Теневые владыки: Кто управляет миром - Миша Гленни

Вместе с тем якудза, в отличие от множества других крупных национальных преступных сообществ, пересекает границы не слишком удачно. Если ее члены выбираются за границу, то не для того, чтобы делать деньги, а чтобы поразвлечься. Поскольку в Японии игорный бизнес под запретом, с 60-х годов якудза принялась путешествовать — ради казино и дешевого секса. Путешествия якудзы совпали с громадным наплывом в Восточную Азию американцев, участвовавших во Вьетнамской войне. Но и эти последние, покинув поля сражений в Наме, отправлялись в Корею, Филиппины, Таиланд, Тайвань и Макао ради тамошних борделей. С тех пор местная нелегальная экономика, которую питали американцы и японцы, росла громадными темпами, принимая потребителей (почти исключительно мужчин) со всего субконтинента, из Европы, с Ближнего Востока и некоторых регионов Африки. Однако установить тотальный контроль над этой сферой якудза не стремилась. Безусловно, она осуществляла внушительные инвестиции в легальный туризм, покупая отели, рестораны и прочие заведения, однако продажа услуг защиты и применение насилия оставались прерогативой китайцев, тайцев или филиппинцев.

Когда в годы «пузыря» карманы якудзы стали распухать от денег, она стала активнее искать компании, которые приносили бы ей высокую прибыль, и переключила свое внимание на Соединенные Штаты. Она принялась покупать предприятия досуга и отдыха на западе Америки, в особенности на Гавайях и в Лас — Вегасе, попутно отмывая огромные суммы денег, вырученных благодаря «пузырю» и более традиционным преступным промыслам — игорному бизнесу, проституции и трафику метамфетаминов (наркотиков номер один в Восточной Азии, где они были популярны еще до появления в США).

Многие японцы испытывают определенное удовлетворение от сознания того, что якудза вгрызается в экономику Тихоокеанского побережья Америки, хотя публично в этом никто не признается. Хотя США и Япония заявляют о том, что зависят друг от друга в вопросах экономики и безопасности, их отношения окутаны завесой невысказанных взаимных подозрений, порожденных культурными различиями. Особенно настойчиво озвучил их Конгресс США в своем докладе об азиатской организованной преступности, сделанном после того, как ФБР заявило, что испытывает трудности в борьбе с якудзой в силу того, что японская полиция практически бездействует: «Бессильные потуги японских правоохранительных структур в борьбе с бандами Бориокудана [38] негативно сказываются на Соединенных Штатах, — гласит отчет. — Исполнительной власти следует добиваться официальных и неофициальных договоренностей с Японией с целью улучшать сотрудничество в сфере правопорядка и обмена разведывательной информацией. Кроме того, Государственный Департамент должен внести коррективы в действующие правила выдачи виз, с целью сделать членство в Бориокудане достаточным поводом для отказа в выдаче визы».

И в наши дни якудза отмывает свои деньги в США. Однако ее бизнес по-прежнему сосредоточен в Японии. В отличие от сицилийской мафии, по которой за последние пятнадцать лет был нанесен ряд чувствительных ударов, якудза все так же сохраняет в Японии свое влияние и прибыли, так что стимулов расширяться за рубеж у нее меньше.

Но по мере того, как все больше китайцев из материкового Китая попадает в Японию в качестве нелегальных и нелегальных рабочих-мигрантов, свое влияние в стране расширяют триады, тонги и другие организованные преступные синдикаты. В 2003 году высокопоставленный чиновник из Национального полицейского управления в Токио сообщил одному исследователю, что количество стычек между якудзой и китайскими бандами растет. Он объяснил это последствиями «борьбы за территорию и тем, что китайские наемные убийцы берут за свою работу очень мало. Китайский бандит выполнит три заказа за те же деньги, за которые якудза выполнит один». Как и все остальные, якудза обеспокоена влиянием и силой китайской организованной преступности в Японии.

Скандальное убийство в «Паризьен» якудза недолго оставила неотомщенным. «После того как были убиты два японца, китайские клубы были забросаны зажигательными бомбами, — вспоминал Агата-сан, который, в качестве большого босса Сумийоси-кай, имеет свои «наделы» в Кабуки-чо. — Они были сплошь вымазаны фекалиями, и, по-моему, рядом на рельсах нашли несколько убитых китайцев. Больше мы о них не слышали… Никого до сих пор не арестовали, и мы не знаем, что это были за китайцы. Тем не менее якудза недвусмысленно предупредила: если вы встанете на пути у мафии, вас постигнет именно такая судьба. Я думаю, что это предупреждение они хорошо поняли».

Но кое-что якудза не рекламировала, а именно свой симбиоз с китайскими бандами в таких городах, как Токио, Иокогама и Осака. Якудза все чаще прибегает к таким услугам китайских банд, как проведение карательных акций. «Материковые китайцы относятся к этому спокойно, — говорит один нелегальный тайваньский бизнесмен, совершающий свои деловые вояжи по Китаю, Тайваню и Японии. — Если их ловят, они получают небольшой срок, а потом их депортируют. Затем «змееголовые» снова переправляют их в Японию. А там якудза снова их разыщет и закажет их услуги». Из этого можно сделать удивительный вывод: якудза решает проблемы с вербовкой, обусловленные старением общества и упадком своего престижа, нанимая китайские группировки для выполнения самой неприятной и опасной части своей работы.

