От часа тьмы до рассвета - Вольфганг Хольбайн

— Но я точно знаю, что мне не показалось, — настаивала Элен.

— А ты тоже это слышала? — я со вздохом обратился к Юдифи.

Элен была так возбуждена, что, даже если бы я ей показал цветную видеозапись всего, что происходило в последние полчаса в коридоре, она бы и мысли не допустила, что я могу прав. Юдифь слабо покачала головой. Все же, подумалось мне, сейчас она уже не так бледна.

«Чудненько», — подумал я про себя. У Юдифи лихорадка, а у Элен начались галлюцинации. Ее срыв во дворе уже во второй раз продемонстрировал нам воочию, как ненадежны ее твердость и непоколебимость и как непрочна ее защита, за которой она пытается спрятаться, но я хотя бы думал, что за такое короткое время с ней ничего не может случиться и я могу на нее положиться. И вот теперь на тебе!

Как будто прочитав мои мысли, Элен взглянула мне в глаза, требовательно и воинственно выпятив подбородок. Она явно нарывалась на ссору, но я не дам ей такой возможности.

— Может быть, там действительно кто-то был, — примирительно сказал я и пожал плечами. — В конце концов, я должен был наблюдать и за Карлом в душе. Я не мог не спускать глаз с коридора все время, а если учесть его постоянную болтовню и представление, которое он мне там устроил, я не заметил бы и бегемота, даже если бы он танцевал у меня за спиной.

Несколько мгновений Элен казалась смущенной, возможно, она была разочарована, что ей не удалось организовать стычку и таким образом сбросить напряжение. Мое последнее замечание сделало такое развитие событий невозможным. Следующие ее слова укрепили меня в моем мнении: она попыталась спровоцировать меня с другой стороны.

— Придется тебе сходить в душ еще раз, — сказала она, заметно наморщив нос. — Ты выглядишь так, как будто тебя недавно вырвало, и пахнет от тебя соответственно. Сплошная грязь и кровь. И Юдифь возьми с собой. Ей понадобится помощь.

Похоже, Юдифь так же отчетливо, как и я, чувствовала, что Элен ждала только того, что один из нас даст ей отпор, разгорится ссора, возможно, она была просто слишком слаба, чтобы возражать на хамское, начальственное поведение Элен. Так или иначе, с шумным вздохом она поднялась на постели. Ее ноги сильно дрожали. Одна мысль, что мы можем удалиться с ней в душ, взволновала меня. Ее слабость и беспомощность, тот факт, что несколько мгновений она будет полностью в моем распоряжении, возбуждал меня.

Я испуганно отвел от нее взгляд. Черт возьми, это на меня не похоже! Это снова был тот отвратительный маленький садист, который только что пытал на кухне Карла! Ни разу за всю свою жизнь у меня не было таких извращенных фантазий, и я чувствовал себя почти насильником, хотя еще даже не дотронулся до Юдифи. Она была привлекательной женщиной, хотя у нее и было несколько лишних килограммов, это не вопрос. Она не была такой холодной красавицей, как Элен, она была намного женственнее, и именно это меня волновало. Это был максимум того, в чем я готов был себе признаться.

— Оставь кинжал здесь, — настойчиво проговорила Элен.

— Но, в конце концов, я не арестант, — возмутился Карл, указывая на кухонный тесак в руке рыжеволосой докторши. — Два ножа, чтобы держать меня под контролем! Черт возьми! Да перестаньте же вести себя так, как будто имеете дело с киллером! Это явно кто-то другой. Может быть, Мария, может быть, кто-то, о ком мы даже не догадываемся и кто получает какое-то патологическое наслаждение, мучая нас. Когда он нападет в следующий раз, я вам еще пригожусь.

Я положил кинжал на письменный стол под слуховым окном.

— Знаешь, я давно уже не верю ни в Санта-Клауса, ни тем более в такие сказки, которые ты тут рассказываешь, — сказала Элен с циничной улыбкой. — Сядь на постель и заткнись. А на тот случай, если ты думаешь, что тебе удастся легко справиться со слабой женщиной, напоминаю тебе, что я хирург, и только в области твоего торса знаю минимум семь точек, ранение в которые приводит к смерти в течение одной минуты.

Я улыбнулся. Это был уже не первый раз, когда наша докторша начала развивать эту тему, но теперь мне было совершенно очевидно, что она снова освоилась в той роли, которая шла ей больше всего, и, преодолев приступ паники, опять была в превосходной форме.

Словно побитая собака, Карл поплелся к стоящей напротив постели и тяжело плюхнулся на нее.

— Вы еще увидите, что вы не того опасаетесь, — мрачно пророчествовал он. — Но будет уже слишком поздно.

