Новая земля (Новь) - Кнут Гамсун

Шутникъ всѣхъ ихъ надулъ.

Несчастные остатки духовной жизни семидесятыхъ годовъ!

Развѣ Паульсбергъ, Иргенсъ, Ойэнъ и оба бритые поэты и цѣлая масса вновь выступившихъ поэтовъ не. считались первоклассными писателями?

Журналистъ смѣялся вмѣстѣ съ ними, отиралъ потъ со лба и смѣялся. Всѣ были того мнѣнія, что этотъ человѣкъ обладалъ большимъ запасомъ свѣдѣній, еще не истраченныхъ въ своемъ листкѣ. И можно было ждать отъ него, что онъ еще напишетъ книгу, какое-нибудь замѣчательное произведеніе.

Паульсбергъ сидѣлъ и принужденно смѣялся. Онъ былъ, собственно говоря, отчасти огорченъ, что въ продолженіе всего вечера ни разу не упомянули ни объ одномъ изъ его романовъ, ни даже объ его книгѣ о прощеніи грѣховъ. Вотъ почему, когда журналистъ спросилъ его мнѣніе о духовной жизни Норвегіи въ общихъ чертахъ, онъ коротко отвѣтилъ:.

"Я вѣдь высказался объ этихъ вещахъ гдѣ-то въ моихъ произведеніяхъ".

"Да, да, конечно, если припомнить, то это вспоминается". Разумѣется, совершенно вѣрно. Въ одномъ мѣстѣ была замѣтка… Фру Паульсбергъ могла даже цитировать эту замѣтку и назвать страницу.

Но Паульсбергъ перебилъ:

"Я приду, значитъ, завтра и попозирую тебѣ, Мильде", сказалъ онъ, взглянувъ на мольбертъ. Онъ поднялся, опорожнилъ стаканъ и началъ доставать свое пальто. Его жена тоже встала и сказала:- покойной ночи; она пожала всѣмъ крѣпко руку. Въ дверяхъ они встрѣтили фру Ханку и Иргенса и сказали имъ коротко:- покойной ночи.

Съ этой минуты всѣ оставшіеся сдѣлались неудержимо веселы. Они пили, какъ губки, и даже оба молодые поэта пили, поскольку имъ позволяли силы, и съ красными глазами говорили о Бодлэрѣ. Никто уже болѣе не сдерживался. Мильде хотѣлъ имѣть объясненіе, почему Иргенсъ требовалъ у него жженаго кофе. На что онъ ему? Вѣдь не цѣловалъ же онъ фру Ханку? Да чортъ его знаетъ! Тидеманъ слышитъ это и смѣется вмѣстѣ съ ними, смѣется громче, чѣмъ кто-либо, и говоритъ: "Да, ты правъ, самъ чортъ не разберетъ его, эту шельму!"

Тидеманъ былъ трезвѣе, чѣмъ когда-либо.

Журналистъ началъ говорить по поводу жженаго кофе, о дурномъ дыханіи вообще. Онъ говорилъ громко и смотрѣлъ на всѣхъ. Откуда происходитъ скверное дыханіе? Отъ гнилыхъ зубовъ, отъ пустыхъ зубовъ, хе-хе! Зубъ съ дупломъ заражаетъ весь ротъ. И онъ началъ подробнѣе объяснять, почему зубъ съ дупломъ заражаетъ весь ротъ.

Нѣтъ, никто больше не стѣснялся, тонъ становился все свободнѣе, и разговоры принимали болѣе рѣзкій характеръ. Жеманство — это горе Норвегіи; лучше пусть погибнетъ по невѣдѣнію молоденькая дочь, чѣмъ посвятить ее во все въ свое время. Жеманство это порокъ, который въ настоящее время достигъ своего расцвѣта. "Чортъ возьми, для этого должны быть откровенные люди, которые кричали бы на улицахъ распутныя слова для того, чтобы молодыя дѣвушки во-время знакомились съ вопросами жизни… Что ты тамъ ворчишь, Тидеманъ?"