Когда я спросил Топпамоно, давнего помощника якудзы, считает ли он, что китайская организованная преступность начинает представлять угрозу для якудзы в долгосрочной перспективе, он лучезарно ухмыляется: «Давайте скажем об этом так: будь я брокером, я рекомендовал бы своим клиентам продавать акции якудзы и начать инвестировать в триады!»

Глава четырнадцатая. Будущее организованной преступности

Еще один глоток изысканного зеленого чая. Еще одна пауза. И еще одно негромкое пояснение: «За спиной Чен Кая стояла тень. Густая тень. Это невидимая сила, темная сила, которая действует здесь, в Фучжоу, и она стоит за спиной не одного только Чен Кая. Тень можно увидеть лишь тогда, когда она наносит удар — а потом уже слишком поздно».

Трудно понять Китай, если не учитывать, что здесь любят иносказания. Тень-невидимка, вызванная к жизни словами осторожного бизнесмена из Фучжоу, почувствовала то ощущение беспокойства, которое свойственно всем полицейским государствам. Однако в отличие от большинства полицейских государств Китай развил у себя активную, бросающуюся в глаза культуру потребления, за которой этой тени не видно. Будучи «богатейшим человеком в Фучжоу», Чен Кай располагал тонкими инструментами, позволявшими ему следить за настроениями капризной «тени», так что ему, возможно, бояться приходилось меньше, чем остальным.

Вплоть до 16 мая 2003 года, когда Чен Кая арестовали, весь мир был к его услугам. Этот симпатичный высокий мужчина, которому едва перевалило за сорок, щеголял в часах, инкрустированных бриллиантами. Чен мог обозревать столицу провинции Фуцзянь с вершины своего роскошного здания «Мюзик Плаза» или из квартиры-пентхауса в роскошном комплексе «Триумфальные Сады», который является самой дорогой недвижимостью в городе. Он мог любоваться им и из любого другого отеля, ресторана или жилого комплекса, который ему принадлежал.

Несколькими месяцами раньше Чен лично приветствовал в «Плазе» Сун Цзуин, которая там выступала. Сун, великолепнейшая из китайских певиц и лауреат премии «Грэмми», проделала тот же путь, который привел многих блистательных звезд страны на сцену «Плазы». Чен проявил сказочную щедрость: он был рад одарить певицу 200 тыс. юаней (26 тыс. долларов) за получасовое выступление. Да и «Мюзик Плаза» была одним из тех мест, на которые стоило посмотреть.

Как и во многих краях Китая, деньги и знаменитости стали приманкой для характерных машин с затемненными стеклами и номерами, начинавшимися с «К» и «О» — что обозначает, соответственно, партийных чиновников и сотрудников служб безопасности. Начальник местной милиции и прочие крупные шишки регулярно приезжали к Чен Таю провести вечер за азартными играми и угоститься выдержанной водкой маотай, а также коньяком «Хеннеси ХО Шампань» — напитки подавали около 200 официанток заведения.

В родной деревне Чена в близлежащем округе Минхоу никто и помыслить не мог, что его ожидает столь блестящий взлет. Чен родился вскоре после «Большого скачка» Мао, губительной сельскохозяйственной реформы, а рос в годы «культурной революции», настоящего кошмара для большинства китайцев — то были годы страха, запугивания, голода и жестоких массовых убийств. С 1959 по 1976 год сотни миллионов китайцев преследовали всего одну цель — выжить. Десяткам миллионов это или не удалось, или государственный террор так изуродовал им жизнь, что едва ли им стоило прозябать дальше. В особенности это относилось к той бедной округе в Фуцзяне, где рос Чен. Мао Цзэдун подозревал, что эта отсталая провинция стала гнездом классовых изменников и контрреволюционеров, так что в течение трех десятилетий он не уделял внимания этому региону, в порядке наказания за его якобы преступные намерения и рецидивы буржуазных привычек. А великий реформатор Китая Дэн Сяопин, вероятно, стремился компенсировать мстительность Мао, когда в начале 80-х годов сделал город Сямынь на юге провинции Фуцзянь одной из особых экономических зон, чтобы побудить местных предпринимателей отогреть экономику страны, которую ледниковый период Мао обратил в глыбу льда. Очень скоро местное начальство из Фучжоу, возбужденное успехом эксперимента в Сямыне, сделало открытой зоной и столицу провинции. Дэн Сяопин выбрал Фуцзянь отнюдь не случайно: здесь были корни более 80 % тайваньцев, и, открывая эту провинцию для мира, Дэн надеялся привлечь из Тайваня в материковый Китай огромные инвестиции. И его расчет оказался верным.