Корова (сборник) - Наталья Горская

– С ума сойти можно! Я прямо не верю, что это со мной происходит… Давайте потом, давайте в другой раз…

– Когда? Назовите срок.

– Я не знаю. Мне надо собраться с мыслями, мне надо подумать… Мне надо привыкнуть к создавшемуся положению вещей, – она наконец-то нашла нужную фразу, наконец-то вытянула свою руку из его ладони и тут же убежала.

– Ах, ну просто трепетная лань! – услышала она вслед и ещё что-то неразборчивое, должно быть, на арабском языке.

«Как же, лань! – ругал её всю дорогу голос рассудка. – Слушай больше. Корова ты, а не лань! Ко-ро-ва!»

«Ну и пускай! – ликовал центр управления чувствами. – Во многих культурах корова является священным животным. Я не про нашу грубую культуру говорю. В нашей культуре сама человеческая жизнь давно не является священной и достойной бережного отношения».

«Ах ты, Боже мой! Словеса-то какие! Ты даже хуже, чем корова. Так опозориться! Додумалась тоже: на старости лет пошла с иностранцем кофей пить. Да тобой ещё спецслужбы заинтересуются, вот тогда попляшешь!»

«А и пусть! Там такие мужчины, как Джеймс Бонд – вообще отпад!»

«Ну, как есть корова!»

«Как же всё-таки хорошо жить на свете, когда есть такие замечательные мужчины!»

«Они не замечательные, а просто трезвые. Пока трезвые, а как с такой дурой спутаются…».

«Плевать!»

Людмила быстро добежала домой и так легко взлетела по лестнице, словно ей было не под сорок лет, а максимум около двадцати. Дома у неё сидели соседи с нижнего этажа в эвакуации от внезапно нагрянувшего пьяного племянника. Выяснилось, что племянник пропил свою квартиру на другом конце города и теперь явился к родне с требованием предоставить ему место жительства в их и без того переполненной «двушке». Родители Людмилы утешали их как могли, отпаивали валерьянкой и даже предоставили ночлег. Соседи раздвинули две раскладушки и одну взяли у других соседей. Разместились все весьма комфортно, и вскоре по квартире поплыл звук мирного сапа. А с нижнего этажа доносились звуки мата, драки и разбивающегося стекла. Но это не страшно, когда так буянят внизу. Вот когда наверху такое происходит – это да, это трагедия, а дебош снизу можно и пережить.

Наша героиня быстро заснула и ей снились такие хорошие сны, что хотелось, чтобы они стали правдой. Ей снилось, что она такая молодая и красивая гуляет по парку с детьми. Со своими детьми!.. Но тут же в мирное повествование вторгается тревожный вопрос, кто же вывезет отца на прогулку?.. А с ним и не надо теперь гулять, потому что он и сам может ходить. Вон они идут с мамой по аллее и машут Людмиле букетами из осенних листьев. Тоже такие красивые, молодые и счастливые, что дожили до внуков, что у их дочи сложилось всё хорошо, что не зря прожита жизнь… А где-то дворники, должно быть, жгут листья. В воздухе плывёт лёгкий и горьковатый дым горящего листопада…

– Люся, Люся, вставай! – трясёт её за плечо мать. – Пожар, горим!

– Какой пожар? – недоумевает Людмила и переворачивается на другой бок. – Это же листопад горит.

– Какой листопад? Да очнись же ты! Квартира под нами горит, сейчас пожарные приедут. Вставай, надо отца одеть и на улицу вывезти, а то сгорим все к чёртовой матери!

Людмиле стало обидно, что её сон прервался, что всё на самом деле не так. Господи, как всё неразумно в мире устроено и нет никакой возможности из него вырваться! Она почувствовала, что почти задыхается, и окончательно проснулась. Весь подъезд был затянут дымом. Они с трудом спустили вниз отца, закрывая лица мокрыми тряпками.

Проклятый племянник поджёг квартиру внизу: заснул с горящей сигаретой. Его тётка теперь яростно хлестала эту вечно пьяную сволочь по щекам, но он возмущённо отбивался и повторял только одно: «А чё я такого-то сделал? Ну чё я сделал-то? Причём здесь я-то?». Он затих, когда кто-то из очень рассерженных жильцов подъезда огрел его по голове вырванной из забора палкой.

Пожар затушили быстро, но некоторые жильцы всё же получили ожоги. Людмила истратила весь запас бинтов на перевязки, двух человек пришлось отправить по Скорой – слишком сильно обгорели, когда прорывались мимо горящей квартиры сквозь пламя. Спать уже никто не мог: был риск задохнуться в дыму. У всех разболелась голова от угарного газа, поэтому Людмила не стала поднимать отца на этаж, а пошла гулять с ним по парку. Тем более, что почти все жильцы тоже пошли туда бродить, чтобы отдышаться и просто прийти в себя. Никто не был удивлён случившимся – когда приходится жить рядом с пьянью, и не к такому привыкнешь. То ли ещё будет…

Уже светало, было прохладно, но не так чтобы очень.

