Оружие юга - Гарри Тертлдав

— Что во имя Бога здесь происходит? — отрывисто потребовал Ли. Он посмотрел на людей перед ним. Теперь они выглядели не разъяренными, а смущенными. Некоторые из них, вроде того, что пытался сбить негра, были кузнецы; другие, судя по одежде, разнорабочие. Но один был полицейским, а другой, увидел Ли с оттенком беспокойства, носил пеструю форму мужчин из Ривингтона. Этот парень сложил руки на бедрах и нагло смотрел на Ли. Не обращая на него внимания в данный момент, Ли спросил полицейского: — Вы, сэр, здесь для того, чтобы устранить этот беспорядок?

Лежащий на земле негр ответил прежде чем это удалось полицейскому: — Ничего подобного, сэр! Он во главе этой толпы.

— Ты заслуживаешь того, что сейчас получишь! — белый человек, сидя на чернокожем, поднял молоток, намереваясь ударить его. Тут он встретился глазами с Ли. Сабля Ли была чисто церемониальной частью его парадной формы. Рука Ли дотронулась до нее, хотя она оставалась в ножнах. Но присутствие Ли было сильнее оружия, сильнее любой сабли. Кузнец опустил молоток так же быстро, как и поднял его.

— Может быть, вы окажете мне честь объяснить, почему вы носитесь, как дикари, по улицам Ричмонда, — сказал Ли с иронической вежливостью.

Кузнец покраснел, но с готовностью ответил: — Чтобы дать этому негру урок, потому что он работает задешево и переманивает этим моих клиентов. Как белый человек должен зарабатывать на жизнь, если он должен работать, подстраиваясь под негров?

Два или три других кузнеца поддержали его одобрительными криками. То же продемонстрировали разнорабочие, полицейский и несколько человек из толпы, которая стремительно нарастала. Только черное лицо едва виднелось из-под сидящего на нем кузнеца.

— Отпусти его, — нетерпеливо сказал Ли. Когда кузнец слез с него, Ли спросил у негра: — Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Я свободный человек, сэр. Я выкупил себя из рабства еще до войны и работал на фабрике наравне с остальными кузнецами. После перемирия там все заглохло, работы не было, поэтому я стал работать самостоятельно. Я просто стараюсь выжить, сэр, это все, что я делаю.

— И ты стал работать за меньшую оплату, чем у всех этих людей здесь? — спросил Ли.

Негр-кузнец пожал плечами.

— Мне много не нужно, только, чтобы не помереть с голоду, как я уже сказал. — Он собрался с духом и продолжил: — Когда я прошу за работу столько же, как у них, они называют меня нахальным негром, говоря, что я этого недостоин, вот как все было, сэр.

Ли знал, что так все и есть. Он повернулся к кузнецам, которые хотели разобраться с негром.

— Этот человек ведь говорит правду? Он не сделал вам ничего плохого, он помогал своей стране и вам всю войну, а теперь вы решили устроить против него беззаконие?

— В том, что он говорит, есть немного правды. — Белый человек смотрел себе под ноги, чтобы не встречаться взглядом с разгневанным лицом Ли. Но он упрямо продолжал: — Но зачем говорить, что он не сделал мне никакого вреда? Он крадет мои средства к существованию, черт возьми! Я должен кормить свою собственную семью. И что, мне теперь нужно опуститься до заработной платы негра для себя, чтобы конкурировать с этим черным ублюдком? Это неправильно и несправедливо!

— Когда же генерал Ли озаботится о праве и справедливости для обычных белых? — Полубританский акцент человека из Ривингтона, как и его пестрая одежда, были необычными здесь, в Ричмонде, но он, казалось, выражал мнение большинства присутствующих. — У него столько домов и земель, что он не знает, что с ними делать. Он и ему подобные не волнуются о неграх, которые работают на него где-то там. Так какое же он имеет право с высоты своего положения говорить нам, что мы ничего не можем сделать сами по этому поводу?

— Это правда, ей-богу, — сказал кто-то.

— Так оно и есть, — кто-то другой вторил.

У семьи Ли было больше долгов и обязательств, с которыми он не знал что делать. Но никому здесь было не интересно слушать про это, а тем более поверить, услышав такое. Ривингтонец знал, как надо завести толпу, и действовал он грубо и безжалостно — никто в родном Ричмонд не посмел бы вот напасть на Ли в лоб, как он. Ли знал, что надо ответить сразу, чтобы не потерять свои позиции: это было даже более похоже на передряги на поле боя, чем его вежливые или иногда резкие дебаты с федеральными комиссарами.

Он сказал: — Бедные люди должны больше бояться беззакония, чем богатые, потому что они в меньшей степени способны защитить себя без закона. А полиция должна пресекать беспорядки и не допускать бунта, ибо вполне возможно в дальнейшем, если кто-то из вас попадет в неприятности, то она просто будет стоять в стороне, а не помогать вам.

Полицейский, на которого вдруг сразу обратилось очень много глаз, казалось, резко уменьшился в росте. Ли продолжал: — Никто, даже мужчина, преследующий его, не утверждает, что этот негр нарушил какой-либо закон или сделал что-либо плохое. А вдруг они придут к вам, сэр, если им не понравятся ваши цены?

Человек, на которого он указал в толпе, вздрогнул.

— Или к вам? Или к вам?

Он обратился к двум другим, но ответа не получил. Ривингтонец начал было что-то говорить, но Ли прервал его, глядя на людей в в серой форме Конфедерации: — Ваши товарищи отдали свои жизни, и отдали их за то, чтобы мы могли жить по нашим собственным законам. А вы теперь решили жить без закона вообще? Да я бы лучше сдался Аврааму Линкольну и жил по правилам Вашингтона, чем жить там, где закон не один для всех. Вы заставляете меня стыдиться называть себя вирджинцем и южанином.

Его войска всегда боялись его неудовольствия больше, чем пуль северян. Один из бывших солдат выдавил: — Простите, Масса Роберт.

Другой просто развернулся на каблуках и ушел, что послужило сигналом для всей толпы, которая начала рассасываться.

Ривингтонец, все еще не сдаваясь, сказал: — Я никогда не думал, чтобы кто-то, кто называет себя вирджинцем и южанином, будет принимать сторону черного человека над белым. Люди еще услышат об этом, генерал Ли.

Я сам займусь этим — вот что он имел в виду.

— Рассказывайте, что хотите, сэр, — ответил Ли. — У меня нет амбиций на какую-либо должность, кроме той, что я в настоящее время имею.

В какой-то степени это было правдой, независимо от того, какие виды имел на него Джефферсон Дэвис.

— Я не боюсь лжи, моя репутация вряд ли от нее пострадает.

Ривингтонец ушел прочь без ответа. Подошвы его тяжелых сапог оставляли характерные отпечатки на улице. Ли замечал это и раньше. Ему было интересно, из чего были сделаны такие затейливые подошвы; они были явно лучше гладкой кожи или дерева. Еще один трюк из будущего, подумал он. Он щелкнул вожжами Странника и поехал дальше.