Братская ГЭС - Евгений Евтушенко

ПРИЗРАКИ В ТАЙГЕ

То не клюквой хрустят                      мишки-лакомки,не бобры свистят,                  встав на лапочки,не сычи кричат, будто при смерти, -возле Братской ГЭС                   бродят призраки.Что угрюм, воевода острожный?Али мало ты высек людей?Али мало с твоею-то рожейперепортил тунгусок,                     злодей?!Здесь, на ГЭС, увидав инородца,ты не можешь все это постичь.Твое хапало            к плетке рвется,да истлела она,                старый хрыч!Эй, купцы,          вы чего разошлись?Что стучите костями от злости?Ну зачем вы жирели всю жизнь?Все равно          в результате - кости...Господин жандарм,                  господин жандарм,как вам хочется                кузькину матьпоказать вольнодумцам                      и прочим жидам,да трудненько теперь показать!Протопоп Аввакум, ты устал от желез.Холодна власяница туманов.Ты о чем размышляешь у Братской ГЭСсреди тихих,              как дети,                        шаманов?Эй, старатель с киркой одержимой,с деревянным замшелым лотком,мы нашли самородную жилуили просто долбим на пустом?

О, петербургские предтечи,в перстах подъемля те же свечи,ответьте правнукам своим -из вашей искры возгорелосьтакое пламя, как хотелосьего увидеть вам самим?

«Динь-бом... Динь-бом...» -                          слышен звон кандальный.«Динь-бом... Динь-бом...»                     Путь сибирский дальний.«Динь-бом... Динь-бом...» -                            слышно там и тут.Нашего товарища на каторгу ведут.Вы ответьте, кандалы,                       так ли мы живем,с правдой или же с неправдой                            черный хлеб жуем?Вы ответьте из ночи,партизаны, избачи:гибли вы за нас,                  таких,или -      за других?!

Слышу,       в черном кедрачекто-то рядом дышит.Слышу руку на плече...Вздрогнул я:               Радищев!«Давным-давно на месте Братской ГЭСя проплывал на утлой оморочкес оскоминой от стражи и морошки,но с верою в светильниках очес.Когда во мрак все погрузил заход,я размышлял в преддверии восходао скрытой силе нашего народа,подобной скрытой силе этих вод.Но, озирая дремлющую ширь,не мыслил я,              чтоб вы преобразилитюрьмой России бывшую Сибирьв источник света будущей России.Торжественно свидетельствуют мнео вашей силе многие деянья,но пусть лелеет сила в глубинеобязанность святую состраданья.А состраданье высшее - борьба...Я мог слагать в изящном штиле песнипро серафимов, про ланиты, персии превратиться в сытого раба.Но чьи-то слезы,                  чьих-то кляч мослымне истерзали душу, словно пытка,когда моя усталая кибиткатряслась от Петербурга до Москвы.Желая видеть родину другой,без всякой злобы я писал с натуры,но, корчась,             тело истины нагойхрустело в лапах ласковых цензуры.Понять не позволяла узость лбов,что брезжила сквозь мглистые страницы,чиста,        как отсвет будущей денницы,измученная к родине любовь.И запретили...                 Царственно кратка,любя свободу, но без постоянства,на книге августейшая руказапечатлела твердо: «Пашквилянтство».Но чувствовал я в этой книге силуи знал:         ей суждена себя спасти,прорваться, продолбиться, прорасти...Я с чистою душой поехал в ссылкуи написал, как помнится, в пути:«Я тот же, что и был,                       и буду весь мой век -не скот, не дерево, не раб,                            но человек».Исчез Радищев...                 Глядя ему вслед,у Братской ГЭС               всепоглощенно,                               тайноо многом думал я,                   и не случайноприпомнил я,              как написал поэт:«Авроры» залп.                 Встают с дрекольем села...Но это началось                  в минуту ту,когда Радищев               рукавом камзолаотер слезу,             увидев сироту...»[3]И думал я, оцепенело тих:достойны ли мы призраков таких?Какие мы?          И каждый ли из нассумеет повторить в свой трудный час:«Я тот же, что и был,                        и буду весь мой век -не скот,          не дерево,                      не раб,                                но человек...»?

