уже не уедешь. Дорога раскисла. Три недели так и так тут переждёшь. А где три, там и пять. Велика ли различка? Как попрогреется да провянет путь в Деревской пятине, так и отправлю туда подьячего. С тобой, на твоей повозке. Казённая здесь надобнее.
-
[1]Воскресение Христово в 1637 году — 9 апреля по старому стилю (19 апреля по новому).
[2] Кирпичная пятикупольная церковь в Тамбове появилась только во второй половине XVIII века.
[3]Заминет — умрёт.
[4]Ушкуй — большая ладья с парусами и вёслами.
[5]Во что Бог ни поставит — несмотря ни на что.
Глава 45. Прекрасное чудище Словенского моря
Весна выдалась сырой: то морось, то ливень… Жаркие и солнечные дни установились лишь перед Троицей[1], и, подождав две недели, Михаил сказал:
— У меня уже деньги кончаются, что Боборыкин дал. Пора нам в Деревскую пятину!
Наутро он доехал до Поместного стола, и дьяк, скрепя сердце, отправил с ним подьячего. Места в кибитке для Варвары не хватило, а ей только того и было надо. Как только повозка отошла от съезжего дома, она поскакала к Нежке.
— Не раздумала к Ящеру плыть? — спросила её та.
— Ты же знаешь о моей беде, — ответила Варвара. — В середине мая опять краски шли. Значит, не понесла я… Так можно и всю жизнь зачатия прождать.
— Иные бабы годами его ждут, — усмехнулась Нежка.
— С первым супругом я тоже два года ждала. Со вторым удалось понести, да выкидыш приключился. Чего-то не то со мной. Отвези к Ящеру.
— Подстатилась ты, Толга! Вовремя заглянула. И погода разломалась, и солнцестояние[2] на носу. Река, опять же, течёт к Словенскому морю[3]. Повель[4] поплывём. Послезавтра с утрия на капище. Ящеру поклоняться будем, коня в жертву приносить. Приходи пораньше, на брыздочек. Курочку с собой возьми в дар князю Волхова. Оденься попроще: вокруг святилища жирницы сплошные. Можешь примарать и сапожки, и подол платья.
Варвара, послушав её советы, даже перестаралась: через день поутру надела мокшанский чепец, лапти и онучи. Натянула авань панар, скрепила вырез золотым сюльгамом, намотала вокруг талии плетёный пояс. Так и пришла в лавку.
— Не видала ещё таких нарядов, — изумилась Нежка. — Платье какое-то повное[5], удивное. И не холодно ли тебе будет в нём, красна девица? В ушкуе-то, посреди Словенского моря? Погода сегошни испортилась, утро вон какое бахмурное. Того гляди дождик припрыснет, а ты в платьице льняном на голое тело.
Она сбегала в недра лавки и притащила оттуда ветхую курточку.
— Вот тебе, Толга, шугай. Цены в нём никакой нет. Он своё отжил. Весь ветчаный, заплатанный. Зато тебе в нём тепло будет. И от дождя, опять же, защитит. Ну, так что, поплыли на капище?
Нежка выскочила из лавки, увлекая за собой Варвару. На берегу Волхова их ждала дощатая ладья с мачтой посередине. К её высоко поднятому носу была прикреплена деревянная голова чудища — того же, что было изображено на сустугах Глеба Завидовича.
Как только Варвара и Нежка взошли на ушкуй, гребцы налегли на вёсла, и он заскользил по поверхности Волхова к его устью.
Варвара любовалась каменными стенами, непохожими на ограждающий Козлов и Тамбов дубовый частокол. Стенами некогда великого и гордого города, три столетия подряд не пускавшего князей на свой порог. Те времена давно прошли, но ещё оставалась память о боярах, больше напоминавших банкиров, о звоне вечевого колокола и о славных ушкуйниках, которые держали в страхе окрестные земли, а однажды разграбили даже Сарай Бату, столицу Орды. Уже полтора века Новгород был под Москвой, но дух старинной вольницы там не угас до сих пор. Он бродил в глубине городской жизни и, как пар из котла, прорывался наружу струями причудливых ересей и сектантских верований…
Пока ладья плыла, небо заволокли облака, жирные и тёмные, как промасленная ветошь. Поднялся ветер.
— Того гляди ливень грынет, — сказала Нежка.
— Как же мой Денясь? — испугалась Варвара. — Он в Деревскую пятину поехал, за Чудинское болото.
— Какая кикимора его туда понесла?
— Вмистях с дворовым большого боярина и с новгородским подьячим он поехал. Тонбовский воевода им поручил три деревни найти в его вотчине.
— Какой ещё воевода? — с недоумением спросила Нежка.
— Ты не знаешь того города. Ему меньше года от роду.
— Надолго они завязнут возле Чудинского болота! — тяжело вздохнула Нежка. — Особливо ежели дождь польёт вожжой. Но что ж поделать? Мы им уже ничем не поможем.
Ладья проплыла мимо острова, где над верхушками прибрежных плакучих ив вздымался золочёный крест. Варвара присмотрелась к нему, и разглядела за ветвями маленькую белую церковь.
— Скит тут был христианский, — сказала ей Нежка. — Его свеи сожгли, а церковь осталась, ведь это место пасут боги. Давным-давно там было святилище. О нём никто и не помнит. Один Глеб Завидович.
— О каких богах ты баешь? Не о Тройце ведь Святой?
— Мы и не помним тех богов. Никого, кроме Ящера, Мокоши да рожаниц. А ты ведь тоже в каких-то богов веруешь, окромя Троицы? — полюбопытствовала Нежка.
— В Вярде Шкая, в Атям-шкая, в Ведь-аву, в Вирь-аву, в Норов-аву, в Мекше-аву… У нас много богов, и мы никого из них не забыли, — немного заносчиво ответила Варвара.
— Почему же ты плывёшь поклониться нашему богу? Неужто и в него тоже веруешь?
Варвара ненадолго задумалась, а потом уверенно произнесла:
— В Ящера? Да, верую.
Скоро ушкуй причалил к бревенчатому мостку, установленному на пологом берегу Волхова. Четверо гребцов соскочили с ладьи и привязали её к вбитым возле уреза воды кольям. Варвара и Нежка спрыгнули на брёвна и прошли на траву прибрежного луга, земля под которой была так напоена водой, что играла под ногами.
Варвара на миг остановилась и огляделась. Неподалёку покачивались в воде ещё четыре ладьи, тоже привязанные.
— Прорва людей приплыла, — шепнула она Нежке.
— День такой сегошни. Солнцестояние ж.
Они двинулись в сторону густого хвойного подлеска, за которым виднелись верхушки сосен. Нежка указала на них.
— Вон там капище. Стёжку видишь?
Лесная тропинка привела их к большой поляне,