Пошатываясь, Юдифь подошла ко мне, обняла меня одной рукой за плечо и оперлась на меня. Так мы вышли в коридор. Может быть, это и некорректно, но у меня было подозрение, что она была вполне в состоянии передвигаться самостоятельно и вовсе при этом так не шататься, мне показалось, что она притворяется, чтобы иметь возможность прижаться ко мне. Но, даже если это было и так, буду честен: мачо во мне был удовлетворен. Это придало мне сил.

Я проводил Юдифь к ней в комнату, чтобы она взяла из своего чемодана одежду. И только в то мгновение, когда мы вошли в маленькую интернатскую комнату и я инстинктивно бросил осторожный взгляд в тень за дверью, я вдруг осознал, что совершенно безропотно и безоговорочно позволил Элен разоружить меня. Почему, собственно, она так настаивала на том, чтобы я оставил кинжал у нее? Карл был совершенно прав, когда заметил, что это просто смешно охранять его, вооружившись сразу двумя ножами, один из которых длиной почти в локоть. Хирург она или нет, я все равно сомневался, что она была в состоянии напасть в случае необходимости на Карла сразу с двумя ножами. А что, если она подозревает меня в убийстве Стефана и Эдуарда? Но это же полный абсурд!

Но что бы ни побудило ее отнять у меня кинжал, это привело к тому, что я теперь был совершенно безоружен и почувствовал себя вдруг беззащитным. Если убийца, которого мы ищем, притаился где-то здесь, мы полностью в его власти. Мы были одни! Разве там, на кухне, мы не договорились о том, что не будем больше предоставлять преступнику такой возможности, а будем все время держаться вместе? Почему я об этом сразу не подумал и не попытался настоять на другом решении, ни когда докторша оставила нас с Карлом наедине на первом этаже, ни позже, когда она отправила нас с ним в душ. А что, если Элен сама…

Надо бы мне прекратить размышлять над этим, как-то отключиться. Все равно ничего путного из этого не выйдет. Она боялась Карла, только и всего, и только об этом она думала, когда попросила меня оставить ей кинжал, хотя у нее уже был кухонный нож. Я должен сохранять спокойствие и не допускать, чтобы слепая, совершенно необоснованная, по крайней мере, в данный момент, паника проникла в мое сознание.

Умозаключения, которые я только что произвел про себя, напугали меня. Тот факт, что я оставил у Элен оба клинка, могло стать вопросом жизни и смерти. Это был уже не первый раз, чтобы убийца подкарауливал именно такую ситуацию, какую устроила теперь наша докторша, чтобы напасть на одного из нас и убить, более того, тем же оружием, которое только что Элен отобрала у меня. Может ли это быть всего лишь совпадением? Может быть, она попросила меня отдать ей кинжал, потому что у меня мог быть один из тех овощных ножей, которые мы взяли в кухне? У Элен была возможность бегом подняться на кухню и убить Эда, когда обрушился потолок в подвале. И, возможно, то, что случилось с ней во дворе, было вовсе не острым приступом паники, а отвращением от содеянного, муками ее собственной совести. И не слишком ли услужливо она предложила хозяину гостиницы шмотки Стефана? Одежду мужчины, с которым она спала, смерть которого тронула ее так глубоко, что она превратилась в дрожащего заморыша, стоило только Эду косвенно обвинить ее в этой смерти? Мог ли тот намек на ее способности как хирурга ранив, ее настолько серьезно, что она потеряла контроль над собой? Или ковбой Эдуард своим выпадом попал в самую точку, и в действительности она была виновата в смерти Стефана гораздо больше, чем мы все полагали? И, может быть, то смущение, с которым она рассматривала шмотки Стефана, когда мы были в комнате, было лишь притворством?

И что теперь? Докторша осталась с Карлом наедине. Она вооружена (кинжалом Наполы, оружием, которое уже принесло смерть двоим из нас!), и нет ничего проще для нее расправиться с толстяком всего за несколько секунд, так что до нас не донесется ни одного звука. Что она там сказала? Что только в области торса знает как минимум семь точек, один укол в которые может убить. Это была лишь угроза или еще и объявление? Что, если она собирается рассчитаться с Карлом в наше отсутствие, а затем, дождавшись, пока мы с Юдифью, обнявшись, встанем под душ, подкрадется сзади и всадит нам клинок в спину? И прежде чем мы осознаем, что случилось, умрем от отказа какого-то важного органа или просто от кровопотери? И даже если мы заметим, что она приближается к нам, мы все равно будем перед ней беззащитны, потому что есть только один вход в душ, никакой надежды на побег, если этот вход будет загораживать она с двумя ножами в руках.