FLY - Александр Шуваев

Отлично понимая, что отныне он - скорее мертв, чем жив, не человек - а так, нечто, по недоразумению топчущее землю, чувствуя, что все нервы его как будто бы отмерзли, замороженные чрезмерностью разом свалившихся на него бед, несчастный двурушник деревянной походкой, на негнущихся ногах прошел к двери, зачем- то деревянно поклонился и вышел, и канул. Без следа.

- Господин Страж, - говорил командиру сотни Стражи Тайной невысокий, пожилой пилот с каким-то несколько перекошенным телом, и в голосе его, тщательно смиряемом, проскальзывали просительные нотки, - мне вовсе не жаль предателя. Мне не жаль и всего его семейства, потому что подобные ему не должны иметь потомства. Но прошу вас, - позвольте нам сохранить честь ВВС незапятнанной… Право же, тысячи и тысячи людей вовсе не заслуживают, чтобы их из- за одного негодяя их поливали грязью.

- С дороги, старик!

Старичинушка поднял на сотника волчьи глаза и проговорил с нескрываемой угрозой:

- А вот так со мной никто не разговаривает. Никто. Совсем никто, понимаете? И не надо меня пугать, потому что мало кого из ныне живущих пугали больше. И проклятые джутты, и дикари в океане, и повстанцы, и бандиты. И контрразведка между прочим. И начальство… Избавьте от позора, господин Страж. Право слово - вы сделаете доброе дело.

- С дороги, старик!

- Тебе, Стражи Сотник, - полусотский ВВС медленно покачал головой, - для этого придется сдвигать меня силой. Самолично. И навряд ли у вас это так уж все гладко выйдет, хотя вы и помоложе будете… И группа ваша навряд ли чего так вот просто сделает, потому как все они в штатском. Так что я свистну - набегут офицеры и будет драка…

- Вы что, сотник, противодействуете проведению оперативных мероприятий? Защищаете негодяя от того, что он тысячу раз заслужил?

- Конечно же нет, - он снова покачал головой, - почти што совсем наоборот… Не хотел говорить тебе, поскольку думал и так договориться, но я спервоначалу с Великим Князем Адрианом этот вопрос обсудил. И заручился его в этом поганом деле полной поддержкой. Сказал, чтоб при возникновении недоразумений звонили б прямо к нему в любое время дня и ночи. Вот аппарат и можешь убедиться самолично. Только я вообще- то не из брехливых буду…

- Чего вы хотите?

- Во! Я так и знал, что мы с тобой - договоримся… Мы хотим, чтоб вы вернулись бы и доложили по начальству, что гада-имярека на месте не обнаружили. И все! К тому же это правда. И ты не боись, - свое он и от нас получит. И мало не покажется. Завтра ж сам все увидишь. И того - звони по телефончику- то по етому, если што… Не стесняйся. Начальство - оно тоже не вовсе без понятия. Договорились? Ох, - спасибо тебе, друг, - полусотский так хлопнул собеседника по плечу, что тот чуть не присел, - просто даже сказать не могу - какое… Бывай!

Он - хлопнул нешуточного командира страшной тайной полиции по плечу, и тот в доселе неиспытанной растерянности отступил. Позднее, на пенсии, когда он, наконец, смог позволить себе хотя бы вспомнить, он рассказывал, что это было похоже на гипноз. "Точнее, - добавлял он обыкновенно, - на какой- то трюк былых лошадиных барышников. Когда отходишь, глядишь на покупку, и не можешь взять в толк, где были твои глаза всего минуту тому назад? Так и тут, - во рту вкус дерьма, смутная догадка, что тебя нагло, в открытую обошли, а каким способом - не понимаешь, и что делать- то, главное - непонятно…"

Навигационно-координационный центр Оперативного Направления ВВС "Восток" не имел отдельного здания, но отделялся от всего остального здания Командования Направления таким образом, что туда вел всего один- единственный вход, под достаточно надежной охраной. У старшего оператора Юлиана Дуки как раз заканчивалась смена, когда в Оперативный Зал вошли совершенно незнакомые ему офицеры. Большинство вошедших осталось у входа в зал, трое подошли поближе, а один подошел к самому оператору. Подойдя совсем близко, он положил на плечо Юлиана неожиданно- тяжелую, короткопалую руку:

