Наваждение (СИ) - "Drugogomira"

Чего она, в приступе негодования уткнувшись в телефон, совершенно не заметила, так это того, как внимательно следил за всеми ее манипуляциями врач.

— А Вы сделали фотографии всех своих российских документов? — спросила вдруг Ксюша уже на выходе из подъезда. Вырвалось, несмотря на то, что даже думать о Юрином отъезде было нестерпимо больно, не то, что обсуждать его с ним и советы давать. Просто вспомнилось внезапно, как сама оказалась в чужой стране в дурацкой и трудноразрешимой ситуации: сумочку с паспортами украли, кучу времени потратила в посольстве, доказывая, что она – это она.

Юра, открыв багажник и теперь сосредоточенно изучавший его содержимое, удивленно уставился на девушку.

— Нет, зачем? Я забираю всё с собой, они будут при мне.

— Ладно, логично. Ну просто на случай, если вдруг что-то там потеряется, сделайте. А пароли от госуслуг и налогового кабинета Вы собрали в одном месте, например? Придет налог на квартиру, Вам надо будет его оплатить, пароль непонятно где на бумажке записан, Вы в Штатах, и что тогда? — не унималась девушка. Хоть какую-то пользу ему принести, а не только проблемы!

— Пароли? — озадаченно переспросил врач, отступая на пару шагов назад и задумываясь, — Точно, об этом я совершенно не подумал, спасибо, Ксе…

— Осторожно!!!

Она среагировала на звук тормозящих об асфальт шин прежде, чем врач успел повернуть голову в ту сторону. Совершенно не отдавая себе отчет в происходящем, действуя на какой-то невероятной для нее самой скорости, рванула к Юре, схватила за предплечье и дернула на себя. Спустя две секунды в трех метрах остановилась «бэха», и выскочивший с водительского сиденья молодой парень ошарашенно уставился пару: перепуганная шатенка в коротком черном платье вцепилась двумя руками в спину замершего молодого человека – того самого, которого он только что чуть не сбил во дворе.

Еще несколько мгновений спустя, расцепив, наконец, объятия и отскочив как ошпаренная от так и не вышедшего из ступора врача, Ксюша в негодовании накинулась на нерадивого водителя.

— Ты в своем уме? По двору на такой скорости гонять!? Глаза твои где!?

«Я же уже это слышала…»

— Ээээ… Извините! Ты цел?

— Вроде. Насчет руки своей, правда, пока не уверен, — скосив глаза на Ксению, тихо добавил Юра, — Девушка права: во дворах такая скорость не приемлема.

— Еще раз прости! Вся жизнь перед глазами пронеслась, — пролепетал юнец. — Думал, ну все, хана! Может быть, тебе что-то надо? В больницу отвезти на осмотр?

— Я сам врач и чувствую, что все в порядке. Будьте внимательнее. Здесь дети бегают.

— Да-да, я… Прости-те.

Притихшие, они возвращались в отель. Врач делал вид, что полностью поглощен дорогой, а Ксюша, откинув голову на подголовник, изображала дремоту. Обоим не давали покоя собственные мысли.

Он не мог избавиться от ощущений, охвативших его мгновение спустя после того, как она подскочила к нему с расширившимися от ужаса глазами, отдернула с дороги и, прижав, с такой силой вцепилась пальцами в лопатки, словно… Однажды такое уже с ним было: пятилетним ребенком он выскочил за мячом на дорогу, и в последнюю секунду из-под колес несущейся машины его успела выдернуть мама. Она тогда так крепко его к себе прижимала и плакала, что… Когда тебе тридцать, события пятилетнего возраста вспомнить фактически нереально, очень сложно, но этот момент остался с ним, кажется, навсегда. Юра тогда сам страшно перепугался – не за себя, а за мамину реакцию, видеть ее слезы и чувствовать, как ее трясет, как оказалось, совершенно невыносимо. Он пообещал себе сделать все, чтобы больше её так не расстраивать. И вот теперь происходит нечто, по ощущениям очень похожее: тебя прижимают к сердцу, ты чувствуешь, как оно колотится как бешеное, и стоишь, не в силах пошевелиться, не хочешь шевелиться; спустя мгновение накрывает дежавю и вместе с ним – ощущение собственной нужности. «Неужели нужен кому-то?». Так непривычно, так приятно и в то же время так страшно в это поверить. Но лицо девушки всё еще перед глазами.

