Опасайся человека одной книги. В преддверии - Игорь Сотников

А ведь Фома после первой нарисованной картинки, явно основанной на реальных событиях, уже предчувствовал, что когда-нибудь, возможно, но хотелось бы не сейчас (В каждом живёт своя доля допотопного эгоизма.), найдётся человек, живущий непосредственно и очень прямодушно (что, конечно же, практически невозможно в наше время кривотолков, на что, видимо, и рассчитывали составители этих рисунков), и, восприняв этот рисунок как должное руководство к действию, предпримет все эти нарисованные шаги.

Что и было продемонстрировано, несмотря на желание или крайнее не желание спереди сидящего Яшки, чьё тело получило своё неожидаемое через ускорение от резкого и, главное, неожиданного удара от сзади находящегося, как сама непосредственность, человека, в котором ясно вырисовывался возжелавший большего комфорта для своих ног, Семён, для которого довольная улыбка этого типа на картинке означала только одно. И он, не задумываясь, и привёл в действие этот обозначенный на картинке приём. Отчего Яшка, воткнувшись со всего маху носом уже в переднее кресло, расплющив его и пустив из него сопли с кровью, очень точно и даже несколько более красочно, передал художественное видение реалий жизни, которые с таким верным прогнозированием были изображены на этом комиксе (вероломность удара сзади не позволила вовремя включиться рефлексам, и поэтому рукам оставалось только развести себя самим и то только гипотетически).

А что должно было произойти дальше, то этого на рисунке не было предусмотрено, что ввиду разности людского генотипа или сознания, невозможно предположить. В свою очередь это единственное, что было очень точно подмечено составителями этих полётных правил, и, значит, только личные качества индивидуумов, оказавшихся в такой одновременно простой и непростой ситуации определяли дальнейшее развитие этой сюжетности. Но вот что интересно, так это то, что, как показало поведение Яшки, позиционирующего себя с просвещённой либеральной надстройкой, всегда требующих от жизни системного подхода, с его определяющими саморазвитие правилами.

И вот они, в реалиях жизни столкнувшись с их проявлениями, почему-то всегда удивляются этой вне системности или, лучше сказать, систематизмам, которые и могут существовать только будучи частью какой-нибудь системы. Правда, все эти любители системного подхода и сами, исходя из своих предпочтений, где их обязанности ограничены правом на их высказывания, выбирают для себя ту часть системы, которая находится вне юридического права воздействия на них, в так называемой внесистемной позиции.

И если либеральная душа Яшки, ради справедливого распределения блага, готова со всей своей яростью, обрушиться на эту систему, в которой он по немилости власть предержащих, оказался на обочине распределения народных благ, которые, по его рассуждению, тратятся не должным образом, то, оказавшись лицом к лицу с её представителем (блага), он, прекрасно зная лицо этого, самим им придуманного неблагодарного народа, отчего-то впадает в ступор, когда на его пути встаёт именно такой, имеющий своё существующее место в жизни человеческий типаж.

– Как это понимать? – схватившись за нос и состроив страдальческое лицо, возмутительно визгнул на это хамло и на окружающую свидетельскую публику Яшка.

– Да как хочешь, – Семён, для которого фраза «весь мир бардак, а все бабы бл*ди», была фундаментом жизни. На нём держалась вся отвечающая за его разумение надстройка, всегда помогающая ему смириться с этим не совсем, по его разумению, смиренным миром. Но пока в данный момент приятных на вид дам, молодого или даже среднего возраста рядом не наблюдалось, то Семён решил ограничиться первой частью этого правила, переведя взгляд с неприятных губастых черт, поглядывающей на него до чего противной тётки, на этого, не понятно чего раскипятившегося слизняка. И он, не любя такие шумные вещи на людях, и предлагает тому бесконечное окно возможностей для понимания случившегося.

Ну а когда тебе, можно сказать, всё разрешают, то тут-то и попадаешь в свою «не знаю что сказать» паузу, из которой, между прочим, не так уж и легко выйти. Ведь ты так много и очень сильно хочешь сказать, что сразу и не разберёшь, в какой очередности представить все эти свои «хотелки», в которых, судя по зверскому взгляду, брошенному на этого небритого вида гада, имела место выборность, от ручного вбивания того сквозь землю куда-то туда, в адскую внутрь, до предоставления ему шанса увидеть небеса, правда, в мгновенном, очень скоростном полёте, организованным после того, как самолёт подымется вверх, за облака. После чего, этого типа, Яшка собственноножно, пинком, без парашюта отправит покорять заоблачные высоты.