- Работаешь, Юлиан? Больше всех работаешь? Погляди- ка, - прохрипел он обводя Зал жестом левой руки, - друзья- то твои уже разошлись…- Оператор судорожно оглянулся и увидал вдруг, как вдруг спотыкаются на ровном месте, что на соседних рабочих местах никого нет, он один - тут. Нет, не один - еще тут были ЭТИ. Вот только обстоятельство это странным образом не утешало. А невысокий пожилой полусотский вдруг улыбнулся, показав желтые, короткие, но на редкость крепкие для такого старого пенька зубы, и продолжил. - А ты все работаешь. Хотя Господь наш и любит труждающихся, но все- таки нельзя так переутомляться, Юлиан… Только слыхал я, что тебе и этого мало. Что ты и после работы подрабатываешь. - Он замолчал, сильно сопя носом, а улыбка его тем временем превращалась в оскал, а хватка руки, вцепившейся в плечо, становилась все сильнее. Почти бесцветные глаза под кустистыми бровями сверкнули режущим блеском, как будто на дне их таился осколок не терпящего жизни, всезамораживающего Предка Льдов. - Вот не знаю только, сколь платят за твое поганое ремесло. Может, - поделишься, скажешь, почем нынче братская кровь? Что ж ты молчишь, сука?Скажи нам, сколь медных грошей скопил, нас всех продаваючи? Но теперь это не так уж интересно. И знаешь, почему? Потому что с собой ты их все равно не захватишь. Куда - знаешь? Зна- аешь, вижу… Так пойдем, Юлиан. Тебе незаслуженно повезло, поделом бы тебе была Управа, следствие, суд, да расправа. И семейку твою не жалко ни капельки, потому что та, что жила с таким - тоже гадина. И дети у такого отца могут быть не иначе, как выблядками, коим лучше бы не поганить белого света. Но тебе повезло, и трегубо скажу, что повезло, и знаешь, - почему? Потому что среди офицеров ВВС Его Императорского Величества не может быть предателей. И тебе только кажется, что ты есть. Ты - морок грязный, виденье пакостное. И с этой секунды никто тебя больше не увидит. Пойдем, исправим это тягостное недоразумение…

Его вели коридорами, и встречные смотрели как бы сквозь него. И часовые у трех дверей, проверив, - честь по чести, - документы у всех участников акции, как будто бы в упор не видели ссутулившегося оператора, с призрачно- бледным даже сквозь смуглую кожу южанина, мертвым лицом, идущего так, будто кто-то переставляет его деревянные ноги. В гардеробной с него содрали мундир, а один из офицеров швырнул ему тренировочный костюм с его собственным индивидуальным номером и с его именем на бирке над нагрудным карманом. У входа их ждало три вместительных, крепких "хоботара", и бывшего оператора запихали в среднюю. Все в эти мгновения воспринималось с пронзительной силой, как чувствует плоть, с которой содрали кожу, и он почувствовал, что офицеры запихивают его в автомобиль для последней в жизни поездки может быть, и без особой предупредительности, но и без особой во всяком случае грубости: запихивают равнодушно, как кантует по ночам уже отжившее тело служитель морга, отработавший на своем жизнеутверждающем посту лет двадцать. Он ожидал, что его повезут за город, не ведал только - куда. Это оказалось укромное местечко на высоком правом берегу Затины, чуть пониже от круто изгибающегося в этом месте шоссе: может быть, именно поэтому берег здесь обрывался особенно круто, а внизу, там, где некогда брали необходимый при постройке шоссе гравий, грохотала полная мутной воды, оскаленная гранитными валунами, черная Яма. Было это достаточно давно, потому что теперь ретивый Начальник Работ за такие штучки без разговоров угодил бы под суд. Его поставили на самый край, как раз над ямой, и сзади стали втроем, потому что знали, на какие порой штуки пускаются отчаявшиеся выжить люди. Даже если они виноваты.