Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый вспомнил, как во время его срочной службы в Совгавани их водолазному боту пришлось принимать участие в подъеме затонувшей еще в войну баржи, груженой марочным коньяком. Старшина бота заметил, что водолаз первого класса Иващенко с грунта возвращается вроде как бы нетрезвым. Вещь, казалось бы, невозможная: перед спуском обязательный медосмотр, а трехболтовый водолазный скафандр — не легководолазная маска, мундштук изо рта не выплюнешь и из горлышка не хлебнешь. Тем не менее, факт остается фактом: опускают Иващенко трезвого, а поднимают едва тепленького. Чудеса подводные, да и только. Уже когда баржу разгружать закончили, сознался сам Иващенко: обнаружил он внутри баржи воздушный пузырь, всплыл в нем, открутил в шлеме передний смотровой иллюминатор, отбил у бутылки горлышко, принял на грудь, завинтил иллюминатор и дернул сигнальный конец, чтобы поднимали. Пока шел подъем — успел окосеть. И так всякий раз, на удивление старшине.
Второй припомнил другую жуткую историю уже из местной водолазной практики случившуюся с ним самим два года назад. Затонули ночью на Оби сразу две баржонки-«колхозницы». Два друга — капитана счалили свои суденышки бортами, зажгли ходовые огни и шли под двумя движками и одним рулевым на вахте — так быстрее. В тумане их не заметил и подмял под себя огромный сухогруз типа «Беломорский». Дело для моряков обычное и нечего всякой мелкоте в ночном тумане болтаться. Тем не менее место столкновения отметили и вызвали водолазов для обследования. Выяснилось, что одна из «колхозниц» оказалась «Сменой», на которой капитаном ходил Владимир, муж Надюшки — медички Самаровской спасательной станции. «Представляешь, — рассказывал водолаз, — смотрю я сквозь стекла рубки, а в ней за штурвалом качается Володька, в тельняшке, форменной фуражке, трубка в зубах и борода на течении колышется. Труп качается и смотрит мне прямо в глаза. Качается и смотрит».
Досказать он не успел: с резким стуком за спиной водолаза распахнулась дверь. В ее темном проеме возникла фигура в тельняшке, капитанской фуражке и с трубкой в стучащих от озноба зубах. С бороды капала вода, а круглые очки уставились прямо на опешивших от неожиданности водолазов. «Владимир, ты откуда?» — только и смог произнести один из них. «Из Иртыша», — сквозь стук зубов отвечал пришелец и показал назад себя, на черную поверхность ночной реки. «Ты же утонул?» — не поверил водолаз. «Нет, я выплыл, но замерзаю, пустите погреться». — «Держи», — не пожалел своей порции спирта понятливый спасатель, и протянул кружку. Романов осушил ее залпом и, едва не задохнувшись от неожиданной крепости напитка, стал искать глазами чем бы запить. Решив, что в другой кружке должна быть вода, он осушил ее и ошибся. После этого поступка в глазах у него поплыло, и Романов плавно осел на коврик тут же, где и стоял. Добродушные и понятливые водолазы укрыли его спасательными жилетами, еще раз подивились его сходству с бывшим мужем медички и оставили отсыпаться до утра. А в вахтенный журнал внесли запись, что оказали помощь утопающему, спасли его от переохлаждения организма спиртовым компрессом и оставили в помещении до утра, для выяснения личности. После чего вернулись к чаепитию.
Очнулся Романов на кушетке, от ощущения, что его переворачивают на живот нежные руки, и кто-то приговаривает при этом: «Спокойно, больной, сейчас мы вам сделаем укольчик». — «Где я? И почему мне плохо?» — простонал Романов, открывая глаза. «Пока в медпункте спасательной станции, но до конца дня вас переведут в стационар для лечения воспаления легких», — объяснила фельдшерица. «А здесь мне нельзя остаться?» — расхныкался Романов. «Что — понравилось?» — рассмеялась Надежда. «Понравилась, — подтвердил Романов. — Но если вы меня навещать будете, согласен и на стационар». — «Можно подумать. — пообещала медсестра. — В этом сезоне у меня спасенных и больных не густо». И метавшемуся в жару Владимиру почему-то стало совершенно ясно, что в Самарово он теперь крепко задержится и осядет надолго.
Уже в легочном отделении окружной больницы его навестил Колонтаец. «До свидания, братишка, — прощался он с Владимиром. — Я свой катер сдал, со всеми делами расчитался, теперь снова свободен. Думаю опять на работу устраиваться. Старых знакомых по экспедиции здесь встретил, они трассу на Шайтанку прорубают, зовут меня к себе — шофером на лесовоз, зарплату и общежитие обещают хорошее. Отказываться резона нет: сам знаешь, деваться мне некуда. Уезжаю. А ты выздоравливай». — «Да и мне тоже — некуда. Ну, прощай покуда, — пожал ему руку Романов, — может, еще увидимся». — «Не без этого», — подтвердил Миронов и вышел. Романов смотрел из запотевшего окна, как он одиноко уходит по припорошенной снегом дорожке. В аллее навстречу ему попалась фельдшерица спасательной станции — Надежда. Поравнявшись с Мироновым, она равнодушно кивнула ему и торопливо прошла мимо, в сторону пульмонологического корпуса.
И тогда Романов вдруг сразу вспомнил, что с утра задумал побриться и засуетился в поисках бритвы и зеркала.
Конец третьей книги.
2012 г.
