Корова (сборник) - Наталья Горская

– Со странностями тётка, – подтвердил мужской бас. – Её же ногами никто не бил, чего реветь-то.

– Вы раскаиваетесь, что не согласились познакомиться поближе с нашими агентами? – осведомилась у плачущей Людмилы ведущая. – Так нет же ничего проще, как исправить ошибку!

– Знамо раскаивается! – заявил из зала жлобский голос. – До неё долго, как видно, доходит. Вот дошло, она и расстроилась.

По залу прокатились жиденькие смешки. Людмила встала, оторвала от платья микрофон и решительно шагнула к выходу.

– Если Вы нам передачу сорвёте, мы с Вас неустойку потребуем! – шипела сбоку ассистентка.

– Она точно больная какая-то, – снова прозвучал насмешливый голос ей вслед. – Её на телевидение пригласили, а она ведёт себя как быдло отпетое. Мало того, что не смогла таким кобелюгам дать, когда они сами к ней в руки шли…

– Ничего-ничего, – успокаивала публику ведущая. – Сейчас с нашей участницей Нонсенс Намбэр Ту поработают наши квалифицированные психологи и мотиваторы, и она вернётся к нам для продолжения нашего шо-о-оу-у-у! А сейчас короткая рекламная пауза-а-а!.. Чтобы вам всем сдохнуть, – пробухтела нормальным женским голосом ведущая, когда у неё отключили микрофон. – Дайте хоть кто-нибудь сигаретку, падлы еб…ые.

А над Людмилой тем временем кружили работники студии.

– Ваше сознание исторгает, исторгает всё негативное! – начал выполнять пассы над её головой тот, кого обозвали психологом.

– Да пошёл ты! – совершенно спокойно сказала ему Людмила.

– Поймите, что всё не так страшно, как нам кажется, – лезла в душу прошмандовка, которую представили специалистом по мотивации и личностному росту. – Представьте, что это не с Вами происходит…

– А с кем? Может, с Вами? – уже вовсю дерзила Людмила и ей это даже начинало нравиться.

– Исторгает сознание, исторгает! – приказывал психолог непонятно кому. – Отвечайте не задумываясь: какое впечатление детства Вы считаете самым ярким? Когда у Вас был последний контакт с мужчиной и испытывали ли Вы при этом оргазм?

– Что-о? – Людмила как услышала такое, сама не поняла, как её левая нога заехала психологу туда, куда нельзя бить мужчину, и ответила: – Да вот прямо сейчас! Ну и как нам такой оргазм? Ещё хочешь?

– Ну и дура! – психолог согнулся в дугу и повалился на бок. – Во корова-то! Зачем же так бить-то? Ну кто же так поступает с пси-пси-хо-хо-хологом-то? Ведь штучный же то-то-то-вар!

– Что Вы себе позволяете?! – вылезла откуда-то дама с лицом бывшего партийного работника. – У нас же научный эксперимент! Наша цель – коммуни… Тьфу ты! …выяснить степень сексуальной доступности современной россиянки. Нас серьёзные люди спонсируют, а не какие-нибудь йогуртники-сметанники!.. Товарищи, эта тихоня липовая тут уже драться начала!

– Это она от длительного воздержания, – пошли пошлые предположения и вполне грозные предложения:

– Надо её арестовать, пока она нас тут всех не перебила, корова бешеная!

– Вас только и осталось, что перебить, уроды! – стремительно вошёл в предбанник, где всё происходило, Альберт Карабасович и быстро сел на стул напротив Людмилы. – Ничего сделать не можете, как надо! Перетрахал бы всех в грубой форме, да на вас и после виагры не встанет!..

Он сильно шлёпнул крепкой ладонью по заду даму-эксполитработника, отчего та вылетела в коридор, предложил психологу прекратить свои «оргазмические корчи» на полу, отчего тот мигом затих и тоже выполз. Мотиваторша ещё до этого куда-то испарилась.

Альберт Карабасович имел каноническую для своего рода деятельности внешность: гламурная бородка на загорелом в солярии лице, серьги в сморщенных мочках. Мужчина без возраста, и даже половая принадлежность его какая-то неопределённая: вроде немного то, немного – это. Короче говоря, «считайте меня тем, что вам больше нравится».

Он ласково обратился к Людмиле как к ребёнку, который капризничает не по делу:

– Ну-у? И сево зе мы бузим? Сево слусилось-та такова узаснова, а?

– Я… я… домой хочу.

– К маме-папе?

– Угу.

– А кто же не хочет? Я вот тоже хочу, а не могу. Как говорится, и хотел бы в рай, да жопа не пролазит… Тебе эти козлы-маслы, – кивнул он в сторону своих помощников, – главного не сказали: ты же у нас победительница, тебе же приз полагается, а ты тут соплюки-козяки развела. Ты что: не хочешь на халяву за бугор прокатиться?

– Ка-какая халява, какой бу-бугор? – снова заплакала Людмила. – Не надо мне ничего!

– Ответ неверный. На халяву же! Ты пойми, что у нас всё чики-пуки, и твои бряки-каки нам фигли-мигли. А если согласишься участвовать в нашем шоу, получишь реальные бабки.