ПЕРВЫЙ ЭШЕЛОН

Ах, уральской марки сталь,рельсы-серебриночки!Магистраль ты, магистраль,транссибирочка!Ты о чем, скажи, грустишьв стуках-проблесках?Не от слез ли ты блестишь,в щелки пролитых?Помнишь, как глаза гляделив окна        отрешенно,как по насыпи летелитени     от решеток,и сквозь прутья,                 будто голуби,продирались             и - в полетчьих-то писем треугольники(может, кто-то подберет...).И над соснами, рябинамикружилось наугад:«Ты не верь,              моя любимая...Мама, я не виноват».Было много разной лжи,много страшного,но не надо, не тужи,магистральюшка!Ветер бьет наперерез,ну, а мелом -              наискось:«Едет Братская ГЭС!» -на вагоне надпись.Говорят глаза с глазамии с тайгой невиданною:«Мы себя «сослали» самив ссылку удивительную!Стань,        Сибирь,                 светлым-светла,радуйся         и радуй!Наказаньем ты была,сделайся         наградой!»Сочинили хор-оркестрмосквичи с москвичками.Едет Братская ГЭСс рыжими косичками!

«Я на Сретенке жила -расстаемся с нею.Газировку я пила -Ангара вкуснее.В рюкзаке моем побилисьмамины бараночки...Мама новая, тайга,принимай в братчаночки!»

(И не знаешь ты, девчонка,что в жестокий первый годтвоя модная юбчонкана портянки вся пойдет;что в палатке-невеличке,как рванет за сорок пять,станут рыжие косичкик раскладушке примерзать.Будут ноженьки в болячках.Будет в дверь скрестись медведь,и о маминых баранкахтайно будешь ты реветь.Маникюр забудут руки.Но ты выстоишь, как все,в рукавицах и треухе,в телогрейке и кирзе.И в краю глухом, острожном,как тобою решено,себе Сретенку построишь,танцплощадку и кино.Пусть в Москве себя не тешат:маникюр ты наведешь,платье-колокол наденешь,в туфлях узеньких пройдешь.И ты будешь в платье этомтак сиять, сводя с ума,словно лампочка со светом,тем, что ты зажгла сама!)

Сосны синие окрестс алыми верхами...едет Братская ГЭС с шалыми вихрами!Пой,      Алешка Марчук,на глаза татаристый!В разговоре ты -                   молчун,ну, а в песне -               яростный.Пусть гитара семиструннаяиграет до утра,словно это             семиструйнаяиграет Ангара!

(И разве знаешь ты, Алешка,с шнурком ковбойским на груди,что жизнь твоя - еще обложка,а книга будет впереди;и что тебе с твоим дипломомв тайге придется - будь здоров! -пилою вкалывать и ломом,зубря английский у костров;что с видом вовсе не геройским,чумазый, словно сатана,прихватишь ты шнурком ковбойскимв грязи подошву сапога...А после с красною повязкойкидаться будешь ты в ночитуда, где с вкрадчивой повадкойпо фене ботают ножи.И только утром, на рассвете,с усмешкой вспомнив левый хук,ты сможешь взяться за рейсфедер,и будет падать он из рук.

Но встанет ГЭС, и свет ударит,и песня странствовать пойдет:«Марчук играет на гитаре,а море Братское поет...»И в дальнем городе Нью-Йорке,где и студенты и печать,ты будешь кратко и неловкоо Братской ГЭС им отвечать.Среди вопросов -                 и окольныхи злых, пронзающих насквозь, -вдруг спросит кто-то,                       словно школьник:«С чего все это началось?»Но нет, не первые палаткиты вспомнишь, тайно озарен,а те побитые баранки,а тот поющий эшелон.И, вспомнив это все недаром,ты улыбнешься - так светло! -и, взяв у битника гитару,ответишь весело:                   «С нее!»)

Эй, медведи,               прячьтесь в лесробко,        как воробышки!Едет Братская ГЭСс гитарой на веревочке!Пой,      уральской марки сталь,песню силы,               храбрости!Магистраль печали,                      станьмагистралью радости!Чтоб на рельсах -                ни слезинкиот извечной слезности,наши души,            как светинки,в свет великий сложатся!В неизвестные краяпенно        и широкоты летишь,            страна моя,первоэшелонно.Наши жизни -             на кону.Наши жизни            лопаются.Трудно нам,             как никому,первоэшелонцы!Но и звезды           и костры,но и свет,            и солнцекто так чувствует,                    как мы,первоэшелонцы!И ты знай,            страна моя, -если тяжело мне,все равно я счастлив:                         я -в первом эшелоне!..

ЖАРКИ