Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров

Видимо из-за этой, вполне объяснимой с научной точки зрения, тяги к человеческому общению, местный бакенщик и повернул свою лодку к стрелке Туры и Пышмы, где на зеленом мысочке весело краснела палатка, дымился костерок и над ним на перекладине чернел видавший виды рыбацкий чайник. Навстречу причалившей лодке немедленно вылетел из кустов белый колобок-Тузик и залился отчаянным лаем. Из тени палатки его неохотно поддержал басовитый Бурька. На поднятый ими шум, я вышел с другой стороны мыса, где в чистых водах Пышмы пытался ловить мальков марлевым сачком. Нельзя сказать, чтобы я не обрадовался гостю: одному, без Владимира мне было, прямо сказать, скучновато. И, хотя с бакенщиком мы прежде никогда не знакомились, пригласил его побаловаться особенным чайком, которого я и сам не пивал ни до, ни после этого года. Заварку, в виде прессованной, как древесно стружечная плита и размером немного меньше надгробной, с тисненой арабской вязью на поверхности мы подглядели в упоминавшемся уже магазинчике. В ответ на нашу просьбу, продавщица заинтересованно и, как мне показалось, сочувственно посмотрела на нас, а потом ушла в подсобку, пошептаться с напарницей, которая несколько раз с интересом посмотрела на нас из-за занавески. Наконец, нам вынесли из подсобки другую, такую же чайную плитку. «Она не запылилась и мухами не засижена», — смущенно пояснила продавщица. Первая попытка отщипнуть от плиты кусочек для заварки окончилась ничем: плита не поддавалась. Попробовали отколоть топориком — он отскочил, оставив небольшую зарубку и, кажется, высек искры. Тогда Владимир извлек из недр лодочного багажника небольшую ножовку по металлу, перед которой плита не устояла. Так мы и поступали в дальнейшем: отпиливали заварку кубиками, предварительно размачивали и уж потом заваривали прямо в чайнике. Чай оказался черно-зеленым, терпким, ароматным и с необычайно большим содержанием танина, кофеина, теобромина и всяких прочих «-инов», но очень вкусный и бодрящий. Отведать этого чая я и пригласил бакенщика. К чаю у меня еще кое-что было и я не пожалел — выставил на расстеленный брезент.

«Иосиф Шаров, — представился бакенщик, — контрольный объезд участка. Вы, ребята, если рыбу ловите, сети за бакена и вешки не цепляйте — они не для того поставлены. К тому же их ночью самоходка на винт намотать может или волокушей зацепить. «Пришлось убеждать Иосифа, что сетями мы не балуемся и ловим не для прокорма, а ради отдыха и удовольствия, в основном, крючками. От этой информации Шаров просветлел, смягчился и принял приглашение присесть к угощению. Возраста он был неопределенного, примерно того, когда десяток лет в ту или другую сторону уже ничего не значат и количества морщин не убавляют и не прибавляют. Но, будучи человеком физического труда, да еще и флотским, держался бодро и с запасом прочности. Такие долго не старятся. Я замечал, что пенсионеры речфлота, как правило, сохраняют работоспособность на долгие годы после ухода на пенсию. Что тому причиной: размеренная спокойная жизнь и отсутствие стрессов или постоянное воздействие речного озона — не знаю. Возможно, что все вместе. От предложенной стопки Шаров не отказался, но уху есть не стал: рыба и на своем столе постоянно и надоела. Закусив колбаской, он скинул брезентовую куртку-штормовку и разрешил называть себя просто Осипом. «Так привычнее, — пояснил он. — Я еще посижу немного», — продолжил он, словно извиняясь. Видно было, что поговорить старику хочется, да нечасто собеседник находится, которому открыться можно и который слушать умеет и сказанное не разгласит. Вагонный синдром тем и объясняется, что собеседникам спешить некуда, встреча случайная — можно и пооткровенничать, а вышли каждый на своей станции и все забылось, как умерло. Деревенским слушать Осипа недосуг, да они и так знают о нем все, что считают важным и полезным: сколько соток огород, сколько свиней, какого цвета корова и когда бакенщик приплывает с пикета со свежей рыбой. А больше знать о нем не считается нужным. Даже отчество старика вряд ли кто вспомнит: все Осип да Осип. А зачем ему отчество — меж деревенскими и так ладно. Но я человек не деревенский, к тому же вдвое моложе и называть ветерана только по имени не осмелился. А потому поинтересовался отчеством.

«Павлович, — отвечал бакенщик, видимо, довольный уважительным вниманием к своей персоне, — Иосиф Павлович Шаров, потомственный водник и судоводитель. Весь наш род по отцовской и материнской линии из плавсостава. Шаровых весь бассейн знал, от Черлака до Гыды и от Тюмени до Новониколаевска, Новосибирска — по-нынешнему. Из северодвинских поморов мы. Переселились в Сибирь когда — и не упомню, но только давно. Предки мои умели и лодьи ладить и водить их по рекам и даже по Обской губе. Шар — пролив по-поморскому». Я припомнил на карте области проливы Югорский шар и Маточкин шар и сказал об этом бакенщику. «Правильно, — подтвердил он. — Есть такой пролив. Говорят, в старину неловкий кормщик в нем маточку, компас по-современному, утопил и с тех пор пролив зовется «Маточкин». А наша фамилия от имени какого шара пошла — не знаю. Одно точно, что в Сибирь пришли поморы уже Шаровы. Жили они сначала в Обдорске, а уж потом, когда парусный ход отмирать стал, и пошли пароходы, на Иртыш переселились. Стали на пароходах плавать и жить в навигацию. Раньше ведь как было: нанимает хозяин парохода команду на сезон. А у всех семьи, которые не бросить. Поэтому члены команд свои семьи с собой на пароход брали. Так и плавали: мужья — штурмана, рулевые, машинисты, механики, а жены — матросы, масленщики, повара, прачки, а зачастую даже и кочегары. И ребятишки при них, с детства флотскую науку постигают. Я и родился, и рос, и жену себе нашел на пароходе. Тоже из флотской семьи. Да-а. Река — она и мать родна, и поилица, и кормилица. Ты к ней с добром, и она тебе тем же отплатит. Ты к ней со злом — и она тебе отомстит жестоко. Река как человек — родится, живет и умереть может. Каждый день она меняется: то вздуется, то обмелеет, то берег подмоет, то перекат намоет, то нахмурится, то зажурчит ласково, словом — живет. Наша тоже пока еще живет, но очень больна. Ее бы полечить, почистить немного. Какой бы рыбой она всем отплатила! Да кто об этом думает? Помню, ночью, при исправных путевых знаках, по собственному разгильдяйству, крепко села на отмель самоходка рыбфлота «Большаков», подергалась-подергалась, видит