Талтос - Энн Райс

Мы могли целой толпой отправиться посмотреть на круг, который теперь называется Эйвбери, или увидеть другие круги, дальше к югу, рядом с любимым холмом Стюарта Гордона, Гластонбери. Мы ходили и на север, чтобы оказать почтение другим кругам.

Но все равно наш круг оставался наиболее величественным, и когда Эшлер и его народ приходили к кругу другого племени, это всегда расценивалось как великая честь. У нас просили совета, умоляли остаться и подносили чудесные дары.

Конечно, вы знаете, что наш круг теперь называется Стоунхенджем. И он, и многие наши другие священные круги стоят и по сей день. Но позвольте мне объяснить то, что, возможно, понятно лишь ученым. Мы не построили все это в том виде, в каком он стоит сейчас или, как думают, все это выглядело некогда.

Мы создали только два круга из валунов, добытых в разных местах, включая далекий Мальборо-Даунс, но в основном это камни из Эймсбери, что рядом со Стоунхенджем. Внутренний круг состоял из десяти стоячих камней, а внешний — из тридцати. Перемычки над камнями послужили поводом для долгих споров. Мы их с самого начала задумали. Но мне они никогда не нравились. Я представлял себе круг камней, которые изображали бы хоровод мужчин и женщин. Каждый камень должен был быть примерно в два раза выше Талтоса, а в ширину таким, как рост Талтоса. Так я видел всю картину.

Но для других перемычки выглядели как некий символ укрытия, они напоминали им об огромном вулканическом конусе, что некогда защищал тропическую долину утерянной земли.

Это уже потом, позже, люди построили круг из синих камней и многие другие сооружения в Стоунхендже. А еще позже дикие человеческие племена весь наш любимый открытый храм замкнули в некое деревянное сооружение. И я даже думать не хочу о тех кровавых ритуалах, которые они там проводили. Но мы тут уже ни при чем.

Что касается символов, вырезанных на песчанике, то наш там был только один, на центральном камне, который давно исчез. Это был символ Доброго бога, с женской грудью и фаллосом, и он был вырезан глубоко в камне и на такой высоте, чтобы до него мог дотянуться Талтос, найти его на ощупь в темноте.

Позже человеческие существа вырезали на камнях другие изображения, так же, как и сам Стоунхендж стали использовать по-своему.

Но я могу вам сказать, что все те, кто приходил к нашему великому кругу, будь то Талтосы, люди или другие виды, выказывали ему бесконечное уважение, ощущали присутствие священных сил, когда входили внутрь. Задолго до того, как круг был завершен, он стал местом вдохновения и таким и остался.

В этом монументе вы видите сущность нашего народа. И это единственный великий монумент, когда либо построенный нами.

Но чтобы в полной мере оценить то, чем мы были, помните: мы сохранили наши главные ценности. Мы оплакивали смерть, но не радовались ей. Мы не совершали кровавых жертвоприношений. Мы видели в войне не столько славное деяние, сколько хаос и неприятность. А высшим выражением нашего искусства были пение и танцы в хороводах вокруг Стоунхенджа.

В наивысшие моменты наши праздники рождения и праздники памяти или музыки собирали тысячи Талтосов, приходивших со всех сторон. Невозможно было сосчитать возникшие хороводы или измерить их ширину. Невозможно сказать, сколько часов и дней продолжались те ритуалы.

Вообразите, если хотите, просторную заснеженную равнину, чистое голубое небо, дым, поднимающийся от стоянок и хижин, построенных неподалеку от каменного круга, чтобы все могли погреться, поесть и попить. Представьте Талтосов, мужчин и женщин, такого роста, как я, с длинными волосами, частенько до пояса, а то и до лодыжек, одетых в аккуратно сшитые шкуры и меха, в высоких кожаных башмаках, взявшихся за руки, чтобы образовать эту прекрасную простую фигуру — круг, в то время как их голоса сливаются в песне.

Листья плюща, ветки белой омелы, остролиста — всего, что остается зеленым зимой, мы вплетали в волосы и приносили с собой, чтобы положить на землю. Ветки сосен или других подобных деревьев не теряют своей зелени.

А летом мы приносили множество цветов. На поиски цветов и свежей зелени группы людей отправлялись в леса и луга днем и ночью.

Песни и музыка сами по себе были волшебными. От такого хоровода невозможно было оторваться просто так. Кое-кто действительно не покидал их по собственному желанию, и небольшие костры постоянно горели между кругами танцующих — для тепла. Некоторые танцевали и пели, обнимая других, пока не падали без чувств или не умирали.

