Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

VII

Мысли Кромвеля были обращены к действиям его людей, которых теперь начали называть «железнобокие», поскольку утверждалось, что этим словом назвал их Руперт в тот миг, когда его сбили с лошади. «Если не считать горстки шотландцев, стоявших у нас в тылу, наша собственная кавалерия разбила всю кавалерию принца», – писал он своему осиротевшему шурину. Кромвель не собирался преуменьшать заслуги шотландцев, а просто говорил, что видел собственными глазами, – о решительной атаке своих людей из Восточной Англии. Он гордился своими людьми и считал себя одним из них телом и душой. Особенно душой. Весь прошлый год он отбивался от сердитых жалоб парламента и других командиров на то, что его люди анабаптисты, а его офицеры – «бедные простолюдины низкого происхождения». Теперь эти анабаптисты, эти простолюдины, эти простые парни одержали блестящую победу. Кромвель со всей искренностью и решимостью настроился добиться, чтобы его «драгоценных благочестивых людей» оценили по заслугам. «Воздайте славу, всю славу Богу», – писал он, но имел в виду «Богу и моим „железнобоким“».

Он отправил в Лондон посыльного, чтобы сообщить о своем триумфе. Капитан Томас Харрисон, смуглый молодой человек с сияющими глазами, был сыном стаффордширского йомена, прежде служившим клерком у адвоката. Харрисон боролся за Царство Божие на земле и всей душой верил, что скоро наступит тысячелетнее правление святых. Еще верил, что это Бог и индепенденты одержали победу в Марстон-Муре, и с жаром повторял это как заклинание каждому встречному или, как жаловался доктор Бейли, трубил по всему городу хвалу сектантам и их командиру Кромвелю.

Шотландские уполномоченные с испугом смотрели, как плоды долгожданной и с таким трудом завоеванной победы уплывают от них к индепендентам. Эти опасные и презираемые ими сектанты были героями дня. У каждого на языке вертелись слова: «С каким мужеством дрались неустрашимый Кромвель и его доблестные парни!» На тот момент репутация индепендентов не уступала их неизменному рвению.

В последние три недели работе над новым «Справочником богослужений», обсуждавшимся в Вестминстерской ассамблее богословов, препятствовал Филип Най и его друзья-сектанты, которые настаивали, что причастники должны проходить таинство на своем месте, а не собравшись вокруг стола, как у пресвитерианцев. Если бы идеи индепендентов ограничились формой поклонения, перспективы соглашения были бы лучше. Но их вера, что каждый человек имеет право на собственную интерпретацию слова Божьего и собственную волю, противоречила всей кальвинистской доктрине и, как считали некоторые, била по самым основаниям праведности.

Спустя две недели после битвы в Марстон-Муре мимо цензоров проскользнула книга «Кровавый догмат преследования за убеждения», поразившая и напугавшая всех, кто опасался индепендентов. На ней не стояло имен ни автора, ни издателя, но это была работа Роджера Уильямса, кроткого экстремиста из Новой Англии, изгнанного из кальвинистской колонии Массачусетса за свои возмутительные взгляды, который с группой последователей основал поселение на Род-Айленде. Он приехал в Англию прошлой зимой для получения патента на свою колонию и, получив его, вернулся в Америку до того, как его книга была опубликована. На ее напечатанных крупным шрифтом страницах шокированные пресвитерианцы прочли, что «догмат преследования за убеждения самым очевидным и плачевным образом противоречит доктрине Иисуса Христа – Князя мира». Уильямс не был первым человеком, высказавшим эту идею, точно так же анонимно она была выдвинута за несколько месяцев до этого жителем Лондона Генри Робинсоном, но не привлекла такого большого внимания, как это второе аналогичное заявление. Роджер Уильямс «позволяет каждому человеку служить Богу самостоятельно, вообще без всякой церкви», – прокомментировал доктор Бейли скорее изумленно, чем гневно, поскольку ошибочность этого мнения представлялась ему самоочевидной.

Для большинства образованных людей того времени связь между властью в религии и властью в светском обществе являлась само собой разумеющейся. Англиканская и пресвитерианская религии, каждая по-своему, устанавливали и поддерживали некую форму общественного порядка. Но анабаптисты и, как считалось, многие другие секты, с тех пор как они веком раньше появились в Германии, проповедовали равенство, анархию и общность владения имуществом. Их английские проповеди и молитвы, призывы к покаянию и публичное крещение в Хекни-Маршес еще не были такими грозными, чтобы угрожать социальной иерархии или неприкосновенности собственности. Но утверждалось, что если бы каждый человек был свободен в выборе и отправлении своей религии, если бы любая доктрина могла быть принята, то в итоге у общества не осталось бы способов отстоять право собственности и иерархию от пророков и миссий, которые непременно появились бы.

Разногласия между богословами в Вестминстерской ассамблее и очевидная напряженность, возникшая в альянсе с шотландцами, были всего лишь внешними признаками раскола, доходившего до самых глубин общества. Еще в начале войны молодой Хотэм предсказал, что если нынешние беспорядки приведут к тому, что простые люди «отобьются от рук», начнется такое, что и словами не описать. Из-за растущей силы индепендентов простые люди с каждым днем становились все своенравнее, в то время как власть дворянства над ними слабела.

Сам Оливер Кромвель, этот «любимец сектантов», не имел никаких намерений ломать общественный порядок. Он прежде всего думал, как выиграть войну, и в то время не рассматривал ее возможные последствия в других сферах. Он присягнул Торжественной лиге и Ковенанту, поскольку считал военную помощь шотландцев жизненно необходимой. Он продвигал благочестивых людей – даже если они оказывались сектантами – за их достоинства, потому что видел, что это нужно для победы в войне. Но в этой войне Кромвель сражался за сохранение традиционного общества, которое понимал и ценил, выступая как против давления на него сверху, так и против подрыва его снизу, и еще не задумывался над разрушительной силой религиозных и военных инструментов, которые использовал.

16 июля 1644 г. Йорк сдался. В качестве специального условия сдачи защитники выставили сохранность Минстера, многих церквей и их неповторимого витражного убранства. Ферфакс разделял справедливую гордость Йоркшира за памятники его славного прошлого. Роялисты вышли из города, подписав почетные условия капитуляции, которые в том, что касалось города, были скрупулезно исполнены, хотя имели место случаи ограбления обоза проигравших. В Минстере в лучах радужного света, лившегося из витражных окон, капеллан Ливена Роберт Дуглас произнес проповедь, в которой были следующие слова: «Повсюду ходят нечестивцы; когда они превозносятся, дети человеческие подвергаются порицанию».

Два дня спустя, 18 июля, Ферфакс, Манчестер и Ливен отправили парламенту письмо с требованием как можно скорее урегулировать в этих местах вопрос с религией. Со стороны армий это могло показаться требованием установить пресвитерианские каноны, на что так надеялись шотландцы. Но для парламента, как и для генералов, было бы затруднительно исключить