Надежда - Елизавета Абаринова-Кожухова

— Да, Вася, ты прав — что-то было, — первым решился Генка. — Это длилось считанные мгновения, но мне открылись некие, назовем их так, тайные знания.

— И тут же закрылись? — хихикнула Люся.

— Нет, — кратко ответил Генка. — Они стались при мне. — И, как бы предупреждая следующие вопросы, поднял руку. — Простите, ребята, но я и без того сказал вам больше, чем имел право.

Генкины слова ребята восприняли без особого удивления, а точнее, пропустили мимо ушей — он вообще иногда изъяснялся несколько витиевато.

— Маша, а как тебе — тоже что-то открылось? — спросил Митька. — Или наоборот, закрылось?

— И не открылось, и не закрылось, — усмехнулась Маша. — Просто кое-что привиделось и прислышалось.

— И что же? — не отступался Митька.

— Потом расскажу, — пообещала Маша. — Лично тебе, Митенька, и на ушко, а при всех не могу — не совсем прилично. — И, обернувшись к Дубову, Маша с участием спросила: — Ну как, Вася, тебе уже лучше?

— Да, — кратко ответил Вася. По его лицу Маша видела, что он хочет сказать что-то еще, но не решается. Но и Маша, и все остальные так ласково и участливо глядели на Васю, что он продолжил: — Знаете, ребята, я только одно хотел сказать вам: я очень люблю всех вас и счастлив, что вы у меня есть.

Произнеся это, Василий смущенно замолк. Вид у его друзей тоже был весьма озадаченный — такого от Васи никто не ожидал. При всей доброте и душевной щедрости он обычно бывал сдержан, если не сказать скуп во внешних проявлениях чувств и совсем не склонен к сентиментальностям. Скорее Митька мог бы «выкинуть» что-то подобное, но уж никак не Вася. Хотя, с другой стороны, он ведь только что чудом спасся от смерти…

— Ребята, а давайте снимемся все вместе, на память! — вдруг предложила Маша.

— Всем вместе не получится, — возразила Люся. — Кто-то один должен фотографировать.

— Сейчас устроим, — пообещал Митька и возвысил свой и без того звонкий голос: — Эй, парень, можно тебя на минутку?!

Васятка обернулся и увидел, что к нему приближается один из друзей юного Дубова. Васятка хотел было надеть «семейные» трусы, но так как и Митька, и все остальные по-прежнему загорали безо всякого стеснения голышом, решил, что здесь так и полагается. Поэтому он просто поднялся со своей подстилки и сделал несколько шагов навстречу Митьке, у которого на шее висел какой-то странный предмет в кожаной оболочке.

— Извини, что тревожу, — заговорил Митька. — Мы просто хотели тебя попросить, чтобы ты нас сфотографировал.

— Что-что? — не понял Васятка.

— Ты что, фотоаппарата никогда не видел? Ну да не беда, я тебя вмиг научу. Смотришь вот в это окошечко…

Пока Митька договаривался насчет фотографирования, Вася отозвал Генку в сторону:

— Извини. Ген, я опять насчет того, что ты говорил. Знаешь, если бы я услышал это от кого-то другого, то принял бы за шутку или розыгрыш. Но не от тебя. Стало быть?..

— Стало быть, — утвердительно кивнул Генка.

— У меня к тебе один вопрос. Всего один. Правда ли, что…

— Правда, — не дослушав, ответил Генка.

— И это никак нельзя предотвратить? — почти с мольбой спросил Вася. Генка отрицательно покачал головой:

— Прошу тебя, Вася, не воспринимай это так трагически. Поверь мне, в этом нет ничего страшного. И что это действительно так, ты убедишься раньше, чем это случится.

Вася подумал было, что Генка под словом «это» подразумевает что-то другое, и хотел даже уточнить, но тут их беседу прервал Митькин голос:

— Васька, Генка, хорош трепаться, я фотографа привел!

Пока Васятка под нескромными взглядами Маши неловко переминался с ноги на ногу, вертя в руках диковинную штуковину, именуемую не менее диковинным словечком «фотоаппарат», Митька, всерьез считавший себя фотохудожником, составлял композицию:

— Маша, ты становись сюда, слева от Генки. А ты, Вася, с другой стороны и клади руку Маше на плечо. Люся садится в первом ряду, и не позируйте с такими кислыми рожами, а улыбайтесь и смотрите прямо в объектив, и тогда вылетит птичка…

— А он симпатичный, — нагнувшись, шепнула Маша на ухо Люсе.

— Кто?

— Да наш фотограф. Похоже, он вообще впервые без ничего загорает. И еще у него такие выразительные серые глаза!

Люся в ответ лишь усмехнулась — во всем, что касалось мальчиков, Маша была неисправима. А о ее слабости именно к сероглазым мальчикам знали все.

Тем временем Митька закончил составлять фотокомпозицию и присел на травку рядом с Люсей:

— Ну, давай. Теперь смотри в окошечко, и когда увидишь, что все мы в нем помещаемся, жми на кнопочку!

Васятка довольно долго водил аппаратом по сторонам и, наконец, щелкнул.

— Постой, куда ты? — удивился Митя, когда начинающий фотограф отдал ему «Смену» и повернулся, чтобы вернуться к себе. — Оставайся с нами, знаешь, как у нас тут весело! Кстати, и познакомимся. Митька, то есть Дмитрий Александрович.

— Васятка, — представился Васятка.

— Значит, мы тезки! — обрадовался Дубов, протягивая руку.

А Люся, здороваясь с Васяткой, ухитрилась заглянуть ему в глаза — они и впрямь оказались серыми.

— И все-таки, простите меня, я не могу, — сказал Васятка. — У меня там…

И когда все принялись уговаривать Васятку остаться, неожиданно вмешался Генка:

— Ребята, не удерживайте его. Васятке действительно нужно быть там, где он находился.

— Ну, раз надо — значит надо, — с сожалением протянул Митька. — Но как надумаешь — приходи к нам! Или нет, постой — давай я тебя сниму.

— Откуда снимешь? — не понял Васятка.

— Ну, сфотографирую. Встань вот сюда, и держись свободно, как будто никто тебя и не снимает. — Митька отошел на несколько шагов и щелкнул аппаратом. — Замечательно. Сегодня проявлю, а на днях напечатаю. Так что, Васятка, приходи сюда снова — получишь карточки.

Васятка молча кивнул, хотя знал, что при всем желании сюда уже не вернется, разве что в другом времени.

Похоже, что любимая присказка Серапионыча — «я с пол-Кислоярском лично знаком» — не была просто красным словцом или художественным преувеличением: едва он покинул поэтическое ристалище в «Овце», как его прямо на улице «перехватила» внешне малоприметная молодая дама. Звали ее Хелена, а по профессии она была историком, специализирующимся на прошлом Кислоярского края, хотя ее исследования уже в те годы порой выходили за рамки обычного (или, если хотите, «дозволенного») краеведения. В отличие от Серапионыча, Хелена еще не знала, что в не очень далеком будущем ей предстоит провести ряд громких исторических разысканий, нередко в связке с частным детективом Василием Дубовым, и даже более того — сопровождать его в первом путешествии в параллельный мир. Не знала она и того, что величать ее будут не иначе как Госпожа Хелена, а если полностью — баронесса Хелен фон Ачкасофф.