Тихая гавань - Андрей Бармин

- Зайберт какой-то необычный сегодня, музыку включил. Я в первый раз за все время здесь вообще слышу, чтобы он что-то слушал, хотя патефон у него видел.

- Ты спать?

- Да. Дежурство закончил. Пока все тихо. Я думал, что будет хуже. Притихли . А ты молодец.

- Спасибо, но тут скорее фрау Эльза.

- Я про общую ситуацию. Жаль, что венок победителя отдадут этому любителю музыки.

- Ну, мне он особо и не нужен.

- Твое дело.

Конвойный офицер ушел, а Барт решил заглянуть к гестаповцу. Но музыка звучала из допросной, а на своем месте Зайберта не было. Он вернулся в допросную, попросив постового отправить Шмультке за сыщиком, когда водитель появится в комендатуре.

Картина, представшая перед ним в комнате для допросов, вызвала у него неподдельное удивление: на подоконнике стоял патефон, возле которого расположился Зайберт с неизменной сигаретой, окно было распахнуто настежь, на стене напротив входа канцелярскими кнопками были пришпилены фотографии убитых офицеров, слева от стола на обычном стуле сидела их убийца со связанными руками и ногами. Фотографии были расположены в два ряда и повешены так, чтобы взгляд арестованной постоянно на них натыкался. Сзади Татьяны стоял Гюнтер и возился с двумя чемоданчиками из коричневой кожи. На столе, где обычно лежали документы, лейтенант увидел спиртовую горелку, чайник и четыре кофейных чашки. Чуть поодаль стояла сахарница и баночка с кофе, а также стеклянная бутыль с водой. Лейтенант понял, чего ему не хватает для полного счастья при взгляде на эту баночку.

- Доброе утро, лейтенант.

- Хайль, - ответил он, повышая голос, чтобы перекричать музыку. Зайберт снял иглу с грампластинки.

- О, немного увлекся. Но такое настроение чудесное. Хотите кофе?

- Да. Вы же знаете мою слабость.

- А вы, пани? - с неожиданной любезностью гестаповец обратился к женщине.

- Не откажусь. Мне же еще придется долго отвечать сегодня на ваши нудные вопросы.

Барт понял, что она начинала дерзить. Храбрости ей придавало отчаяние, ну и, наверное, общее душевное состояние.

- Ну, сегодня вопросы будут преимущественно мои, - улыбнулся Зайберт, - а они гораздо забавнее, чем у моих коллег. Вы сможете оценить их по достоинству.

- Интригует, - он тоже улыбнулась, а Барт подошел к столу и с вопросом взглянул на гестаповца.

- Справитесь с кофе сами, лейтенант?

- Да, конечно. Вам приготовить?

- Нет, себе и нашей гостье. Мы с Гюнтером уже взбодрились утром.

Барт посмотрел на него и заметил , что глаза у гестаповца красные, зрачки расширенные, так что одним кофе он явно не обошелся.

- Вы думаете, - он показал на фотографии убитых, - это ее впечатлит?

- Нет, скорее всего, но им надо видеть, что она у нас в руках. Образно, конечно, я не верю в загробную жизнь.

Барт дождался, пока закипит чайник и налил воду в две чашки.

- Гюнтер, - обратился к своему помощнику Зайберт, - будь любезен...Хотя , нет, я сам поухаживаю за пани.

Он взял одну из чашек и подошел к женщине, поднес к ее губам, она сделала небольшой глоток, инстинктивно отдернула назад голову — напиток обжигал. Гестаповец тоже как-то неуклюже повернулся, и содержимое чашки пролилось ей на колено. Она вскрикнула, а Зайберт начал извиняться:

-Я такой неловкий, право, пани , простите.

Барту на секунду показалось, что он сделал так специально, но гестаповец уже поставил чашку на стол и снова попросил Гюнтера:

- Будь любезен, сделай укол обезболивающего.

- Хорошо.

Помощник Зайберта чуть ли не мгновенно оказался перед Татьяной с шприцем в руках, ловким движением вонзил иглу в бедро женщины и вдавил содержимое. Татьяна еще раз вскрикнула, но Зайберт успокоил ее:

- Все нормально, сейчас вам станет легче.

Барт взял свободный стул и присел на его краешек., потрогал свою чашку — все еще слишком горячая. Его посетила одна мысль, и он ее озвучил:

- Герр Зайберт, я так бесцеремонно ввалился сюда, напросился на кофе — я вам не мешаю?

- Вовсе нет, - гестаповец вернулся к окну и закурил еще одну сигарету. - Посмотрите на альтернативные методы допроса.

Лейтенант заметил, что Татьяна как-то начала ерзать на стуле. Реакция на введенный препарат. Однако выражение ее лица не свидетельствовало о боли, скорее некое умиротворение. Гюнтер, стоявший напротив, констатировал:

- Удачно. Не ошибся с дозировкой.

- Я знаю, что ты настоящий алхимик, - похвалил его Зайберт и обратился к женщине:

- Ты действовала по его приказу?

- Какие приказы? - не поняла Татьяна.

- Твоего командира. Это же он приказал убить всех этих людей.

- Я, - в голосе женщины было возмущение, - никому не подчиняюсь! Нет у меня никаких командиров.

- Он приказал убить немецких офицеров?

- Нет никакого «его».

- Он приказал забрать их глаза?

- Я сама...

- Лжешь.

- Я сама.

Барт сделал глоток кофе. По его мнению Зайберт занимался глупостями: ну какие могут быть командиры у психопатки? Голоса в ее безумной голове — вот ее командиры. Требовательные и беспощадные. А не какие-то мифические командиры партизан или русских шпионов.

- Ты видишь фото этих парней? Узнаешь их?

- Конечно. Грязные...

Раздался легкий хлопок — Гюнтер ударил ее тыльной стороной ладони по губам. Ударил не сильно, но чувствительно, а Зайберт назидательно произнес:

- Не пристало даме выражаться грубо. Это очень невежливо.

Она засмеялась, но в ее смехе лейтенант услышал неуверенность: впервые со вчерашнего дня.

- Это господа, которые хотели переспать со мной, но делали эти попытки несколько грубо.

- Примерно вот так? - Зайберт чуть ли не прыжком подскочил к ней и схватил за левую грудь. Сжал ее своей рукой и сделал вращательное движение. Она закричала. Он отпустил и отошел назад, делая затяжку. Лейтенант хотел было что-то сказать, но Гюнтер покачал головой, давая понять, что не стоит пока вмешиваться.

- Примерно вот так, - прошептала она, когда перестала кричать, - у вас хорошо получается.

-Да, - согласился Зайберт, - это весьма неприятно. Унизительно. Я даже отчасти тебя понимаю.

- Спасибо за понимание, но лучше … - снова удар Гюнтера по губам заставил ее смолкнуть.

- Что лучше, а что хуже, я решу без тебя. А пока продолжим наши вопросы. Кстати, они ведь интереснее вчерашних?

- Стократно.

- Вот, - гестаповец улыбнулся, а Барт подумал,