Теневые владыки: Кто управляет миром - Миша Гленни

Доктор Вольфганг Герберт, один из ведущих австрийских японистов, проводил исследования для своей докторской диссертации, погрузившись на самое дно Осаки. Он принадлежит к тому новому типу исследователей, которые за последние пятнадцать лет полностью преобразили научные методы и воззрения применительно к организованной преступности. Вместе со своими коллегами в России, Западной Европе, Южной Африке и Соединенных Штатах (и, без сомнения, в других странах) он собрал огромное количество материала по культуре, устремлениям и экономическим мотивам деятельности крупных преступных структур.

Этих молодых ученых роднит и еще одна особенность: все они неизменно ссылаются на такую библию своего дела, как книга «Сицилийская мафия как частный охранный бизнес». Ее написал Диего Гамбетта, профессор социологии из Оксфордского университета, и в ней содержится ряд важнейших идей об организованной преступности, которые не одно десятилетие не получали должного внимания в ученом мире и которые автору удалось спрессовать в весьма убедительную «теорию мафии». Гамбетта не считал мафиози громилами, для которых насилие — образ жизни и хлеб насущный; он утверждал, что мафия ведет свой бизнес, оказывая защиту.

Считать мафию «индустрией насилия» — значит неправильно ее понимать. Насилие для нее — средство, но не цель, ресурс, а не готовый продукт. В действительности она реализует такой товар, как защита. Здесь можно возразить, что защита в конечном итоге опирается на применение силы, однако защита и насилие необязательно должны совпадать. Есть люди, в частных интересах которых — приобретение покровительства мафии. Хотя некоторые из них — действительно жертвы вымогательства, другие являются добровольными клиентами мафии.

Также Гамбетта отделил защиту — главную деятельность мафии — от криминальных торговых операций. Мафия может действовать и на легальных рынках, как это делает Кен-чан, предлагая защиту легальным бизнесменам и хозяйкам баров, как в Намбе и Каме, но она действует и на нелегальных рынках: например, наркодилеру будет необходима определенная защита, чтобы его покупатели и поставщики не нарушали свои деловые обязательства. Чтобы разобраться в этом и с помощью полученных знаний бороться с организованной преступностью, важно проводить различия между различными видами деятельности мафии.

Гамбетта указывает, что проведение полевых исследований в его области сопряжено с исключительными трудностями. Он сухо отмечает: «Ученые не любят тратить время на источники, не желающие сотрудничать и отказывающиеся говорить, а кроме того, они не хотят, чтобы их застрелили». Однако несколько преданных делу людей, вроде Вольфганга из Осаки, взвалили на себя этот труд. Благодаря их работе не только начала раскрываться экономическая и социальная роль мафии во всем мире: эти ученые собрали многочисленные наблюдения, которые редко встречаются в классических криминологических исследованиях.

В тот момент, когда Вольфганг неожиданно осознал, что ему нравится быть сообщником якудзы, ему «немедленно стало ясно, почему японской молодежи так нравится этот образ жизни, если у нее нет возможности делать карьеру иначе. Для своих наставников из якудзы они сделают все, поскольку те самым необычным образом раздувают их самолюбие. Внезапно эти ребята становятся большими, могущественными людьми — просто потому, что прошлись с мафиози из якудзы. Например, что касается корейцев или тех, у кого нет образования, то общество всегда считало их дерьмом, а тут раз — и вдруг никто их больше не считает дерьмом. Им не требуется никакой специальности — все получается едва ли не само собой. Поэтому в эмоциональном плане якудза для них — не просто источник ощущения собственной важности: они находят ту группу, которая становится для них домом. Я очень остро ощущаю эту психологическую тенденцию».

Ученый с большой буквы оказался способен почувствовать, что его покоряет опьяняющий ореол власти, окружающий якудзу. Тем тяжелее давалось ему напряжение ежедневной двойной жизни, и, наконец, он пришел к выводу, что ему пора устранить своего Джанго, своего личного мастера Хайда.

Намба — это довольно-таки потрепанный пассаж с мелкими киосками, ютящимися между заведениями пачинко — гигантскими алтарями, где японцы коллективно поклоняются такой своей национальной страсти, как игровая зависимость. Еще десятилетие назад шмыгавшие по Намбе подростки с красно-белыми волосами и в готической одежде смотрелись экзотически и вызывающе одновременно, уязвляя тщательно продуманные японские социальные приличия. Сейчас они встречаются на каждом шагу и кажутся чем — то повседневным, но тем не менее они служат важным напоминанием о тех переменах, которые породил лопнувший «пузырь», и о культурном воздействии глобализации.

