Русуданиани - Без автора

Смотрел я на это и замечал, что соловей ведет себя так, как я предсказывал, поэтому не удивлялся, а дивился достоинствам юного царевича, тому, как сидел он в седле и стрелял из лука. Если расскажу я, как благороден и быстр был его конь, вы не поверите, был он могуч и высок, но Гварджасп в мгновение ока, как молния, взлетал в седло. Конь его мчался, копытами не касаясь земли и не оставляя за собой следов. Столь искусно играл в мяч царевич Гварджасп, что любой другой игрок рядом с ним казался неискусным. Стрелы, подобной его стреле, не было даже у Ростома[61], а дротика такой длины и вовсе никто не видывал! Для острия его все одно — пробивать мясо или кость. Плетью истреблял царевич львов и тигров, а о другом зверье и говорить нечего. Любил меня Гварджасп, да и я привязался к нему и думал: «Останусь ли я жив, если расстанусь с ним!»

Целый месяц пробыл я при нем неотлучно, не расставаясь с ним ни днем, ни ночью. Но соловей все громче щелкал и призывал царевича в дорогу. Я знал, в чем дело, но, не желая разлуки с юношей, ничего ему не говорил.

Однажды вечером сидели мы наедине во дворце и рассуждали о мирских делах. Подлетел к Гварджаспу соловей и, словно во гневе, то в одно ухо ему что-то щебечет, то в другое. Я спросил его: «Отчего ты так приручил этого соловья, что он не дает тебе покоя?»

Заплакал царевич и отвечал: «Пусть на того падет мой грех, кто наслал его на меня! Будь я рожден под счастливой звездой, разве имел бы я визирем птицу? Случалось ли такое с кем-нибудь из детей адамовых?»

Я сказал с улыбкой: «А разве ты понимаешь птичий язык, чтоб соловей мог давать тебе советы?» Ответил царевич: «Лучше бы не понимать! Но, к несчастью, понимаю». Я-то знал заранее судьбу Гварджаспа, но нарочно расспрашивал его. А он продолжал: «Хвалит он мне дочь царя Севера. Много женихов у нее, говорит он, если успеешь — тебе достанется, опоздаешь — много испытаний перенесешь и не добьешься красавицы! А как мне дом покинуть? Ведь родители еще не насытились любовью ко мне. Если же огорчу их, что хорошего сделает для меня господь?» Я молвил на это: «Господь одобрит твою любовь к родителям, но, когда такой юноша, как ты, с отважным сердцем пускается на поиски своей суженой, он должен забыть обо всем! Поскольку нет другого выхода, как только отправляться на Север, лучше поспешить. Родители твои снесут недолгую разлуку, и ты немного потерпи ради красавицы-солнца». Отвечал мне царевич с грустью: «Если я возьму тебя с собой, царь заметит это и вовсе не отпустит меня, а один я не пойду».

Я тоже был опечален, ибо знал, что впереди его ожидает много бед, но знал я и то, что та дева на роду ему была написана и, если не отправится он за ней, будет еще хуже. Потому сказал я ему: «Клянусь тобой, я и мгновения не могу без тебя вынести, но судьбу твою я еще прежде предсказал царю, и, если я сейчас пойду с тобой, он разгневается на меня. Ты-то вернешься победителем, но меня вовек не допустят к тебе и моя нога не ступит в твои владения. Ты отправляйся в путь; когда же наступит срок, я распрощаюсь с государем, будто собрался домой, а сам последую за тобой». — «А откуда ты знаешь, куда я пойду?» — удивился царевич. Я отвечал: «Дорога в Северное царство мне хорошо известна, и страну эту я видел, богата она и прекрасна. Может, теперь прибавилось или убавилось там чего, этого я уже не знаю».

Я знал, что исполнено то царство колдовских чар, но Гварджаспу говорить о том не стал: молод он еще, духом надет. На том сговорились мы и сговор скрепили клятвой.

Наутро Гварджасп повел меня к царю и стал за меня просить: «Отпусти его домой, отец. Но прежде я хочу испытать себя, состязаясь с ним». Царь удивился: «Как намерен ты испытать себя?» Ответил царевич: «Он говорит, что не по мне те подвиги, что он предсказывал, ибо не видел он меня облаченным в доспехи, вы ведь тоже меня в доспехах не видели. Может, не гожусь я никуда в этом деле, в остальном же я не плох. Ему же разрешите уйти, когда он захочет».

Молвил царь: «Сегодня пусть останется Гив, насладимся пиршеством, а завтра может идти».

Сели мы пировать. Болело у меня сердце за Гварджаспа, тревожился я о нем, а свою жизнь ценил я не больше соломы, и не жаль мне было погибнуть вместе с ним!

И еще глядел я на любовь отца и сына и, предчувствуя их скорую разлуку, дрожал как осиновый лист, и государь то и дело вопрошал меня: «Отчего не весел ты? Я сегодня же отпущу тебя, если царевич, источник жизни моей, согласен, чтобы ты ушел».