«Она просто испугалась и среагировала, как успела. Я бы сделал то же самое»

Ксения вроде как дремлет, что после такой веселой ночки вовсе не удивительно, но ему до чертиков страшно повернуть голову и увидеть, что не спит она вовсе, а о чем-то думает. Обычно это видно по напряженным мышцам лица. И Юра смотрит на дорогу, по зеркалам, на водителей и их пассажиров, ведет головой, хмурится, время от времени легкие просят больше кислорода, и он делает глубокие бесшумные вдохи и короткие, такие же бесшумные, выдохи, пальцы вцепились в руль, небо снова в тучах – куда угодно, только не на неё!

«Ты в своем уме!? Что ты творишь вообще?» — прорывается его голос в её памяти. Обрывки событий минувшей ночи картинками всплывают в голове один за одним. Она боится разрешить себе поверить, что было именно так, что он к ней на «ты» обращался, и в его вопросах было не недоумение, она слышала ярость. Воспоминания вдруг нахлынули с такой силой, что только-только успокоившееся сердце вновь начало ломиться наружу из грудной клетки. Она помнит, он ее со сцены сдернул, она в тот момент была уже не в себе совершенно, отжигала с каким-то парнем, находившемся, кажется, в состоянии того же «невменько», что и она сама. Сдернул, она чуть не упала, но он подхватил, ладонь так и осталась на запястье. Они стояли и друг друга взглядами изничтожали. Точнее, он изничтожал, в себе Ксюша не уверена. И это он ее еще на барной стойке не видел… Позорище. Самая жестокая из возможных шуток Вселенной заключается в том, что вчера она с Юлькой была в «Пропаганде», что всё это опять происходило с ними в «Пропаганде» – круг замкнулся, их история повторилась, но эмоции – эмоции были совершенно иными. Кажется, она даже вновь ощущает, что чувствовала в тот момент. Перед ней в сантиметрах стоял не «один из», как тогда, перед ней стоял человек, которому она успела сердце отдать, и ее сносило цунами. «Эта девушка со мной», – произнес это так уверенно, словно так и есть. Даже, кажется, про свадьбу речь шла… Он, конечно, ее свадьбу имел ввиду, не для красного словца сказал, нигде не приукрасил.

Совершенно точно, теперь, когда голова прояснилась, Ксюша уверена на сто процентов – она к нему домой сама напросилась: «вертолет» мучал и долгая дорога казалась ей извращенной пыткой. На диван просилась, но проснулась в кровати. Юра ей еще и спальню свою отдал, и рубашку, и вообще!

«Какой ужас! Просто стыд… Хороша ученица, нечего сказать! Конечно же в клубе он взбесился, любой бы взбесился. Что в лоб, что по лбу мне – без толку».

И за чужие панические атаки она еще ему предъявляла вроде, а он терпеливо объяснял, насколько это страшно, что в этот момент человек нуждается в помощи, что человек, подверженный паническим атакам, вообще остро нуждается в квалифицированной помощи. А она снова узрела то, чего нет, и напилась.

«Разговор взрослого и ребенка. И это еще: «Мы же с Вами не…?». «Вы бы как-нибудь запомнили». Кошмар! Полной дурой перед ним себя выставляешь!»

И снова «Вы». Снова ирония, непроницаемость, дистанция, как и не было ничего.

«Так ничего и не было, Ксюша. Ни-че-го».

Просто он еще ближе, еще глубже, еще понятнее, еще дороже. Хотя, казалось бы, куда уж «еще».

«Просто когда он уедет, ты сойдешь с ума. Или с крыши».

На территорию отеля они попали уже к 16 часам. За время в дороге отец успел позвонить и Юре, и ей. Ксюше трубку брать не хотелось, она сбросила звонок и откинула голову на подголовник, а вот он, конечно, ответил.

Разумеется, папу интересовало, где носит его врача и его дочь. Ксюша не знает, на какой скорости надо соображать, чтобы так убедительно выкручиваться, но придуманный Юрой вариант ответа восхитил её до глубины души.

— Мы возвращаемся из города, — будничным тоном произнес врач, — Ксения была в Москве, я попросил ее подъехать в клинику для сдачи анализов. Перед отъездом хотел бы увидеть динамику.