– А что такое «реальные бабки»?

– Реальные-то бабки? – обвёл победным взглядом Альберт Карабасович закисших горе-подчинённых. – Это значительно больше твоих двух с половиной МРОТов или как там у вас, у рабов капитализма, это теперь называется.

– Не МРОТов, а прожиточных минимумо… Откуда Вы знаете? Про два с половиной минимума?..

– Минемумо-менимуму, – передразнил её руководитель сего странного проекта. – Да мы всё про тебя знаем. У нас же настоящий научный эксперимент с серьёзной спонсорской поддержкой, а не абы-кабы. Мы всё основательно подготовили, каждую кандидатку долго изучали, по кустам-заборам прятались, следили-блюдили…

– Разве так можно?

– А разве нельзя?

– Но это же не… непорядочно, – совсем растерялась Людмила, хотела было снова заплакать, но передумала: бесполезно.

– Да! Это архинепорядочно! Потому что ничто так не ограничивает возможности человека, как его порядочность. Разве ты не видишь, что сегодня «обречены на успех» именно непорядочные особи? Ты пойми, ударница шприца и утюга, что всё развивается и ничто не стоит на месте. Вчерашние идеи человечества сегодня обрели совсем иные формы, и такие передачки, к которым клеился-липнул зритель десятилетней давности, сегодня уже никому не интересны. Поэтому мы расширяем наши возможности, мы выходим за пределы студии – туда, где бурлит настоящая жизнь: в бани, туалеты, кабаки, кровати!.. А у тебя что: есть какие-то тайны? Я что-то никаких пикантных секретов в твоём досье не обнаружил: всю жизнь живёшь с предками в тесной «двушке», гладишь чужое бельё, лечишь чужие раны, соседи-пьяницы житья не дают…

– Неправда! У меня прекрасные соседи. Там только пара-тройка склонных к антисоциальному поведению людей, а в большинстве своём…

– Да знаю я, знаю! Ты вся как на ладони и скрывать тебе нечего. Работа-дом, дом-работа, прогулки с отцом-инвалидом по парку, где красавица Аида гуляет с детьми, а тебе через год стукнет сорок, но у тебя нет ни детей, ни даже нового пальта. Всё знакаем-ведакаем! Так чего же так мякать-брыкать, что тебя засняли на плёнку, когда наши агенты-сорбенты к тебе подваливали? Ну, не под ними же тебя застукали!

– Как?! А ш-ш-што, кого-то застукали под… под…

– Именно! Ты видела дур в первом ряду там, в студии? Вот, их и застукали. Они все повелись на эти трахи-взмахи: кто в первый день, кто во второй и так далее.

– А вот эта Нонсенс Номер Один?

– Эта-то? Эта муля-краля в первую минуту знакомства чмок-чпок. Вы обе тянете на рекорд: одна раньше всех, другая – к чёрту всех. Так и надо: или сразу, или ни разу. Ты вот и продержалась: здрасьте, мальчики, до свиданья, зайчики, и пошла себе дальше. Так всё дрики-тики, что и придраться-то не к чему. А как красиво в кафе сидели, я аж прослезился! Никто не нажрался, под стол не завалился, на столе ничем таким не занимался. Прямо, как люди. Сто лет просто нормальных баб не видел! Сам бы женился на тебе, кабы не мой аморальный стиль жизни. И вот расшумелась, гроза наша! А чего так бодаться-кусаться? Ты бы видела, как там с других кандидаток трусы рвали. Такие вопли-жопли, что бабушка Эммануэль отдыхает…

– Как же вам не стыдно такими вещами заниматься? – изумлённым шёпотом спросила Людмила.

– Стыдно, у кого видно, а у нас такая конспирация, что никто ничего ни буки, ни веди.

– Вы меня извините, но это ужасно! И омерзительно.

– Согласен. И что же? Когда ребёнок рождается в крови и слизи, это тоже ужасно и омерзительно, такова селяви-визави.

– Чего вы от меня-то хотите?

– Продолжения шоу. Да! Шов маст го’он.

– А можно без меня?

– Где мы ещё такую натуру-дуру найдём? Ты ж у нас одна такая. И потом, наши спонсоры тебя уже видели, а они строго следят за вложенными в проект бабками-прадедками. Тебе и делать-то ничего не надо будет. Ты мне скажи, какой фряка-бряка тебе пусик-лясик: Слюник-стихуник, Забияка-моряка или Арабусик-баблусик?

– Что-что?

– Ну, кто тебе больше понравился из наших мужских натур: Сопливый стихоплёт, Морской волк или Арабский бабловладелец?

– Никто! Я думала, что на самом деле есть такие хорошие мужчины, а оказалось, что это всё игра какая-то…

– Не «игра какая-то», а актёрская игра. И на очень высоком уровне, кстати… Ты мне, мудаку старому, объясни-поведай, как тебе удалось от такого натиска уйти? Я знать должен, мне для работы надо. Ведь это профессионально натасканные кобели, им любую самку на лямур-тужур развести, как спринтеру тридцать метров пробежать.