Поначалу у нас не было никаких руководителей, но потом стало иначе. Меня просили выйти в центр круга и ударить по струнам арфы, объявляя о начале танца. И потом мне приходилось проводить там много часов, а после кто-то другой занимал мое место, а потом еще один и еще, и каждый новый певец или музыкант вел мелодию, которую повторяли другие, и новая песня распространялась от малого хоровода к большому, как волны в пруду, куда упал камень.

Иногда заранее готовили множество больших костров, один в центре, другие в разных точках, чтобы танцоры могли проходить мимо них, следуя определенной линии танца.

Даже в утраченной земле рождение Талтоса в нашем круге было событием, не имеющим себе равных. Но там хороводы были случайными и небольшими. А здесь новое существо открывало глаза перед огромным собранием существ своего вида, слышало хор, подобный хору ангелов, и какое-то время пребывало в этом круге. В первые дни и ночи жизни его ласкали и кормили.

Разумеется, мы менялись. По мере того как менялось наше врожденное знание, менялись и мы сами. И то, чему мы учились, меняло генетику новорожденного.

Те, кто родился во время больших хороводов, обладали куда более сильным чувством священного, чем мы, старые, и были не так склонны к безудержной радости, иронии или подозрительности, как мы. Рожденные во время кругов были более агрессивными и в случае необходимости могли убивать, ничуть не горюя по этому поводу.

Если бы меня спросили тогда, я бы сказал, что наш вид будет существовать вечно. Если бы мне сказали: «О, но ведь придут люди, которые станут убивать просто так, станут насиловать, жечь и все разорять лишь потому, что они привыкли так делать ради выживания», я бы не поверил. Я бы ответил: «Да, но мы поговорим с ними, мы расскажем им нашу историю, поделимся воспоминаниями, попросим рассказать их историю. Тогда они начнут танцевать и петь и перестанут сражаться и желать того, чего им не следует иметь».

Когда человеческие существа действительно добрались до нас, мы, конечно, сочли, что это просто маленький волосатый народ, разновидность живых существ, ворчливые маленькие торговцы, которые время от времени прибивались к нашему побережью в лодках из звериных шкур, чтобы продать нам что-нибудь и отправиться восвояси.

Мы слыхали рассказы о набегах и массовых убийствах, но не верили в такое. В конце концов, зачем кому-то так поступать?

А потом мы с изумлением обнаружили, что у человеческих существ, добирающихся до Британии, такая же гладкая кожа, как у нас, и что их магический камень с помощью молота обращается в щиты, шлемы и мечи, что они привезли с собой сотни собственных обученных лошадей и что, сидя на спинах этих лошадей, они нападают на нас, сжигают наши поселения, пронзают наши тела копьями или срубают наши головы…

Они воровали наших женщин и насиловали их до тех пор, пока те не умирали от кровотечения. Они похищали наших мужчин и пытались превратить их в рабов, смеялись над ними, издевались, иногда даже доводили до безумия.

Поначалу их набеги случались весьма нечасто. Воины прибывали морем и нападали на нас по ночам, из леса. А мы думали, что каждый набег будет последним.

Мы часто отбивались от них. Мы от природы не были такими яростными, как они, во всех отношениях, но мы могли защищаться, и был созван большой круг, чтобы обсудить металлическое оружие пришельцев и то, как нам сделать свое собственное. Мы даже захватили в плен некоторое количество человеческих существ, налетчиков, чтобы попытаться извлечь из них знание. Мы обнаружили, что, если мы ложились в постель с их женщинами, будь то по их желанию или нет, те умирали. А их мужчины глубоко, яростно ненавидели нашу мягкость. Они называли нас «дураками из хороводов» или «каменными простаками».

Иллюзия, будто мы могли бы выстоять против этого народа, развеялась за один сезон. Только позже мы узнали, что от мгновенного уничтожения нас спас самый простой факт: у нас не было того, что искали люди. Хотя они стремились получить наших женщин для развлечения и забрать самые лучшие из даров, что паломники приносили в каменные святилища.

Но на равнину уже стекались другие племена Талтосов. Их выгнали из домов вдоль побережья человеческие существа, пробуждавшие в Талтосах смертельный страх. Верховые лошади давали человеческим существам огромное преимущество в силе. Люди наслаждались набегами. Массовое убийство было для них чем-то вроде спортивного развлечения.