Нѣтъ, Тидеманъ не ворчалъ, и Олэ Генрихсенъ тоже не ворчалъ. Откровенные люди, это въ высшей степени оригинальная мысль! Ха-ха!

Мильде отвелъ Тидемана въ сторону:

"Дѣло въ томъ, нѣтъ ли у тебя случайно нѣсколько кронъ", сказалъ онъ.

Да, Тидеманъ пока еще не разоренъ. Сколько? Десять?

"Спасибо, большое спасибо, дружище, я тебѣ ихъ верну", сказалъ Мильде совершенно серьезно: "ты получишь обратно при первой возможности. Ты честный парень. Я еще третьяго дня говорилъ, что вы, торговцы, рѣдкіе люди, именно такъ я выразился. Вотъ тебѣ моя рука".

Наконецъ, фру Ханка поднялась, чтобы уходить. День уже брезжилъ.

Ея мужъ стоялъ невдалекѣ отъ нея.

"Да, Ханка, правда, пойдемъ", сказалъ онъ и держалъ уже для нея руку наготовѣ.

Она бросила ему взглядъ и сказала:

— Благодарю тебя, мой другъ, у меня уже есть провожатый".

Прошло нѣкоторое время, прежде чѣмъ онъ могъ собраться съ духомъ.

"Ну хорошо", сказалъ онъ улыбаясь: "пусть такъ, я только думалъ…"

Онъ снова подошелъ къ окну.

Фру Ханка всѣхъ обошла и пожелала покойной ночи. Когда она подошла къ Иргенсу, она шепнула ему горячо, еле слышно:

"Значитъ, завтра, въ три".

Она удержала руку Ойэна и спросила, когда онъ ѣдетъ. Не забудетъ онъ написать по своемъ пріѣздѣ въ Торахусъ? Поэты постоянно забываютъ самое важное. Завтра онъ долженъ телеграфировать.

До свиданія. Поправляйтесь скорѣй… — Она обращалась съ нимъ по-матерински до самой послѣдней минуты.

Ее провожалъ журналистъ.

ГЛАВА VI

"Ты обѣщался мнѣ что-то разсказать, Олэ", сказалъ Тидеманъ.

"Да, я знаю, ты удивляешься, что я ѣду въ Торахусъ? Чтобъ не распространяться, я сказалъ, что тамъ у меня дѣла. Это неправда; это у меня нечаянно вырвалось; я тамъ никого не знаю, кромѣ Линумъ. Я не хочу говорить больше, чѣмъ это есть на самомъ дѣлѣ: я былъ однажды въ Хардесфогтей! Ты не можешь себѣ представить ничего болѣе смѣшного; мы пришли туда, какъ два жаждущихъ странника, и получили молоко; позже я встрѣтилъ семью здѣсь, когда они были въ городѣ, въ прошлую осень и теперь зимой. Это большая семья; ихъ всего, вмѣстѣ съ учителемъ, семь человѣкъ; старшую дочь зовутъ Агатой. Потомъ я тебѣ разскажу больше про этихъ людей. Агатѣ 17-го декабря минуло 18 лѣтъ, теперь, значитъ, ей девятнадцатый идетъ; я случайно вспомнилъ, какъ она мнѣ объ этомъ говорила. Короче говоря, мы не помолвлены, я не хочу этого сказать, но послѣднее время мы съ ней въ перепискѣ. Я еще не знаю, что изъ этого выйдетъ… Что ты объ этомъ думаешь?

Тидеманъ былъ чрезвычайно удивленъ. Онъ даже остановился.

"Но объ этомъ я ровно ничего не зналъ, ты никогда не говорилъ мнѣ ни слова".