Щедро одарил меня государь, облачил в подобающие одежды, остальное передал свите и моим слугам. Привели мне коня в царской сбруе. Поднесли два блюда с драгоценными камнями, и молвил царь: «Два сына у меня — Гварджасп и ты. Мои владения и богатства принадлежат как ему, так и тебе. Не запаздывай с возвращением». Я поблагодарил царя с низким поклоном и покинул дворец. Гварджасп крикнул мне вслед: «До завтра не уходи, побудь со мной!» Всю ночь, до утра, пробыл я в покоях царевича. Спросил он меня: «Я поступлю так, как велит мне мой визирь-соловей, а ты что намерен делать?» Поклялся я Гварджаспу: «Никогда не подведу я тебя. Пока я не увижу тебя на родине, восседающим на троне, не желаю видеть даже своих родителей! Но в том беда, что конь твой в один день двадцатидневный путь одолевает, а мой за ним никак не поспеет». Пообещал мне царевич доставить такого же быстрого коня, но я отказался: «Все равно я с тобой не поеду, боюсь я царя, а также движение наших планет не совпадает, и как бы не принес я тебе вреда. Я последую за тобой, буду наблюдать за всем, что произойдет в пути».

На том и порешили. Оделся царевич и пошел к своей матушке. Ласкался он к ней, как малое дитя, то за шею обнимал, то к груди прижимался. Удивилась царица: «О свет очей моих, давно ты не был со мной так нежен, как дитя малое!» Отвечал Гварджасп: «Что тут удивительного, разве я больше не малое твое дитя?» Сказала на это обрадованная государыня: «Не для того я сказала так, чтобы тебя обидеть. Будь тебе хоть сто лет, пока я жива, ты для меня младенец! А ныне, когда тебе всего лишь пятнадцать, и подавно!»

Пока царевич прощался с матерью, прилетел соловей и стал его торопить. Вскочил Гварджасп и пошел к дверям, но птица заставила его вернуться. Серьга царицы лежала в нише на полке, юноша снял с нее подвеску, положил в карман и вышел.

Вошел он в сокровищницу. Облачился в дедовские доспехи, которые никто не видел после его смерти, ибо не появлялся человек, которому были бы они впору. Взял Гварджасп меч, вложил его в ножны, надел на голову шлем, взял в руки булаву, срезал с дедовских сапог каблуки, спрятал их в карман, пошел к отцу и сказал со смехом: «Погляди, как подошли мне доспехи моего деда, оказывается, недурной я молодец!»

Поглядел царь на сына и изумился его красе и мощи. Прослезился он, благословляя царевича: «Да отведет от тебя всевышний дурной глаз, да возьмет тебя под свою защиту, да пошлет тебе силу одолеть недругов и с честью выйти из жестоких испытаний! Разве достоин я такого счастья, что дожил до того дня, когда вижу тебя таким героем! Теперь же сними все это, не утруждай себя». На это молвил Гварджасп: «Нет, государь! Клянусь, не тяжко мне носить доспехи, вели коня Черную птицу облачить в дедовскую сбрую. Хочу я поглядеть, впору ли она ему!»

Принесли конскую сбрую, так пришлась она коню впору, будто для него была сделана. Снова велел царь сыну переодеться, но тот стал просить его, целуя ему руки: «Вели взнуздать коня, хочу я сесть в седло, проверить, справлюсь ли я с ним!» Позволил ему царь и это, снял с пальца кольцо и передал сыну: «Пусть и оно будет твоим. Оседлал Гварджасп коня, играючи взмахнул булавой, заткнул ее за пояс и взялся за копье.

Дивились царь и его приближенные, как ловко он владел оружием и управлял скакуном. Вдруг царевич стегнул коня плетью — и был таков.

Пока было время вернуться — ждали его, но, поскольку он не появлялся, сели на коней и стали его искать. нигде не нашли. Тогда разнеслась по городу весть, что царевич пропал и оправдалось предсказание звездочета. Выбежала царица с плачем и горестными криками. А я облачился в доспехи, сел на коня, подаренного Гварджаспом, и отправился по его следам. Так ехали мы друг за другом пятнадцать дней. Царевич, мучимый голодом, потерял уже надежду на встречу со мной. Спешился он в пустынной и безлюдной местности и стал ругать соловья и проклинать себя: «Отчего я поверил тебе и пошел за тобой!»

Тут как раз я и подоспел. Взглянул на меня царевич, радостно улыбнулся и кинулся мне навстречу, обнял меня и молвил: «Ты хозяин своего слова и истинный мой брат!» Рассказал мне Гварджасп, что, кроме голода, ни на что он не жалуется. У меня был с собой один хлеб и немного вина. Поев и попив, царевич развеселился и стал расспрашивать, что было в городе после его побега. Я сказал, что меня там уже не было — не хотел я его огорчать.

Тот день и ту ночь мы провели вместе. Наутро царевич обратился ко мне: «Я думал, что мне предстоит более трудный путь. Пятнадцать дней я иду, а ни одного зверя не встречал и никакой опасности. Для чего же я облачился в эти боевые доспехи?» — «Так полагается путнику», — отвечал я. «Все можно вынести, — сказал Гварджасп, — но как стерпеть голод, когда вокруг нет ни зверя, ни птицы?!» Сказал я ему: «Сегодня ты прибудешь в город, прекрасней которого нет на земле, называется он Зеленым. Там найдешь много дворцов и зданий, приют и пищу». Я давно не был в Зеленом городе, но помнил, что был он богат и славен. Не знал я, что поселился в нем Зеленый змей, разорил и покорил его.