– Людок, а ты чего в одном халате-то? – вдруг спросил её отец. – Простудишься же. Меня вон как замотали, ещё и одеяло сверху накрутили, а сама в одном халатике. Не май же месяц на дворе.

– Мне вообще жарко. Пока по этажам бегали, пока выносили самое ценное, так я и пальто скинула где-то в прихожей… Кажется, даже не в нашей…

– Вот, ещё пальто пропадёт, – заворчал отец в одеяло и задремал.

– Не пропадёт, батя! Кому оно надо? Его даром никто не возьмёт.

И всё же она простудилась. Слегла на следующий день с высокой температурой. Пролежала целую неделю дома в каком-то забытье. Мерещилось, что её приходили навещать то говорящий стихами мужчина, то капитан Гарбузов, то красавец с длинным, как у художника Пикассо, именем Абдулл ибн Саллах аль Рашид и т. д. и т. п..

Людмила, как только приходила в себя, сразу спрашивала родителей:

– Ко мне никто не приходил?

– Тебе с работы звонили, – отвечала мама. – Они там без тебя совсем замотались, а Нонна уволилась. Перешла в какую-то коммерческую клинику работать.

– Нонна? Нонна… А шейх ко мне не заходил?

– Какой ещё шейх?! – пугались родители.

– А капитан Гарбузов?

– Какой такой капитан? Никто не заходил… Ах, она опять бредит, надо врача вызывать.

Но через неделю сознание прояснилось и дела пошли на поправку. Она уже собиралась выходить на работу, как к ним домой пришёл сдержанно-вежливый человек и передал Людмиле приглашение на местное телевидение для участия в вечернем ток-шоу.

– Вы ничего не перепутали? – вертела она в руках красивое приглашение. – Меня ли приглашают?

– Вас! – суетливо заверил нежданный визитёр. – Обязательно приходите. Придёте?

– Я же обычная медсестра. Чего мне на ток-шоу делать?

– Именно для Вас и будет это ток-шоу. Так придёте? Мне надо точно знать.

– Люся, соглашайся, – стали уговаривать уже и родители. – Может быть, денег дадут за участие?

– Обязательно, – подтвердил человек с телевидения.

– Да с какого счастья? – недоумевала Люда.

– Может, эта передача будет про повышение зарплат младшему медперсоналу?

– Именно про это, – кивнул человек с ТВ. – Придёте? Вы меня очень подведёте, если откажетесь. Телевидение – это же очень серьёзное дело: каждая секунда экранного времени, каждый человек в кадре на строгом учёте.

Людмила не любила подводить людей, занимающихся серьёзным делом, поэтому согласилась. К вечеру она оделась во всё новое, что в шкафу наскребла, и поехала по указанному в приглашении адресу.

– Я думаю, всё-таки это какая-то ошибка, – сказала она перед уходом родителям, оживлённым тем, что их дочка идёт ни куда-нибудь, а на съёмку телевизионного ток-шоу.

– Ты паспорт, паспорт не забудь! И, главное, уточни, когда эту передачу по телику будут показывать, – напутствовал её отец. – Соседям скажем и сами посмотрим. Ну, доча, с богом. Долго там не засиживайся, требуй, чтоб до дома назад довезли.

– Ага, размечтался, – смеялась мама. – Как же, довезут сейчас, держи карман шире.

Людмила долго добиралась до места проведения этого загадочного шоу. Её пропустили на входе, потом водили по каким-то коридорам, провели в комнатку, где уже были люди – в основном, женщины разных возрастов. Им объяснили, как надо вести себя во время записи шоу, и даже сказали, что за неисполнение сих предписаний может грозить какое-то взыскание. Хотя ничего сверхъестественного в них не было: не пользоваться телефоном, не ругаться, не драться, не ломать ничего в студии. Потом всех разделили по группам, каждому участнику присвоили своеобразное название и номер для учёта и порядка выхода. Людмилу назвали почему-то «Нонсенс Номер Два». И снова развели по разным комнаткам, где гримёры легко и быстро кого-то припудривали, кого-то подрумянивали или спешно причёсывали.

– Ах, какие мы бледные! – склонилась над Людмилой гримёрша. – А чего же мы так похудели?

– Откуда Вы знаете? – несколько удивилась Люда, а потом решила, что работники телевидения видят людей насквозь. – Я же болела целую неделю.

– Альберт Карабасович, Нонсенс Номер Два очень уж бледна, – обратилась гримёрша к какому-то маленькому и худенькому мужчине в кожаных штанах и с россыпью серёжек в одном ухе. – Подрумянить?

– Ни в коем случае! – оторвался он от беседы с другими гримёрами, быстро подошёл к креслу, где перед зеркалом сидела Людмила, нагнулся, внимательно вгляделся в её отражение и таинственно произнёс: – Так даже круче будет. Харя-рожа, что надо.