Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

Густава Адольфа. Руперт поставил своих людей близко к канаве, разделявшей две армии, чтобы у Кромвеля, если он захочет напасть, не было достаточно места для быстрого восстановления строя, неизбежно нарушенного при преодолении этого препятствия. Диспозиция Руперта с очевидностью предполагала, что он намерен стоять на своей удобной позиции и спровоцировать Кромвеля начать атаку первым либо с помощью беспокоящего обстрела его передовых отрядов мушкетерами, засевшими под защитой живой изгороди, либо с помощью какого-то маневра на фланге. Для его репутации, как и для репутации Кромвеля, предстоящий бой должен был стать решающим, и оба это сознавали.

В центре на переднем крае Руперт поставил свою лучшую пехоту, за которой стояла более слабая пехота из Ланкашира. Опытных ветеранов из Йорка ему пришлось поставить сзади, поскольку они пришли на место позже всех. В самом тылу стояла его личная гвардия и небольшой кавалерийский резерв. На левом фланге армии роялистов напротив Ферфакса расположились Джордж Горинг, сэр Чарльз Лукас и конница северян.

Лорд Эйтин, посмотрев на предполагаемую диспозицию, раздраженно отбросил ее в сторону. «Ради бога, сэр, это очень красиво на бумаге, но на поле нет ничего подобного». Его главное возражение, на первый взгляд, могло быть связано с тем, что силы Руперта стояли слишком близко к врагу. (Враг тоже так думал, испытывая очень большие трудности в расположении своей фронтальной линии, поскольку кавалеры стояли у него «прямо перед носом». Но Эйтин возражал не против этого.) Руперт предложил скорректировать фронт, однако Эйтин не пожелал сотрудничать. Теперь на часах была уже половина пятого, и Руперт, имея до заката чуть более трех часов, сказал, что им следует начать операцию. Эйтин, поддержанный Ньюкаслом, высказался против любых действий, способных спровоцировать бой. «Сэр, – сказал он, не в состоянии сдержать обиду шестилетней давности, – ваша поспешность привела нас к поражению в Германии в тот день, когда вас взяли в плен». Руперт снова уступил.

Обе армии окутала тишина. Никто не желал нападать, находясь в невыгодном положении, и стало казаться, они в конце концов могут разойтись без боя, разочаровав толпу любопытных, которые надеялись понаблюдать за битвой с безопасного расстояния.

В половине восьмого, примерно за час до наступления темноты, принц Руперт, решив, что в этот день ни одна из сторон ничего уже не предпримет, разрешил солдатам разойтись и поужинать, а сам ускакал в тыл к себе на квартиру. По всем правилам военного искусства было уже слишком поздно, чтобы начинать большое сражение, хотя даже при этом трудно объяснить такое поведение неизменно бдительного и неутомимого принца. Похоже, уставший от постоянного напряжения последних 48 часов и удрученный враждебностью своих коллег, Руперт внезапно засомневался в своем мнении и из-за нежелания драться со стороны Ньюкасла и Эйтина упустил из виду, что армия противника может взять инициативу на себя, не дожидаясь никаких провокаций.

Во всех предшествующих крупных сражениях, где Руперт выступал в роли командующего, он нападал первым. Что могло заставить его действовать в Марстон-Муре так, словно его решение отложить атаку не позволит атаковать врагу? Высокомерие? Усталость? Судя по его диспозиции, он намеревался спровоцировать Кромвеля напасть первым, чтобы тот, перейдя канаву, оказался в невыгодном положении. Но что, кроме усталости и обиды, могло ослепить принца настолько, чтобы он не учел возможности нападения противника без всякой провокации? Именно это сделал Кромвель. Когда солдаты роялистов разошлись из строя, он в низких лучах заходящего солнца увидел единственную за этот день возможность перейти канаву так, чтобы получить преимущество перед кавалерами. И пошел в атаку.

Байрон, командовавший передовой линией Руперта, с удивительной скоростью собрал своих людей и устремился навстречу Кромвелю. Но тот уже перешел канаву, и вышедший на передний край Байрон только мешал мушкетерам Руперта выполнять свою задачу. Теперь они не могли остановить кавалеристов Кромвеля, потому что на линии огня находились их товарищи. Руперт, спешно скакавший из своей тыловой квартиры, встретил часть собственной кавалерии, которая уже покинула свое место в строю. «Боже, неужели вы бежите?! – закричал он. – Следуйте за мной!» – и повел вперед свою вторую линию. Но теперь свободному движению кавалерии мешали ставшие впереди бесполезные мушкетеры. Дэвид Лесли со своими шотландцами стремительно двигался слева от Кромвеля и, миновав канаву левее первой линии Руперта, яростно обрушился на его фланг. Эта атака произошла в критический момент для Кромвеля, который, получив сзади удар в шею, на время оказался выведен из строя. Если бы не помощь шотландцев, этот инцидент мог бы смутить его кавалерию, вступившую в ближний бой с конницей Руперта.

Шотландцы были свежими и отдохнувшим, а у Руперта не осталось резервов, и его кавалерия, дрогнув, побежала в сторону Йорка. Паника с ужасающей скоростью охватывала отряд за отрядом. В быстро сгущающихся сумерках принц, которого мужественно поддерживал сэр Джон Харри, тщетно пытался удержать хотя бы кого-то из своих всадников. Один йоркширский офицер, встретив беглецов на дороге в Йорк, стал призывать Харри вести их назад на поле боя, но в ответ услышал проклятия от старого солдата, который знал, что если кавалерия побежала, ее не так просто заставить снова идти в бой.

Во время атаки Кромвеля оставшаяся часть кавалерии и вся пехота Восточной ассоциации пошли на пехоту роялистов и быстро справились с парнями из Ланкашира, которые, опустив оружие, стали кричать, что они люди подневольные и не хотят драться. И теперь только упрямцы из Йоркшира – причина всех проблем – исполнились решимости стоять до конца. Однако нападавших было намного больше, и они быстро окружили йоркширцев. Людям из Восточной ассоциации уже казалось, что победа у них в руках. Однако на дальнем конце поля боя кавалерию «круглоголовых» под началом сэра Томаса Ферфакса постигла катастрофа. Подвергшись нападению Горинга и Северной кавалерии, его люди не смогли сдержать атаку в ограниченном пространстве изрытой ямами земли, на которой стояли. Если не считать самого Ферфакса и небольшого отряда, который он собрал вокруг себя, его конница была полностью разгромлена, и разбегавшиеся в разные стороны лошади – и шотландские, и английские, – врываясь в соседние ряды пехотинцев, сеяли панику. Здесь командиры слишком быстро решили, что все потеряно. Лорд Ферфакс поскакал в Халл, а старый лорд Ливен – в Лидс. По пути они пустили слух о поражении сил парламента, который быстро разнесся по дорогам, ведущим на юг, и в Ньюарке в честь большой победы зазвонили колокола.

С этой стороны поля победоносная кавалерия роялистов беспечно концентрировалась именно на том месте, где до начала атаки стояла кавалерия Ферфакса, в то время как прямо за ним стояла шотландская пехота