Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс

объявил[1020], что собирается провести свой годовой творческий отпуск на Средиземноморском побережье и спросил Уотсона, не хочет ли тот поехать с ним. Уотсон ухватился за эту возможность. Они направились в Зоологическую станцию. Уотсон прибыл в Неаполь разочарованным в биохимии, раздраженным отсутствием «вдохновляющего руководства»[1021] со стороны Калькара и надеющимся на гром среди ясного неба, который указал бы ему, как ответить на вопрос, заданный в заглавии книжки Шрёдингера. Чтение литературы по генетике убедило его в том, что главное – найти структуру генов, при этом существовал риск, что она может быть «фантастически сложной»[1022] и не поддающейся дешифровке.

В конце мая рутинная работа на станции была нарушена конференцией «Микроскопическая структура протоплазмы». Ее деятельность мало интересовала Уотсона до доклада Мориса Уилкинса[1023] из Королевского колледжа в Лондоне, который начал с того, что произнес два ключевых слова – «кристаллический» и «ген» – в одном предложении, а закончил симметричным рисунком из точек, говорившем о правильной кристаллической структуре ДНК.

Уилкинс обеспечил тот самый вдохновляющий гром, но при расспросах показалось, что он мало что знает о вирусах-фагах или генетике. Списав со счетов Королевский колледж как место, куда он направит свои стопы, Уотсон остановил свое внимание[1024] на Кавендишской лаборатории в Кембридже, где, как он слышал, Макс Перуц планировал смелое наступление на структуру больших молекул. Дельбрюк и Лурия одобрили план Уотсона; Дельбрюк наткнулся на Джона Кендрю на какой-то конференции; были пущены в ход связи; и в октябре 1951 года Джим Уотсон покинул Калькара и Копенгаген, забрав оставшуюся сумму гранта с собой в Кембридж.

Красивое место

Одайл Крик встретилась с Джимом Уотсоном раньше, чем ее муж. Однажды вечером в начале октября она упомянула, что заходил Макс Перуц, чтобы представить молодого американца «совсем без волос»[1025] (на самом деле со стрижкой ежиком). Крик встретил вновь прибывшего на следующее утро, и они сразу же сошлись, как два взаимодополняющих основания, соединенных водородной связью.

Уотсон был сражен наповал «удовольствием от разговора с Фрэнсисом Криком»[1026], который был на 12 лет старше его и «все еще почти совершенно незнакомым». Крик говорил «громче и быстрее, чем кто бы то ни было еще» и постоянно пребывал в движении, фонтанируя все новыми идеями. Со своей стороны, Крик был «наэлектризован» Уотсоном[1027], нахальным и высокомерным, но со столь же острым умом, как у него самого. Они разговаривали о науке не переставая – в Кавендишской лаборатории, за обедом в Eagle[1028] (ближайшем пабе, который станет знаковым местом в легендах о двойной спирали), в плоскодонках, направлявшихся вверх по течению в Гранчестер, и за ужинами, приготовленными Одайл. Звук и энергия их бесед были таковы, что Перуц выделил им одну комнату[1029], чтобы они «могли беседовать друг с другом, не тревожа никого больше». С самого начала они считали само собой разумеющимся, что они были равными по интеллекту и готовыми бросать критические замечания направо и налево – «совершенно искренне… почти грубо»[1030], как впоследствии говорил Крик – но оба забывали, что другие могут быть не настолько стойкими.

Первые впечатления Уотсона от Кембриджа варьировались от величественного до смехотворного. Он никогда «не видел такого красивого места за всю свою жизнь»[1031], как колледжи на берегу реки Кам, но красота отошла на второй план из-за крошечной «невероятно сырой»[1032] комнаты со стареньким электронагревателем, который раздобыло для него семейство Кендрю, «ужасной» английской еды и чопорной иерархии в Кавендишской лаборатории. Он отказался испытывать благоговейный страх перед руководством лаборатории. Макс Перуц «собирал рентгеновские данные по гемоглобину более десяти лет и только начал к чему-то подходить». Сэр Лоренс Брэгг, один из столпов рентгеновской кристаллографии, был лишь «управляющим заведения, в целом, неэффективным, за исключением случаев, когда дело надо решить за обедом в клубе «Атенеум»». Уотсон обратил внимание на явную аллергию Брэгга[1033] на Крика, которая его чрезвычайно удивила.

Первоначально наука, замечаниями о которой перекидывались Уотсон и Крик, понималась довольно широко – физика, математика и химия белка от Крика, генетика и бактериофаги от Уотсона. Вскоре их интересы свелись к одной теме, не имевшей ничего общего со структурами белков, которыми, как предполагалось, занимался каждый из них (Уотсон пытался получить кристаллы миоглобина из сердца списанной скаковой лошади, но ему это не удавалось[1034]). Уотсон видел себя движущей силой в смене направления: «До моего приезда в Кембридж Фрэнсис лишь иногда задумывался о ДНК и ее роли в наследственности»[1035].

Когда они напали на этот след, в разговоре неизбежно должен был всплыть приятель Крика из Лондона: человек, которого Уотсон впоследствии описал «холостяком, работавшим в Королевском колледже, который был физиком и использовал рентгеновскую дифракцию как основной инструмент в своих исследованиях»[1036]. Так Морис Уилкинс был вновь представлен долговязому американцу, от которого с таким трудом пытался отделаться в Неаполе.

Во время посещения Кембриджа в выходные 9–11 ноября 1951 года Уилкинс свободно рассказывал[1037] о своей работе над ДНК в Королевском колледже – все то, что он знал. Помимо его собственных оптических и рентгеновских исследований, упоминались «Волны в Бессель-на-Море» Стокса и основные параметры, полученные из довольно расплывчатых картин ДНК спермы. Он также рассказал Крику и Уотсону о неизвестной величине: что обнаружила Розалинд Франклин и, возможно, держит при себе.

К этому времени Уилкинс был убежден, что ДНК является спиралью, с чем согласились Крик и Уотсон. Уилкинс обратил внимание на очень большую плотность ДНК и полагал, что это исключает вероятность единой спирали просто потому, что должно участвовать больше атомов, чтобы сделать конструкцию достаточно тяжеловесной. Его догадка – не подтвержденная никакими доказательствами – заключалась в том, что ДНК состоит из трех спиральных цепочек, переплетенных между собой наподобие влюбленных змей. Но как точно спирали удерживались вместе и как выглядела структура в целом, оставалось покрыто мраком. Данные Франклин могли заполнить некоторые проблемы, и существовал потенциальный луч надежды, который пробьет эту тьму. Через 10 дней в Королевском колледже должен был проводиться коллоквиум, на котором Уилкинс, Стокс и Франклин будут докладывать о своем исследовании. Уотсон спросил, может ли он присутствовать, и получил формальное приглашение от Уилкинса.

Ближайшие несколько дней были насыщенными[1038] для Уотсона. Следующие выходные ушли на вечеринку в колледже Христа, после которой потребовался день на восстановление,