Хранилище - Бентли Литтл

В настоящий момент «Хранилище» занималось организацией групп «народного дежурства». За последние два десятилетия в Джунипере не произошло ни одного сколько-нибудь серьезного преступления, однако внезапно все ни с того ни с сего озаботились проблемой наркотиков и грабежей, организованной преступности и сексуального насилия. И вот теперь люди, живущие в одной части города, доносили о жителях других частей, заметив их безобидно прогуливающимися у себя в окрестностях.

И полиция откликалась на все эти вызовы.

Город раскололся, разделился, единое сообщество распалось на мелкие обособленные группки, враждующие между собой.

А «Хранилище» пожинало плоды.

Во вчерашнем номере газеты целую страницу занимало рекламное объявление о распродаже домашних охранных систем.

Джинни свернула на стоянку перед парикмахерской. Как и на всех остальных стоянках на Главной улице, здесь было пустынно. Бородатый мужчина, судя по виду, бездомный, в рваных джинсах и грязной фланелевой рубашке, подошел прямо к машине, и Джинни сделала вид, будто копается в сумочке, не торопясь открывать дверь.

Бродяги до сих пор внушали ей страх. Большинство просто сидело на порогах пустующих зданий или на вытертых одеялах под деревьями, но более храбрые слонялись в оживленных местах, выпрашивая у прохожих деньги. Джинни сознавала, что нужно относиться к бродягам с бо́льшим пониманием, и умом, абстрактно она сочувствовала их горю, но на эмоциональном, личном уровне они ее немного пугали. Ей было неприятно встречать их, она чувствовала себя неуютно, не зная, как с ними держаться.

Джинни оказалась в парикмахерской единственной клиенткой, и Рене была единственным мастером. Все то время, пока Рене мыла Джинни голову, стригла и завивала ее, обе женщины хранили натянутое молчание. Джинни была бы рада поговорить, о чем угодно, но у Рене, похоже, было скверное настроение, и Джинни решила не приставать к ней.

Когда Рене закончила работу, Джинни оставила ей необычайно большие чаевые в размере десяти долларов.

Улыбнувшись в первый раз, Рене тронула ее за руку, кладя купюру на столик.

— Спасибо, — сказала она. — Спасибо за все.

Кивнув, Джинни улыбнулась в ответ.

По дороге домой она увидела на тротуаре Сэм, которая шла от своего нового дома, направляясь к шоссе и «Хранилищу». Джинни остановилась, предлагая дочери подвезти ее до работы, но та только посмотрела на нее и холодно улыбнулась.

— Я не сажусь в машину к незнакомым людям, — равнодушно бросила она, не останавливаясь.

— Сэм! — окликнула из машины Джинни. Первой ее мыслью было, что это неудачная шутка, но, увидев, что дочь, не оборачиваясь, идет дальше, тем же ровным, спокойным шагом, она не на шутку встревожилась. — Саманта! — окликнула она.

Сэм ничего не ответила.

Проехав вперед, Джинни поравнялась с дочерью.

— Милая! Что случилось?

Сэм продолжала идти вперед.

— Садись в машину. Не знаю, что у тебя стряслось, но похоже, нам нужно поговорить.

Сэм остановилась.

— Нам не о чем говорить. Отвали, блин.

— Что?

— Отвали. Блин.

Показалась другая машина, и Саманта помахала водителю. Это был мужчина, которого Джинни не знала, и не успела она опомниться, не успела что-либо сказать, как Сэм села к нему в машину и уехала в сторону «Хранилища».

Джинни решила было поехать следом, проехала пару кварталов, но затем передумала и развернулась домой. Другая машина выехала на шоссе.

Только поставив машину перед домом, Джинни залилась слезами.

4

Шеннон стояла у стены вместе с остальными сотрудниками, расставив ноги на ширине плеч, стиснув руки за спиной, в официальной позе «Хранилища».

Перед шеренгой взад и вперед медленно расхаживал мистер Лэм.

— Привезли новую форменную одежду, — произнес он тихим вкрадчивым голосом. — Она очень красивая.

Шеннон стало не по себе. Она вспомнила поездку в Энкантаду, жителей городка, облаченных в одинаковую форму «Хранилища».

Мистер Лэм улыбнулся ей, и Шеннон подумала про окровавленные трусики Сэм.

Она поспешно отвела взгляд, почувствовав в груди холод и тошноту.

— Сегодня все вы должны будете надеть вашу новую красивую форму, — продолжал мистер Лэм. — Вы будете носить ее с гордостью, ибо вы лучшие из лучших, вы избранные.

Зайдя в погруженное в темноту маленькое складское помещение слева от лифта, он вернулся, держа в руке комплект новой формы на плечиках. Это была кожа, черная блестящая кожа. Подняв плечики в левой руке, правой мистер Лэм снял с них и показал собравшимся форменную куртку очень странного покроя, напомнившего Шеннон смирительную рубашку. Затем он показал брюки.

— Фасон обтягивающий, — сказал он. — Вам они понравятся.

Кое-кто из сотрудников нервно хихикнул.

Был также и головной убор — кожаный берет с серебряной эмблемой, — и кожаное нижнее белье — плавки для мужчин, откровенные трусики для женщин.

— И всем вам выдадут сапоги, — сказал мистер Лэм. — До колен, на шнуровке. Замечательные сапоги.

Он стоял, покачиваясь на каблуках, с усмешкой обводя взглядом строй. Шеннон, как и все остальные, не знала, чего ожидать дальше — что им следует сделать или сказать, какую реакцию от них ждут, — поэтому они стояли, тупо переглядываясь между собой, украдкой посматривая на мистера Лэма.

— Отлично, — наконец сказал менеджер по кадрам. — Чего мы ждем? Раздевайтесь!

Шеннон шумно втянула воздух, гадая, не ослышалась ли она, моля Бога о том, что это ей только почудилось.

— Ну же! Шевелитесь! — мистер Лэм хлопнул в ладоши. — Раздевайтесь! Полностью! Живо!

Справа от Шеннон стоял Джоад Комсток, слева — Франсина Дорманд, и ей не хотелось, чтобы он или она увидели ее обнаженной. На левой ягодице у нее была большая красная родинка и еще родинки на плечах. Груди у нее были маленькие, гораздо меньше, чем у Франсины, а живот, несмотря на диету, остался округлым. К тому же она не брила ноги по крайней мере целую неделю, и за это время успела отрасти некрасивая щетина.

Шеннон не хотела, чтобы кто бы то ни было увидел ее обнаженной.

Вокруг нее остальные сотрудники послушно раздевались: развязывали шнурки, снимали обувь, расстегивали молнии и пуговицы.

— Бросайте старую форму в середину коридора, — приказал мистер Лэм.

Никто не возражал, никто не жаловался, никто вообще не говорил ни слова. Не было шуток, и даже молодежь не хихикала, глядя на раздевающихся коллег.

Шеннон подумала, что где-то здесь стоит и Джейк.