"Нѣтъ, но я этого не могъ сдѣлать. На что я могъ разсчитывать, вѣдь она такъ еще молода! Предположимъ, что она сама это придумала, что я пріѣду. Ничего, вѣдь, дурного не произошло, поскольку это касается ея, и она нисколько не скомпрометтирована… Впрочемъ, ты долженъ посмотрѣть на нее, Андрей, — у меня есть фотографія; да, собственно говоря, она мнѣ не дала ея, я чуть не силой взялъ ее у нея, но…"

Они остановились на минуту и разсматривали фотографію.

"Очень милая", сказалъ Тидеманъ.

"Да, не правда ли? Я очень радъ, что ты это находишь. Я увѣренъ, что ты ее полюбишь".

Они пошли дальше.

"Итакъ въ добрый часъ!" сказалъ Тидеманъ и снова остановился.

"Благодарю тебя".

Вскорѣ послѣ этого Олэ прибавилъ: "Да, я говорю, благодарю, потому что, въ сущности, это почти такъ, какъ будто договорено. Я поѣду туда и привезу ее съ собой въ городъ.

Они дошли почти до площади передъ вокзаломъ, когда Тидеманъ вдругъ уставился въ одну точку и шепнулъ:

"Не моя ли это жена тамъ идетъ?"

"Да, разумѣется", отвѣтилъ шопотомъ Олэ. "Я видѣлъ эту даму все время впереди насъ и только сейчасъ узналъ, кто она".

Фру Ханка шла одна домой; журналистъ вовсе не провожалъ ея.

"Слава Богу!" сказалъ Тидеманъ невольно. "Мнѣ она сказала, что у нея есть провожатый, а теперь она идетъ совершенно одна. Развѣ она не милая? И направляется она прямо домой. Но, послушай, зачѣмъ же она мнѣ сказала, что у нея есть провожатый?"

"Не надо такъ строго смотрѣть на это", возразилъ Олэ. "Она просто, можетъ быть, не хотѣла, чтобы ее провожалъ кто-нибудь: ни ты, ни я, ни кто либо другой. Развѣ не могло быть, что она была въ такомъ настроеніи? У молодыхъ женщинъ, какъ и у насъ, бываютъ настроенія".

"Да, разумѣется, это совершенно справедливо".

На этомъ Тидеманъ успокоился; онъ былъ счастливъ, что жена его одна и шла домой, — вотъ, почему онъ сказалъ нервно-радостно: "Знаешь, что? Судя по тѣмъ словамъ, которыми намъ удалось обмѣняться тамъ, у Мильде, все понемногу возвращается въ прежнюю колею. Она интересовалась даже моимъ дѣломъ и русской пошлиной; это совершенная правда; и ее не утомляло, когда я ей говорилъ о денежномъ тузѣ. Ты бы долженъ былъ видѣть, какъ она радовалась тому, что торговля идетъ лучше. Потомъ мы говорили съ ней о нашемъ пребываніи въ деревнѣ. Да, это подвигается впередъ и съ каждымъ днемъ становится лучше".

"Итакъ, ты видишь? Но было бы грустно, если бы было иначе".

Пауза.

"Но кое-что удивляетъ меня", продолжалъ съ грустью Тидеманъ: "Вотъ какъ-то недавно она сидѣла и говорила, на что такая, какъ она, пригодна въ жизни; ей бы нужно было какое-нибудь призваніе, что-нибудь, что захватило бы ее. Да, я долженъ сознаться, что меня поражаетъ немного, что женщина съ двумя дѣтьми и большимъ хозяйствомъ… Съ нѣкотораго времени она начала подписываться Ланге, Ханка Ланге- Тидеманъ, какъ будто ея фамилія еще Ланге".

Ханка остановилась у входной двери, видно было, что она поджидала своего мужа. Смѣясь, она крикнула ему, что онъ могъ бы немного поторопиться, — она почти замерзла. И, шутя, она подняла палецъ и спросила:

"О какихъ спекуляціяхъ вы говорите, великіе коммерсанты? Какъ обстоитъ дѣло въ настоящее время съ ячменемъ и насколько вы поднимете на него цѣну? Да будетъ милостивъ Господь къ вамъ въ день страшнаго суда!"