Тебе держать ответ - Юлия Остапенко

— Возмутительно! — заявила леди Эмма Фосиган и обвиняюще ткнула костлявым пальцем в оконный проём, будто надеялась издали поразить карающим перстом бесстыжую девку. — А подол, на подол поглядите! Чуть только щиколотки не видно! И как задрала! Вот дрянь, вот мерзавка… И кто это рядом с ней?

— Это Керк Престон, тётушка. Мой кузен, он недавно приехал вместе с сестрой, она рядом, видите?.. Я вам говорила…

— Это которая? Блондинка?

— Нет, брюнетка в красном.

— А! Та, у которой сиськи из корсета вот-вот вывалятся? Хороши у тебя родственнички, Тереза.

— Иных боги не дали, — скромно сказала леди Престон, продёргивая нить, и сидевшие за шитьём женщины переглянулись, пряча улыбки. Нрав и манеры леди Эммы, тётки Грегора Фосигана, были всем превосходно известны, равно как и то печальное обстоятельство, что семь десятков прожитых лет ничуть не укротили её и не смягчили. После смерти леди Кристены, второй и последней супруги лорда Грегора, леди Эмма стала хозяйкой Сотелсхеймского замка — а точнее, делила эту обязанность с внучатой племянницей, которую люто ненавидела и поносила при любом удобном случае. От кухонных войн Сотелсхеймский замок спасало лишь то, что Лизабет в силу возраста и темперамента большую часть времени проводила в балах, верховых прогулках, выездах на охоту и постельных приключениях, а леди Эмма, в силу тех же причин, предпочитала сады, парки и покои для рукоделия, где собирала вокруг себя то, что считала цветом клана Фосиган. Стоит ли говорить, что Лизабет никогда не удостаивалась чести быть приглашённой на эти чинные мероприятия, за что платила двоюродной бабке неустанным и подчас довольно остроумным злословием. Молодёжь, понятное дело, собиралась вокруг Лизабет, клановые же матроны проводили с леди Эммой долгие часы за шитьём; то и другое, впрочем, в равной степени способствовало мирной жизни в Сотелсхейме.

— Дрянь, паршивка, змея подколодная… — привычно пробормотала леди Эмма и вдруг, прищурив вовсе не столь подслеповатые, как принято было считать, и некогда очень красивые глаза, подалась вперёд, едва не высовывая обвязанную покрывалом голову в окно. — Гилас, помилуй! Магда, деточка, там твой муж!

Магдалена подняла голову от вышивания — впервые за последний час, с той самой минуты, как вошла в комнату, приложилась к сухощавой ручке леди Эммы и заняла свой привычный угол в стороне от остальных женщин. Сегодня компания у хозяйки Сотелсхейма подобралась малочисленная — в хорошую погоду каждая старалась изыскать предлог и отговориться от скучных и старомодных посиделок под бдительным надзором деспотичной старухи. Перечить ей открыто не смели: живущий в Сотелсхейме был волен выбирать, к какой из фосиганских мегер — старой или молодой — идти на поклон, но пренебрегать обеими он не мог.

Впрочем, и этого выбора у Магдалены тоже не было. Сестра ненавидела её — всё сильнее с каждым годом, и особенно с тех пор, как Магда вышла замуж. Они редко встречались и ещё реже разговаривали, и не то чтобы Магда по этому поводу особо печалилась. Никто не напоминал ей о её незаконном происхождении так часто и охотно, как Лизабет со своими подпевалами; никто так настойчиво не делал вид, будто её происхождение не имеет значения, как леди Эмма и её женщины. Более того — нежная любовь к ней леди Эммы распространялась и на её мужа. Магда не переставала дивиться этому, но лишних вопросов не задавала. Они принимали её — большего она не вправе была требовать ни от них, ни от кого бы то ни было.

Потому она посещала эти скучные вечера у леди Эммы — в последнее время всё охотнее посещала, — зная, что проведёт три или четыре часа, тупо тыкая иглой в полотно и слушая ленивое сплетничанье женщин, изредка перемежаемое бранью дражайшей тётушки. Справедливо говоря, ни одной из своих приближённых леди Эмма тёткой не приходилась, но велела звать себя именно так — ей это нравилось.

Поэтому Магда, услышав своё имя, подняла голову от шитья и сказала:

— В самом деле, тётушка?

— Иди и глянь сама! — потребовала та, и Магда подчинилась.

Леди Эмма не любила излишеств, и комната для рукоделия была узким и тесным помещением; проходя к окну из своего угла, Магда то и дело задевала подолом юбки сидящих дам. Здесь были леди Диана Милтон, леди Ада Коулл, леди Сабрина Дрейк, две юные дочери лорда Пителри — и, конечно, Тереза Престон, тётушкина любимица, единственная, никогда не смущавшаяся от потоков брани старой леди. Тереза глянула на Магду украдкой, когда та поравнялась с леди Эммой, и бросила взгляд за окно — туда, куда указывал негодующий перст леди Эммы.

— Гляди! Стоит и болтает с ней как ни в чём не бывало!

— Да, — сказала Магда. — В самом деле.

— Ты бы сказала ему, чтоб держался от неё подальше. Я уж вовсе молчу о том, что само его общение с этой шлюхой оскорбляет твоё достоинство. Но знает ли он, что она давеча при всех обзывала его смердом и клялась покоя не знать, пока не увидит его вздёрнутым на крепостной стене?!

— Это она злится из-за своего Бристансона, — вставила леди Коулл, выдавая подозрительную осведомлённость.

— Ха! Ещё бы ей не злиться! Но коль уж позволила отцу выдать себя за непроходимого дурака — что ж теперь, кому жаловаться? Я с самого начала говорила Грегору, что этот Сальдо Бристансон олух, каких поискать. Неуклюжий невежда, увалень и хам, не способный не только вести себя достойно, но и постоять за себя, когда доходит до драки. Если хочешь знать моё мнение, Магда, милочка, так твой Эдвард совершенно заслуженно его отделал. У меня ни малейших сомнений нет, что дуэль была честной — да и ни у кого их нет, кроме этой кичливой дуры!

Женщины кивали, втыкали иголки в полотно, снова кивали, вертели пяльцы, обрывали нитку, снова кивали — все они слышали эту речь неоднократно с того памятного дня, когда Сальдо Бристансона принесли домой с разрубленным лицом, а Лизабет Фосиган объявила войну мужу Магдалены. Большинство, по правде, недоумевало, отчего это произошло только теперь? Ни для кого не была секретом нежная привязанность дочерей лорда Грегора друг к другу — так отчего бы Лизабет не возненавидеть Магдалениного Эдварда заодно с нею? Могло, впрочем, быть и иное — некоторые поговаривали, что Лизабет оказалась хитрее и придумала лучший способ напакостить нелюбимой сестре…

Магдалена не слушала этих сплетен. И прежде, а теперь и подавно. Ей было довольно того, что видели её глаза.

Её глаза видели Лизабет в фетровой шляпе с вуалью, верхом, и Эда у её стремени. Его голова была непокрыта, и волосы, выбивавшиеся из его короткой косы, трепал ветер. Ветрено было сегодня вечером.