– А ты скоро, уже больше ничего не захочешь? – на волне внимания к себе, резко спросил Яшка, как человек, мотивированный местью, для которого выбор желаний ограничивается самой мотивацией. И пока численное преимущество обращенных взглядов за ним, то разве он может не воспользоваться таким моментом и не выказать свою значимость, от которой этому, да и кому другому не покажется мало.

– Чего? – Семён, чья слава, на мгновение, обнаружив себя через этот двигательный маневр ногами, который, скорее всего, был последней его судорогой перед погружением в сон (А не то, что там Фома себе навыдумывал), и вместе с его глазами, началась постепенно закатываться, даже несмотря на возню Яшки и его соседа Каца, который поначалу очень испугался такой будоражащей спину и голову турбулентности, обрушившейся на Яшку сзади, отчего он даже рефлекторно откинулся в сторону к окну, ну а потом, заметив, что турбулентность имела единичный, целенаправленный случай, даже в некотором роде обрадовался, что он очень предусмотрительно выбрал для себя это место у окна.

– Надо позвать стюардессу, – Яшка, видя, что его угрозы проходят мимо ушей этого развалившегося типа, который даже не собирается… да ничего не собирается, кроме как спать. Так что он этим последним доводом, обращённым к Кацу, хочет найти поддержку.

– Да, позвать стюардессу, это было бы неплохо. – Из глубины себя реагирует Семён.

Произнесённое Яшкой слово «стюардесса» магически действует на Семёна, который взбодрившись на мгновение, даёт свой положительный ответ на это предложение и тут же уходит в себя. А ведь между тем Кацу, можно сказать, не то что не дают слова, а наглым образом, просто берут и вырывают из контекста смысловую значимость сказанного Яшкой, отчего ему становится нестерпимо обидно, когда как Семёну благодушно сонно.

И, наверное, Семёну, несмотря на то, что он уже покаянно опустил голову себе на грудь (Явно выполняет описанные на рисунке действия, рекомендованные в случае возникновения опасности на самолёте.) и начал выдавать звуки, похожие на посапывание, чем, конечно, уже никого не введёт в заблуждение (Знаем мы этих ванек-встанек, только произнеси заветное слово «наливай» или тоже «стюардесса», то они уже тут как тут), так что, если кто отнёсся неуважительно к Яшке, то тому не то что несдобровать, а на век запомнится.

И вот Яшка поднимается с места, нет, не для того, чтобы нажать кнопку вызова стюардессы, а, скорее всего, для того, чтобы лично, с помощью своего голоса, потребовать от стюардесс внимания к своей персоне. Но, к его замешательству – их на сегодня уже перевалило через край – неожиданное шумное появление самых неторопливых пассажиров, которые своим громогласным поведением оттянули всё внимание на себя, не позволило Яшке, ввиду явной бесполезности таких действий, раскрыть рот, в этот, как он считал, не требующее промедления мгновение.

Нет, конечно, Яшка мог бы поднапрячь голосовые связки и возмутиться таким невниманием к нему, если бы не зашедшие пассажиры специфической наружности. А всё их фанатский вид, со своими обязательными атрибутами, как определяющая их фанатизм символика, в которую, можно сказать, был завёрнут каждый из них, ну и нездоровый фанатский блеск в глазах, вызванный смесью внутреннего безумия и внешних сопутствующих бодрости неизвестных в купе с очень известными средствами. Что, конечно же, не может не отразиться на их поведении, которое и в обычном состоянии было не слишком благодушным для окружающих.

Ну а сейчас пьянящий воздух салона самолёта, однозначно вскружил им голову, отчего они разориентировались и никак не могли определиться, где их места. Что, конечно, очень трудно сделать, когда твоё желание сидеть со своим корешем или лучше, вон с той симпатичной девахой, не совпадает с указанным на вашем билете месте. Так что, молчание Яшки, можно вполне понять, ведь эти неопределившиеся со своими местами в самолёте, вполне вероятно, могли не обойти своим вниманием место Яшки, и поди потом докажи им, что он не козёл, да и к тому же тот тип, кто своими длинными ногами вызвал в нём этот переполох, уже успокоился. Ну и Яшка, решив быть благодушным, дал тому шанс и уселся обратно на своё место, взял журнал и принялся очень внимательно изучать, что там в нём написано.