Тихая гавань - Андрей Бармин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лейтенант приказал двум конвойным сопроводить ее. Они остались одни, и доктор сказал:
- Я думаю, что мое присутствие здесь больше не нужно. Она сумасшедшая, я подготовлю доклад. Но ведь это не спасет ее от казни?
- Конечно нет, - ответил Шульц, доктор как будто не знал, что такой диагноз даже для немца означал ликвидацию. - Да, спасибо вам, что помогли нам.
- Доклад будет готов к завтрашнему обеду. Вас устроит?
- Да.
- Тогда вынужден откланяться.
- Хайль, - сказал Барт и, как только Ланге вышел, спросил у сыщика:
- Может и нам сделать перерыв до утра?
- Вы правы, лейтенант.
- У меня голова уже тяжелая, нужно поспать. Да и фрау Эмма тоже устала.
- Все свободны, - Шульц тоже устало вздохнул. - Много я встречал безумцев, но это просто выдающийся экземпляр. Она совершенно не стесняется рассказывать нам свои мысли и при этом спокойна, словно речь идет о самых обычных вещах. Ну, как рассказывать , почему мне не нравятся корнишоны и чем лучше туалетная вода вот именно этой марки.
- Я прикажу караульным запереть ее в клетке, - Барт подошел к стенографистке. - А вас провожу до дома.
- Это так любезно, - Эмма не стала отказываться.
Шульц же сказал:
- Лейтенант, сможете завтра утром заехать за мной?
- Конечно, герр Шульц. Вас тоже сопроводят до номера.
- Не стану возражать. После очередной акции возможны любые неожиданности, а горожане теперь знают, что я хорошо стреляю, и могут тоже воспользоваться не ножами.
Сыщик пожал руку лейтенанта и вышел из допросной.
Глава 32
Барт знал и врачи советовали, что после приступа онемения в ноге следующие пару дней лучше побольше ходить пешком, давая постоянную нагрузку на мышцы. Не оставлять больную ногу в покое, а не давать мышцам застывать. По крайне мере это ему раньше помогало.
Он проспал всего несколько часов и когда открыл глаза, то было около семи утра. Он хотел еще немного поваляться в постели, но сон как рукой сняло. В голове роились мысли по поводу вчерашнего, нога к счастью не немела. Он медленно поднялся, вышел во двор, где стояло ведро с холодной водой, стянул с себя майку и зачерпнул ковшом воду, наклонился и полил себе на шею. Холодная, почти ледяная вода отлично взбодрила лейтенанта. К таким процедурам его приучил отец, и он помнил, что на удивление даже маленькому ему такое понравилось. Теперь кожу в месте соприкосновения с водой покалывали теплые иглы. Жаль, что так нельзя было делать с больной ногой — физические нагрузки приветствовались, а вот температурные перепады нет.
Он подошел к прибитому к стене дома умывальнику, над которым висела полка с козырьком. Там лежали бритвенные принадлежности. Он потрогал подбородок рукой — щетина терпимая, поэтому взял щетку, набрал пальцами зубной порошок из металлической банки и нанес на зубы.
Из курятника послышалось кудахтанье, и оттуда выглянула старуха-полька, у которой он снимал дом. Сама она жила в доме напротив, а в его дворе держала кур и уток.
- Доброе утро, герр Барт. Завтракать будете? Яичницу быстро пожарю, свежие яйца-то.
Старуха была вдовой немецкого торговца, дом, в котором он жил, когда-то был домом его родителей, но уже давно пустовал. Звали ее Лидия.- Можно, особенно если быстро. Доброе утро, пани Лидия.
Он платил ей символические деньги за сам дом и за то, что готовила ему еду и стирала вещи. Он мог, конечно, как и многие другие вообще ничего никому не платить, а пользоваться денщиком, но Барт считал , что они все же завоеватели, а не грабители, а труд даже местных жителей должен хоть немного, но оплачиваться. Ну и самое главное старуха готовила превосходно. Ему даже казалось, что лучше чем его жена.
Барт прополоскал рот и зашел в комнату, вытерся и натянул свежевыстиранную майку, затем, накинул китель, прицепил ремень с пистолетом и пошел в дом Лидии, на противоположной стороне. Ел он обычно там, в редких случаях просил принести еду в свое жилище.
Он быстро справился с поджаренными яйцами , присыпанными зеленью и тертым сыром, выпил стакан молока, поблагодарил Лидию и вернулся в свой дом. Застегнул китель,заправился, расчесал волосы, прихватил пилотку и отправился в комендатуру. По дороге он вспомнил просьбу Шульца заехать за ним, но решил, что отправит Шмультке за сыщиком уже из комендатуры. Вчера он забыл сказать об этом водителю. Но вряд ли берлинский гость будет сильно расстроен, если встретится с ним в комендатуре.
Барт с удивлением , приятным удивлением, вдруг обнаружил, что настроение у него приподнятое, он чувствовал какой-то прилив сил и удовлетворение от того, что вчера днем ситуация с убийствами разрешилась.В последнее время такое настроение посещало его редко, так что он не сразу и понял, что ему хорошо. Убийца в клетке, ему осталась только бумажная работа, а потом командование уж точно отпустит его в отпуск. Конечно, основная слава достанется Шульцу и Зайберту, но его вовсе не интересовали награды и поощрения: он выполнил свою работу, так что воспользуется отпуском и увидится с семьей, обнимет жену и детей. Снимет форму, носить которую он был горд, но она все же несколько надоела. Хотелось побыть привычным Бартом, домашним, в меру занудным и семейным. Еще он временами скучал по своей лавке, но заниматься этим делом можно будет только после окончания войны.
Улица , по которой он сейчас шел, почти полностью была заселена фольксдойче, кроме того на ней же располагались и казармы гарнизона, а также местный полицейский пункт. Такое соседство позволяло передвигаться по улице одному, без сопровождения, что в другом месте города в эти дни было нежелательно.
Возле комендатуры караул несли трое пехотинцев, вид у них был усталый, а глаза сонные. Они поприветствовали лейтенанта, он поднял руку в ответ и подошел к зданию, у входа которого стояла машина Зайберта. Гестаповец или приехал очень рано или вообще не покидал комендатуру. Хотя мог также, как и он дойти пешком, благо также жил неподалеку.
Из-за угла доносились звуки музыки. Какая-то классика воспроизводилась на патефоне. В такой умной музыке он абсолютно не разбирался, поэтому определить произведение или хотя бы композитора не смог. Но музыка была под стать его настроению:в меру бодрая, в меру торжественная. На выходе он