В дальнем конце пассажа подростков уже не видно, и в глубине очередного бара шум от автоматов для пачинко почти не слышен; здесь на виду стандартные атрибуты бара — караоке, слепки трилобитов и спиртное, а в углу скромно сидит мужчина. Он похож на стареющего хиппи, но на самом деле это один из главных художников по татуировкам, который обслуживает, в частности, Ямагучи-гуми.

Как и большинство организованных преступных групп, давно упрочивших свое положение, якудза обладает сложной мифологией, объясняющей ее происхождение, развитие и приспособление к современности. Якудза примеряет на себя образ самурая, который восходит еще к временам сегуната Токугавы, началу современной эры страны. На самом же деле становление якудзы происходило беспорядочно и без особенной романтики — она восходит к традиции бродячих торговцев и игроков. Об этом очень многое говорит сам смысл слова «якудза». Это жаргонное словечко обозначает комбинацию 8, 9 и 3 — набор косточек маджонга, который на первый взгляд кажется выигрышным, поскольку дает 20 очков, но на самом деле, по определенным правилам, сумма этой комбинации равна нулю. Якудза по традиции пополняла свои ряды за счет людей «низкого происхождения», в частности корейцев и буракаминов. Последние образовывали низший класс общества, статус которого много веков назад предопределялся их занятиями: это люди вычищали отхожие места либо так или иначе были связаны с «фекалиями и плотью». Подобные предрассудки живы в японском обществе и по сей день. «Показной образ якудзы — это яркость, театральность и узнаваемость выигрышной карточной комбинации, однако на поверку они чувствуют, что все их избегают, считая пустышками», — объясняет мне Вольфганг.

Самый яркий внешний атрибут якудзы, если не считать ее членов с отрезанными мизинцами, — это татуировки. Речь идет не о каких-то дешевках, вроде «Я V Ямагучи-гуми», наколотого вокруг бицепса: якудза украшает себя захватывающими дух изображениями богов, зверей, воинов, мифологических существ или женщин, и все они нередко переплетаются в самых необычных позах; такие рисунки наносятся с помощью миллионов мелких уколов иглой. Татуировки якудзы, помимо ощутимой физической боли, предполагают весомые социальные и психологические последствия. И, конечно, татуировщик должен сделать так, чтобы клиент ушел от него довольным: ибо иметь среди клиентов недовольных мафиози из якудзы — это последнее, что ему нужно. «Кожа состоит из нескольких слоев, но для того, чтобы тело удерживало и воспроизводило картинку, краска должна проникать до третьего-четвертого слоя. Проблема заключается в том, что толщина дермы в разных местах тела разная», — объясняет мастер-татуировщик Хорицуне Второй, который потягивает пиво, излучая тихую сосредоточенность часовщика. Он явно считает свое ремесло не просто профессией, но высоким искусством. «Я не делаю татуировки первому зашедшему человеку, — продолжает он, — нанесение татуировки — дело серьезное, поэтому я трачу немало времени на то, чтобы провести с клиентом консультацию и удостовериться в том, что он готов нанести татуировку».

Покрытие татуировками всего тела занимает от одного до двух лет (а то и нескольких лет, если член якудзы то садится в тюрьму, то освобождается, шутит Хорицуне), а стоить это может больше 10 тыс. долларов. В обществе, где все пронизано ритуалом и иерархией, «семьи» якудзы вкладывают в свои ритуалы больше смысла, чем любые аналогичные организации мира. Верность «семье» является пожизненной (правда, ее член и может попросить о «почетной отставке», хотя, по всей видимости, платит за это своим мизинцем), причем, как и мафии, эта верность ставится выше обязанностей человека по отношению к его кровным родственникам. Измена или грубое неподчинение являются тягчайшими преступлениями. Татуировки же служат зримым напоминанием об этих узах. Кроме того, они являются эффективным предостережением для посторонних или соперников. Разумеется, эта доведенная до крайности преданность может иметь ужасные последствия, если структура «:семей» распадается, поскольку ее логика предполагает сражаться до смерти. Война Ямагучи и Ичивы была внутрисемейным делом, поэтому насилие и имело такой накал.